— Ничего особенного у нас, конечно, нет, но свежей кукурузы вдоволь. Уж не побрезгайте нашим угощением, — приглашали крестьяне.
— Нет, — ответил командир, — к сожалению, не могу. Спасибо за внимание, но мы должны сейчас же вернуться в город.
— Как же так, товарищ Ма?.. Разбили банду, спасли нас и наши семьи и хотите уйти назад, даже чаю не напившись. Не отпустим! Так нельзя!
Обняв бойцов за плечи, крестьяне тащили их за собой. Те со смехом отбивались.
Наконец Сяо Сян и Лю Шэн растолковали своим людям, что у роты определенное задание и командир не имеет права задерживаться: военные самим себе не принадлежат. Лишь после этого крестьяне отступились.
— Нарвем тогда поскорей кукурузы, груш и орехов да подарим товарищам на дорогу, — предложил Хуа Юн-си.
Все дружно принялись за работу.
— Чье это поле? — спросил Хуа Юн-си.
— Чье бы ни было, рви! Потом возместим хозяину.
Нагруженные кукурузой, дикими грушами и орехами, крестьяне бегом догоняли уходившую роту и наперебой совали подарки за пазуху бойцам.
Солнце уже садилось, когда крестьяне возвращались в свою деревню. На юго-западе плыли красные, огненные облака. Среди побуревшего гаоляна в лучах заходящего солнца поблескивали наконечники пик. Люди оживленно обменивались впечатлениями прошедшего дня. Кто-то затянул песню.
Сяо Сян, который шел во главе отряда, обернулся:
— Где Го Цюань-хай? — вдруг спросил начальник бригады у Хуа Юн-си.
— Не знаю, — ответил тот. — Эй, кто видел председателя Го? Начальник Сяо зовет!
Все заволновались, и отряд остановился. Неужели Го Цюань-хай погиб?
— Кто пойдет на розыски? — спросил начальник.
— Я пойду! — вызвался Сяо Ван.
— Я тоже! — крикнул Лю Шэн.
— И я, — присоединился к ним Хуа Юн-си.
Захватив пятерых бойцов, они повернули назад к деревне Саньцзя. Уже совсем стемнело. Люди разбрелись во все стороны и начали поиски.
Сяо Ван направился к тому месту, откуда Го Цюань-хай вел стрельбу. Вдруг он услышал шорох.
— Кто идет? — спросил Сяо Ван.
— Мы!.. Это товарищ Ван?..
Сяо Ван узнал голоса Го Цюань-хая и сопровождавшего его бойца.
— Нашел! Здесь! Скорее сюда! — закричал Сяо Ван.
Сбежавшиеся люди увидели смельчаков. Первый был ранен в грудь и бедро, у второго была прострелена нога.
— Воды! Воды!.. — стонали раненые.
Но чистой воды поблизости не было.
— Товарищ Ван… — просил Го Цюань-хай, — сделай доброе дело… дай хоть из лужи напиться…
По дороге загромыхала телега.
— Нашли? — крикнул подъехавший Бай Юй-шань.
В телегу настелили просяной соломы, уложили на нее раненых и тронулись в деревню.
Когда отряд входил в южные ворота, там уже ожидала толпа. Люди радовались победе, пели песни, танцевали. Чжан Цзин-сян и другие с воодушевлением били в гонги и барабаны.
Прибежал возчик Сунь.
— Я знал, что бандитам не устоять! — шумел он. — Разве же эти разбойники могут выдержать удар нашего начальника Сяо!
— Почему же ты весь вспотел, когда услыхал выстрелы? — расхохотался Бай Юй-шань.
— Это у меня такой физический недостаток, брат Бай. Я старик, и ноги у меня слабые. Будь в твоих летах, я бы банду не то, что в пятьдесят человек удержал, а и в пятьсот!
— Это само собой разумеется. Кто же усомниться может, — похлопал его по плечу Сяо Сян.
Телефонная линия была уже восстановлена, и начальник бригады доложил уездному комитету о ликвидации банды. Ему передали благодарность и сообщили, что раненого Чжао Юй-линя поместили в больницу, но есть ли какая-нибудь надежда на выздоровление, сказать пока трудно.
— У меня есть еще раненые. Сейчас отправляю в город. Надеюсь, сделаете все, чтобы скорее их вылечить.
Начальник бригады повесил трубку и приказал Бай Юй-шаню отрядить двух человек с винтовками для сопровождения раненых.
В деревне Юаньмаотунь было так весело, будто наступил радостный праздник. С утра загудели гонги, загремели барабаны и завыли трубы.
Первыми на эти звуки прибежали ребятишки, затем подошли взрослые, и школьная площадка мигом заполнилась народом. Чжан Цзин-сян под аккомпанемент гонгов и труб запел и стал приплясывать.
— Соседи! Товарищи! — крикнул он. — Мы срубили самое большое ядовитое дерево — этого проклятого Хань Лао-лю — и уничтожили банду Ханя-седьмого. Надо повеселиться по этому случаю.
— Спой о продавце ниток! — крикнул возчик Сунь, который стоял на своей телеге, держа в руках кнут.
Он ехал в поле жать просо, но, услышав музыку, завернул к школе.
Чжан Цзин-сян, отбивая ритм бамбуковыми кастаньетами, запел:
У реки тебя родили,
Дурачиною взрастили…
Так как Чжан Цзин-сян при этом не только многозначительно посмотрел, но прямо указал пальцем на возчика, все расхохотались.
В дверях показались начальник бригады, Сяо Ван и Лю Шэн. Увидев смущение старика, они попытались скрыть улыбки.
— Глядите-ка на этого мальчишку… — обиженно сказал возчик. — Вырастили такого большого болвана, который и петь-то как следует не умеет, а стариков высмеивает.
Но все продолжали хохотать, и смех был так заразителен, что в конце концов не выдержал и сам возчик.
— Это очень длинная песня. Давай покороче! — крикнул кто-то.
— Спой лучше «Разбитый арбуз», — предложил другой.
Чжан Цзин-сян охотно ударил в барабан и запел:
Дома девушка сидела,
Но шитье ей надоело.
Надо к милому пойти…
Вот чего б ему снести?
Мигом брови насурмила,
Причесалась и купила
Пудру, раков да арбуз…
Ай-яй-яй! Большой арбуз!
Под дождем она бежала —
Поскользнулась и упала.
Огляделась: пудры нет
(На земле лишь белый след!),
Рак за раком прочь бежит,
А арбуз разбит лежит.
Ай-ай-яй! Разбит лежит…
Тут взяла ее досада:
И ни в чем мне нет отрады!
Если вновь к нему пойду —
Черепах двух приведу.
Эти уж не подведут,
Отпущу — не убегут.
Все несчастье от него,
От дружочка моего!..
Раздался смех, послышались аплодисменты. Но некоторые остались недовольны песней:
— Хватит петь эти помещичьи песни!
— Споем новую! Кто хочет?
— Все хотим! Все хотим!
Чжан Цзин-сян прервал пение, переглянулся с Лю Шэном и сказал:
— Ладно! Новую, так новую. Спою песню, которой меня товарищ Лю Шэн выучил, — песню Восьмой армии.
— Пой! Пой! Просим! — раздались возгласы.
Чжан Цзин-сян начал:
Весенний ветер дует в феврале,
Нам председатель Мао шлет привет.
Летит он на воздушном корабле,
За ним войска, которым счета нет!..
Когда Чжан Цзин-сян кончил, возчик Сунь предложил:
— А теперь попросим товарища Лю Шэна. Пусть споет нам какую-нибудь песню из пьесы «Девушка с седыми волосами». Как вы на это смотрите?
— Просим! Просим!
Лю Шэна втолкнули в круг.
Он не стал отказываться и запел:
Как подует ветер северный
И снежинки вихрем полетят…
Но в этот момент в толпе заспорили:
— Врешь!
— Ничего не вру…
— Так, значит, тебе наврали!
— Сам увидишь, гроб уже пронесли мимо постоялого двора. Скоро здесь будут…
Люди, забыв о песне, столпились вокруг спорящих, и вся школьная площадка принялась взволнованно обсуждать новость. Гонги и барабаны умолкли.
Лю Шэн, растолкав людей, бросился к Сяо Вану:
— Что случилось?
— Говорят, Чжао Юй-линь… — и Сяо Ван отвернулся, чтобы смахнуть слезу.
Несколько человек уже побежали по шоссе к западным воротам. Толпа устремилась за ними. Навстречу показалась процессия: восемь носильщиков несли на плечах простой некрашеный гроб. Толпа в молчании расступилась, пропустила процессию и медленно пошла за гробом.
Гроб поставили в центре школьной площадки, зажгли погребальную лампу, установили два жертвенных столика. На столиках появились блюдца: одно с помидорами, другое с дикими яблоками и пачкой золотой бумаги, заменяющей деньги, необходимые духу умершего для путешествия в подземный мир.
Все обнажили головы и кольцом обступили гроб.
— Жена еще не знает? — тихо спросил кто-то.
— Старик Сунь поехал предупредить…
— Вон она идет…
Жена Чжао Юй-линя, которую вдова Чжан и Дасаоцза заботливо поддерживали под руки, шатаясь, вошла в ворота. Ее худое лицо потемнело. Позади, опустив головы, следовали Со-чжу и пастушок У Цзя-фу.
Толпа расступилась, освобождая дорогу. Когда женщину подвели к гробу, она зарыдала и рухнула на землю.
