Я прочитал название. Обычно она берет для меня что-нибудь с Лесли Нильсеном .
— «Кундун»?
— Это история Далай Ламы — мистер Хендерсон сказал, что фильм хороший.
— Отлично, доча. Где попкорн? — Я был страшно тронут, что она подумала обо мне, и в любой другой день посмотрел бы фильм с удовольствием, но сегодня после церемонии и встречи с Барбарой мне почему-то совсем не хотелось смотреть что-то про буддизм.
Я уселся на диван. Энн Мари достала кассету из коробки и вставила в магнитофон.
— Но, пап, если фильм фиговый, я еще вот что взяла — «Голый пистолет 3 1/3». — Она принялась проматывать рекламу.
— Лиз, потрясно выглядишь.
— Спасибо.
— Проходи скорей, а то просквозит.
Я вошла в прихожую. Никки дотянулась рукой до моего уха.
— Классные серьги. Первый раз тебя такой вижу.
— Ну, мы же видимся только на работе. Мне кажется, подобный прикид наш старик Андерсон вряд ли одобрит.
— Не знаю - а может, зарплату повысит?
— Да уж, когда рак на горе свистнет.
Мы прошли в гостиную, и Никки села на диван.
— Что будешь пить?
— Джин с тоником, если можно.
Я села на диван, а Никки приготовила напитки. У нее дома я была в первый раз, и я удивлялась, до чего тут все по-девчачьи. Вот не знала, что ей нравятся вышитые подушечки и обои в цветочек.
Она протянула мне пачку «Бэнсон-энд-Хэджес».
— Будешь?
Какой-то миг я помедлила в нерешительности — я не курила с Нового года. Но ладно, черт с ним – первый раз выхожу в свет одна.
— Спасибо. — Я затянулась. — Ну что, рассказывай, куда мы идем.
— Рассказывать особенно нечего. Идем к другу моего брата. Я его толком не знаю. Мне кажется, Дерек просто меня пожалел – он знает, что я порвала с Мэттом.
— Мы с ними сначала встречаемся или сразу на вечеринку?
— Как хочешь. Они встречаются в кафе «Джинтис», но меня туда не тянет. Может, сначала двинем в «Кюль-де-Сак», а оттуда – в гости? Ты как?
— Я непротив. Давно не ходила по барам – мы с Тришей и Джоном, или с Энжи и Полом, все как-то ходим туда, где кормят.
— Значит, гуляем!
— Гуляем. Если честно, я даже жду этого вечера.
— Ну, бзынь.
— Итак, мы пьем …
— За сильных женщин!
Он даже не в моем вкусе. Невысокий, худой, темноволосый. Не знаю, как так вышло, но мы оказались рядом на одном диване и принялись болтать. Как обычно – кто чей знакомый, у кого какие дела, и, в конце концов, я рассказала ему про Джимми и Энн Мари.
— Боже, ты, наверно, лет в десять ее родила.
— Ну уж нет.
— Не могу поверить, что у тебя уже дочь двенадцати лет.
— И тем не менее. А ты чем занимаешься?
— Учусь. Пишу диссертацию.
— Ну, для студента ты староват – не обижайся только.
— Мне двадцать шесть… и я намерен пробыть студентом как можно дольше.
— Ну, почему бы не пожить за чужой счет. Мы тут горбатимся, платим налоги, зато вам есть на что пить и колоться.
— Именно. Хотя я тоже горбачусь. В «Исландии» работаю.
— Далековато – не разорительно туда-сюда мотаться?
— Да я на оленях.
— И как тебе, нравится?
— В «Исландии»? Шутишь?
— Нет, я про учебу.
— Временами. Бывает, страшно увлекаюсь, а бывает, вообще не понимаю, зачем мне это нужно. Думаю: учу бред какой-то.
— Если долго думать, многое бредом покажется.
— Ты никогда не хотела пойти на философский?
Он слегка придвинулся ко мне, чтобы еще кто-то сел на диван, и я уловила запах его лосьона. Сладкий, с ноткой ванили.
— А тебе как, Лиз? Работа нравится?
— Да, пожалуй. Я в этой конторе уже давно, и многое делаю просто на автомате – а там, на самом деле, ума и не нужно. Вот утром пришел, и навел на рабочем столе порядок; или составляешь список дел, а потом галочкой отмечаешь то, что выполнил. Отвечаешь на звонки. Почти роль играешь. Я другой человек на работе, на самом деле. Как бы в образе надежной деловой секретарши. Даже говорю по-другому.
— Алло, Мадам Стограмм у аппарата, чем вас порадовать, ребята? — произнес он забавным, писклявым голосом, и осекся. — Прости, не хотел…
— Да ладно.
— Нет, ты же всерьез говорила. Плохая привычка – глумиться над всем подряд… Словом, ты говоришь, что на работе ты как бы в образе. Но, похоже, тебе это нравится.
— Да. А это легко. Дома я как на войне, на мне столько всего висит. Джимми, Энн Мари, по дому куча дел, и маме нездоровится – я каждый вечер ее навещаю. Хорошо быть там, где знаешь, что надо делать и не нужно думать обо всем сразу.
— Значит, ты не переживаешь оттого, что на работе на себя не похожа? А меня как раз поэтому тошнит от «Исландии»: ходишь в униформе, а на кассе тебя даже никто не видит, все несутся куда-то. Родная бабуля не узнает. Хотя это так, подработка - ерунда, в общем. Но я с ума бы сошел, если бы сидел там полный рабочий день.
— Наверно, я об этом в таком ключе и не думала. Быть собой. Быть собой можно очень по-разному… я одна на работе, другая дома, или в магазине, или где угодно.
— Говорю тебе, ты философ. — Тут у него зазвонил телефон. — Извини, тут ничего не слышно, — сказал он и вышел из комнаты.
Через несколько дней я столкнулась с ним на Байерс-Роуд в обеденный перерыв. Еле его узнала: он был в смешной шапочке, натянутой по самые уши – такие теперь носит молодежь.
— Привет! Какими судьбами?
— У меня перерыв — в банк заходила.
— Выпить кофе успеешь?
Я посмотрела на часы:
— Давай, только быстро.
Мы зашли в небольшое кафе в двух шагах от моей работы. Он сел напротив и снял шапочку. Только теперь я могла его толком увидеть - на вечеринке было слишком темно. Волосы кудрявые, довольно длинные – в наши дни молодых людей с такой прической не часто встретишь, все почему-то стригутся страшно коротко. Черты лица тонкие, почти женские. При свете дня он казался моложе.
— Я тут в первый раз, — сказал он, оглядываясь. — А думал, что знаю все кафе от Мэрихилла до Торнвуда.
— Я тут иногда обедаю. В это время в других местах народу битком, столика свободного не найдешь. Сегодня работаешь?
— Сидел в библиотеке. Посижу потом еще пару часиков, а в четыре у меня смена в «Исландии».
Принесли напитки, и я глотнула кофе из чашки – мне было немного не по себе. На вечеринке мы болтали, как старые знакомые, но почему-то теперь, в этом строгом костюме, я ощущала себя неловко.
Он сделал большой глоток из своей чашки с горячим шоколадом.
— Как тебе вечеринка?
— Ничего. Никки потом ушла с каким-то парнем, и мне стало капельку скучно, я почти никого толком не знала, так что в полпервого вызвала такси и поехала домой.
— А я раньше ушел - сразу, как мы поговорили. Никки твоя подруга?
— Наверно. Она у нас работает уже несколько месяцев, но мы как-то стали общаться совсем недавно. Она незадолго до Рождества рассталась со своим парнем, и я тоже сама по себе, так что…
— Встретились два одиночества.
— Да, хорошо, когда есть компания. Мы с Джимми уже столько вместе, что…
— К этому привыкаешь.
— Вот-вот.
— Значит, теперь ты на вечеринки ходок?
— Честно сказать, не знаю. Раньше я очень все это любила – нарядиться, пойти куда-нибудь. Обожала танцевать. Но я так давно уже не бывала одна, что даже не знаю. Понимаешь? Мы вот об этом говорили тогда – о том, кто ты есть. Я знаю, кто я на работе, с Энн Мари, и с мамой… Но Джимми ушел, и…
Я осеклась. Поняла, что разоткровенничалась – с человеком, которого толком не знала.
— Думаешь, вы помиритесь?
— Кто его знает? Я больше об этом не думаю. Меньше, чем год назад, мне казалось, что у меня вся жизнь расписана, что я знаю, куда иду. А теперь может случиться что угодно.
— Ух ты.
— Ужас.
— Как раз от этого дух захватывает.
Я глянула на часы:
— Убегаю… уже опоздала. — Я положила на стол два фунта. — И опять спасибо за разговор.
Он взял монетки со стола и положил мне на ладонь:
— Я же пригласил.
— Спасибо.
— В другой раз угостишь меня.
— Да, если как-нибудь снова увидимся.
— Давай на следующей неделе в это же время? Здесь же?
— Хорошо, давай.
— Значит, до четверга.
— Ладно, пока.
Полчаса спустя я сидела за рабочим столом, листала документы, и вдруг расплылась в улыбке. Он пригласил меня на кофе. Не сказать, что на свидание - но должно быть, ему захотелось со мной пообщаться. Должно быть, я ему понравилась - такому молоденькому студенту-философу.
Вечером Энн Мари хотела пройтись со мной по магазинам. Мы с ней встретились после работы, сели на метро и поехали в центр. Ей очень понравилась одна кофточка из «Гэпа», но она не могла выбрать цвет. И вот мы стоим перед зеркалом - она в розовой, я натянула голубую, и мы обе глядим на себя: дочь почти с меня ростом, и так похожа на Джимми, волосы такие же светлые, и глаза точь-в-точь, как у отца. И не знаю, то ли от того, что она так выросла, или потому что моего в ней ничего я не увидела, я вдруг ощутила, что вот-вот разревусь. Я отвернулась и начала стягивать кофточку, но Энн Мари заметила, что я плачу.
