— Стой! — заорал мистер Спэйвин кучеру, и лошади круто остановились, обогнав Артура на сотню шагов.
Тот услышал, что его окликают, и увидел верхнюю половину мистера Спэйвина, который, еще дальше высунувшись из окошка, делал ему энергичные знаки приблизиться.
Пен остановился в нерешительности, но потом яростно затряс головой и указал вперед, как бы предлагая вознице не задерживаться. Он молчал, но лицо его, надобно полагать, было страшно, потому что Спэйвин сначала уставился на него в недоумении, а затем выскочил из кареты, с протянутой рукой подбежал к нему и, схватив его за руку, сказал:
— Эй, старина, что с тобой? Куда ты собрался?
— Туда собрался, где мне место, — с проклятием отвечал Пен.
— Так ты ошибся дорогой, — улыбнулся мистер Спэйвин. — Это шоссе на Фенбери. Полно тебе, Пен, не расстраивайся. Ну, срезался, так что ж из этого? Привыкнешь. Я вот три раза срезался, первый раз обидно, а потом ничего. Сейчас я, правда, рад, что отделался. В следующий раз проскочишь.
Пен смотрел на него — на человека, который три раза срезался, был временно исключен, совсем недавно научился читать и писать без ошибок и который, несмотря на это, все же окончил куре. "Такой человек сдал экзамен, — думал он, — а я нет!" Это было невыносимо.
— До свиданья; Спэйвин, — сказал он. — Рад за тебя. Не буду тебя задерживать. Я спешу… мне надобно нынче попасть в Лондон.
— Врешь, — сказал мистер Спэйвин. — Так в Лондон не попадешь. Говорю тебе, это шоссе на Фенбери.
— Я как раз собирался поворотить обратно.
— Дилижансы переполнены, ведь студенты разъезжаются. — Пен болезненно поморщился. — За десять фунтов — и то места не получишь. Полезай ко мне; я тебя тадвезу до Мадфорда, а там у тебя есть шанс попасть в почтовую карету. Шляпу и пальто я тебе дам, у меня много. Ну, влезай же… Трогай!..
Таким-то образом Пен очутился в карете мистера Спэйвина и доехал с ним до гостиницы "Баран" в Мадфорде, в пятнадцати милях от Окебриджа; почтовая карета из Фенбери меняла там лошадей, и Пен получил в ней месте до Лондона.
На следующий день в колледже св. Бонифация царило великое смятение: разнесся слух (повергнувший в ужас Ненова учителя и поставщиков), что Пенденнис, в отчаянии от своей неудачи, покончил с собой; на третьей миле по дороге на Фенбери, подле водяной мельницы, нашли помятую студенческую шапку с едва различимыми буквами его фамилии на подкладке, а также печатку с его гербом — орел, глядящий на угасшее теперь солнце! и целые сутки, пока от него не пришли письма с лондонским штемпелем, все были уверены, что несчастный Пен утопился.
Карета прибыла в Лондон в пять часов утра, и по темным, унылым улицам он поспешил в гостиницу в Ковент-Гардене, где обычно останавливался и где вечно бодрствующий коридорный отвел ему комнату. Пен внимательно посмотрел на него, стараясь угадать, знает ли этот человек, что он провалился? Он лег, но не мог уснуть. Он ворочался в постели, пока не забрезжил серый лондонский день, тогда вскочил и пешком пошел к дядюшке на Бэри-стрит; служанка, мывшая крыльцо, подняла голову и подозрительно оглядела его — небритого, в несвежем белье. Он решил, что она тоже знает о его несчастье.
— Мистер Артур? О господи, сэр, что случилось? — вопросил лакей Морган, который только что расположил у дверей майоровой спальни вычищенное платье и сапоги и нес ему парик.
— Мне нужно поговорить с дядюшкой, — произнес Артур замогильным голосом и опустился на стул.
Морган в изумлении и страхе попятился от бледного, видимо, готового на все молодого человека и скрылся за дверью спальни.
Майор, надев парик, тотчас высунул голову из двери.
— Ну что? Экзамены позади? Первый и по математике и по древним? Сейчас выйду. — И голова исчезла.
— Они ничего не знают! — простонал Пен. — Что же теперь будет?
Когда майор обратился к племяннику, тот стоял спиной к окну, да и не очень светло бывает на Бэри-стрит в туманное январское утро, так что он не увидел на лице Пена выражения мрачного отчаяния, которое заметил даже мистер Морган.
Но когда он вышел из своей гардеробной, наряженный и сияющий, распространяя вокруг себя легкий аромат магазина Делкруа, где покупал духи для своего парика и носовых платков, и протянул было Пену руку, готовясь заговорить с ним своим бодрым, чуть скрипучим голосом, он наконец разглядел лицо племянника и, выпустив его руку, произнес:
— Боже мой, что случилось?
— За завтраком прочтете в газете, сэр, — сказал Пен.
— Что прочту?
— Моей фамилии там нет, сэр.
— А зачем, черт возьми, ей там быть? — спросил майор, ничего не понимая.
— Я все потерял сэр, — простонал Пен. — Честь моя погибла, мне нет спасенья; я не могу возвратиться в Оксбридж.
— Что?! — взвизгнул майор. — Не сберег честь? Боже милостивый! Ты что же, показал себя трусом?
Пен горько рассмеялся.
— Не в том дело, сэр. Пуля меня не страшит. Я был бы рад, кабы кто меня застрелил. Я не окончил курса. Меня… меня провалили.
Майор слышал это слово, но смысла его не знал и смутно представлял себе, что это — род телесного наказания для непокорных студентов.
— Не понимаю, как ты можешь смотреть мне в глаза после такого бесчестья, — сказал он. — Не понимаю, как ты, джентльмен, стерпел это.
— А что я мог поделать, сэр? Работы по древней литературе я написал неплохо, подвела чертова математика, я ее всегда запускал.
— И это… это произошло публично?
— Что?
— Ну… вот, когда тебя проваливали, — сказал майор, тревожно заглядывая Пену в лицо.
Пен понял, что его опекун — жертва смешного недоразумения, и, как он ни был несчастен, слабая улыбка прошла по его лицу, и разговор продолжался уже не на столь трагической ноте. Пен объяснил дядюшке, что держал экзамены и не выдержал. На это майор заметил, что хоть он и ожидал от племянника большего, но это еще не бог знает какое горе, и бесчестья он в этом не усматривает, а нужно попробовать еще раз.
"Чтобы я опять поехал в Оксбридж! — подумал Пен. — После такого унижения!" Он чувствовал, что если когда еще и появится в этом городе, то лишь затем, чтобы сжечь его дотла.
Однако когда он рассказал дядюшке о своих долгах, тот не на шутку разгневался и наговорил Пену много горьких слов. Пен выслушал их стоически он твердо решил признаться во всем без утайки и уже составил полный список своих обязательств как в университете, так и в Лондоне. Выглядел этот список примерно так:
Портному в Лондоне Виноторговцу в Лондоне
" в Оксбридже " в Оксбридже
За сорочки и перчатки
За гравюры
Ювелиру
Книгопродавцу
Повару
Переплетчику
Крампу за десерты
Парикмахеру
Сапожнику
Гостиницы в Лондоне
За лошадей
Разное
Эти статьи читатель волен дополнить по своему усмотрению — подобные списки изучались родителями многих и многих студентов. Как выяснилось, счета мистера Пена составили в общей сложности около семисот фунтов, а кроме того, было подсчитано, что с отъезда в Оксбридж он получил на руки вдвое больше. Все эти деньги он растратил, а что толку?
— Не бейте лежачего, сэр, — угрюмо сказал Пен. — Я сам знаю, каким показал себя бездельником и негодяем. Матушка не захочет моего позора, продолжал он дрогнувшим голосом, — я знаю, она оплатит эти счета. Но больше я у нее денег просить не буду.
— Дело ваше, сэр, — сказал майор. — Вы совершеннолетний, я умываю руки. Но жить без денег нельзя, а вы, сколько я понимаю, зарабатывать их неспособны, зато тратить умеете как нельзя лучше; так что скорее всего вы будете продолжать в том же духе и лет через пять доведет вашу матушку до полного разорения. Прощайте. Мне пора идти завтракать. Я очень занят, так что едва ли смогу уделить вам много времени, пока вы будете в Лондоне. Матушке своей вы, надо полагать, сообщите новости, которыми только что порадовали меня.
И майор Пенденнис, дрожащей рукой нахлобучив шляпу, вышел из дому, не дожидаясь племянника, и, удрученный, направился в клуб, к своему всегдашнему столику. В утренних газетах были напечатаны списки окончивших Оксбриджский университет, он мрачно прочел их с начала до конца, мало что понимая. В течение дня, в разных клубах, он посоветовался кое с кем из старых знакомых: с Уэнхемом, с одним духовным лицом, с несколькими чиновниками; некоторым он показывал сумму долгов, которые наделал племянник, — она была записана у него на визитной карточке, — и спрашивал, что же теперь делать? Ведь это ужасно, это просто чудовищно! Что делать? Выходило, что делать нечего, нужно платить. Правда, Уэнхем и кто-то еще рассказали майору о молодых людях, которые задолжали вдвое больше… в пять раз больше, чем Артур, а платить им решительно нечем. Все эти собеседования, мнения и расчеты несколько утешили майора. В конце концов, платить-то предстояло не ему.
