Миссис Уоддингтон сглотнула. На минуту показалось: в ее глазах снова появится хорошо знакомое всем выражение воинственной рыбы, – но нет! Дух ее был сломлен. Она перестала быть прежней. Утратила былую форму.
– Да… да… То есть… Ну да, – просипела она.
– Итак, вы зашли к мистеру Финчу сообщить ему это? Не с какой-то иной целью?
– Да, ни с какой иной… с этой то есть…
– В общем, вы хотели разыскать будущего зятя и заключить в материнские объятия. Я прав?
Пауза затянулась так надолго, а взгляд, брошенный на Джорджа, был так выразителен, что Джордж, и всегда тонко чувствующий, невольно призадумался: а уж не пренебрег ли он долгом мужчины и гражданина, не съездив ей по носу?
Наконец она выговорила:
– Правы…
– Вот и отлично! – подытожил Хамилтон. – Так что сами видите, Гарроуэй, причины пребывания миссис Уоддингтон в квартире достойны всяческого восхищения.
– А зачем она швырнула мне перцем в лицо?
– Верно, Гарроуэй, – покивал Хамилтон, – поступок не совсем безобидный. Вы имеете полное право возмущаться и даже подать судебный иск за оскорбление действием. Но миссис Уоддингтон – дама разумная, и, несомненно, пожелает уладить это маленькое недоразумение способом, приемлемым для всех сторон.
– Я заплачу! – закричала разумная дама. – Любые деньги!
– Эй! Эй!
То раздался голос Уоддингтона. Он стоял, властный и сильный, сигара его потухла, и он воинственно жевал ее.
– Тэк, тэк-с! – сказал он. – Если речь идет о взятке, дать ее должен, как глава семьи, я. Загляните ко мне завтра, Галлахер, туда, в Хэмстед, и мы все обсудим. Вы убедитесь, что я очень щедр. Мы, ковбои с Запада…
– Грандиозно! – заключил Хамилтон Бимиш. – Итак, все счастливо уладилось!
На частичке Гарроуэева лица, открытой для обозрения, отразились сомнение и неудовольствие.
– А как же насчет этого вот гуся? – показал он на Джорджа.
– Этого индивидуума, – поправил Бимиш. – А что с ним, Гарроуэй?
– Он же мне в глаз врезал!
– Несомненно, в порыве безудержного веселья. Где это произошло?
– Внизу, в «Лиловом цыпленке».
– A-а! Знай вы этот ресторанчик получше, вы бы поняли: там такие происшествия – так, мелочи повседневной жизни. Гарроуэй, вы должны об этом позабыть.
– Что ж, и врезать ему нельзя?
– То есть ударить? Нет, не стоит. Я не могу допустить, чтобы вы обижали Финча. Он завтра женится.
– Но…
– Гарроуэй, – спокойно и повелительно перебил Хамилтон, – мистер Финч – мой друг.
– Хорошо, мистер Бимиш, – безропотно отозвался полисмен.
– Сигсби, – тормошила мужа за рукав миссис Уоддингтон.
– Да, что?
– Сигсби, дорогой, я умираю с голоду. У меня весь день во рту маковой росинки не было! А тут есть такой чудесный супчик…
– Сейчас пойдем. – Сигсби повернулся к Джорджу. – Ты идешь?
– Я хотел повести Молли куда-нибудь.
– Нет-нет, Джордж! Пойдемте с нами! – чарующим голосом пригласила миссис Уоддингтон и подошла к нему поближе. – Джордж, а ты правда ударил полисмена в глаз?
– Да.
– Расскажи-ка мне поподробнее.
– Он, видите ли, пытался меня арестовать. А я набросил скатерть ему на голову, а потом стукнул как следует по физиономии. Он и отстал.
Глаза миссис Уоддингтон заблестели. Она взяла его под руку.
– Джордж! Я судила о тебе неправильно! Лучшего мужа для Молли я и желать не могу!
Хамилтон стоял в лунном свете, поднимая и опуская гантели. Потренировавшись с гантелями, он перешел к простым упражнениям для укрепления мышц: раздвинул ноги дюймов на шесть, слегка вывернул носки и положил ладони на бедра большими пальцами назад. Потом наклонился вперед от плеча – не от бедер. Втянул живот и, держа его втянутым, наклонился налево, напрягая мускулы левого бока. Ноги он держал прямо, выпрямив колени. Затем проделал то же для правой стороны и повторил упражнение двадцать раз: десять – для правой, десять – для левой. Выполнял он их, как и положено, медленно, без рывков.
– A-а! – выдохнул он расслабляясь. – Прекрасная тренировка для мышц. Превращает их в живой пояс. Вы, Гарроуэй, тренируете мышцы?
– Да вроде нет, – покачал головой полисмен. – А мышек я видел. Их в Бронксе много.
Хамилтон взглянул на него озабоченно.
– Гарроуэй, что-то вы рассеянны. Слышите совсем не то.
– Бывает, знаете, бывает, – горько отозвался полисмен. – Когда тебе швырнут перца в лицо, закутают голову в скатерть, а потом еще и стукнут в глаз… Тут уж не захочешь – станешь рассеянным, а к тому же, когда я уже решил, что зацапал…
– Арестовал.
– Да, арестовал этих… индивидуумов, и вдруг выясняется, что они – ваши друзья. Пришлось отпустить всех подчистую. Вот что мне тяжело, мистер Бимиш.
Хамилтон похлопал его по плечу.
– Каждому поэту, Гарроуэй, положено познать страдания, прежде чем изливаться в стихах о смысле жизни. Возьмите хоть Китса! Или Чаттертона! Наступит день, и вы преисполнитесь благодарности за сегодняшние события. Страдания выкуют из вас поэта. А кроме того, вспомните-ка о деньгах, которые получите от Уоддингтона.
– Сейчас мне бы хлебнуть чего, да похолоднее…
– Мистер Гарроуэй!
Полисмен оглянулся. В окне стояла Молли.
– Мистер Гарроуэй. Случилась такая странность. Джордж наткнулся в шкафу на две большущие бутылки шампанского. Он прямо не представляет, откуда они там взялись! Знаете что? Осмотрите их. Проверьте, качественное ли вино.
Тучка, омрачавшая лицо полисмена, растаяла словно по волшебству. Медленно высунулся изо рта язык и алчно облизал пересохшие губы. Глаз, оставшийся на виду, загорелся блеском, неведомым доныне ни на суше, ни на море.
– Пойдете со мной, мистер Бимиш? – спросил он.
– И даже опережу вас!
Городок Сен-Рок находился на побережье Франции. Шато «Блиссак» находилось рядом с Сен-Роком. А Дж. Веллингтон Гедж находился рядом с шато «Блиссак», читая на террасе письма.
Предоставь прохожему выбор, кем ему любоваться – Геджем или видом ниже, он выбрал бы вид, и поступил бы правильно, потому что этот пузатенький коротышка сидел единственной кляксой на роскошном ландшафте. Шато стояло на холме, и от его террасы склон резко сбегал вниз многоцветными садами и кустарниками к самому озеру. За озером волнились песчаные дюны, а за дюнами посверкивала гладь гавани, усеянная стоящими на якоре яхтами.
Сам городок притулился слева: беспорядочное скопление красных крыш и белых стен, а в центре гордо вздымался в небо золотой купол здания, благодаря которому местечко и превратилось в популярный летний курорт – казино «Мунисипаль». Бывший всего несколько лет назад захудалой деревушкой, Сен-Рок превратился в Мекку для любого, кому приятно любоваться, как сгребают лопаточкой их деньги грустноглазые крупье.
Гедж не замечал, углубившись в корреспонденцию, расстилавшегося вокруг пейзажа, да и замечать не желал. Он не любил Сен-Рок, а уж нынешним утром городишко и вовсе потерял для него всякую привлекательность – на всех трех полученных письмах были наклеены калифорнийские марки, и содержание их лишь обостряло тоску по родине. С первого дня своей женитьбы, случившейся два года назад, и последующего отъезда в Европу Гедж чахнул в тоске по Калифорнии.
Поэт поведал нам о человеке, чье сердце было в горах, среди оленей. Сердце Геджа пребывало в Глендейле, штат Калифорния, скитаясь между хот-догами и бензоколонками.
Перед этим снедаемым тоской джентльменом возникла стройненькая прехорошенькая девушка, в которой, проморгавшись, он признал Мэдвей, горничную своей жены.
– Мадам желает видеть вас, сэр.
– Э? – удивился Гедж. Он же уже наведывался с утренним визитом к Большому Шефу. – Зачем это?
– Думаю, мадам решила отплыть сегодня на дневном пароходе в Англию.
– Что?! – вздрогнул Гедж.
– Да, сэр.
– А надолго?
– Не могу сказать, сэр.
Информацию по этому пункту Геджу не терпелось получить как можно скорее и достовернее, от этого многое зависело. Обычно Сен-Рок представлялся ему прескучным местечком, но выпадал один день в году, когда городок, поднатужившись, встряхивался и показывал себя во всей красе. Случалось это в день рождения его покровителя, и отмечался этот праздник карнавалом, шумным и разгульным. Празднество Святого Рока предстояло на следующей неделе, и до этой минуты у Геджа не теплилось ни искорки надежды внести и свою лепту в веселье. Но теперь впервые забрезжил лучик: а пожалуй что, и выпадет шанс поучаствовать! И, затолкав письма в карман, он поспешил домой.
Шато любителя старины и эксцентричности восхитило бы: дату его постройки он определил бы как конец XIV – начало XV века. У Геджа же впечатление возникало неизменно одно: строил шато не иначе как косоглазый архитектор. Надо же! Возвести дом из облицовочного камня да еще понатыкать всюду остроконечных башенок. И хотя интерьер модернизировали – во всяком случае, как модернизация представляется французам: провели электрический свет и встроили две ванные комнаты, – но все равно не к таким домам привык Гедж в Глендейле, штат Калифорния.
