Как раз в это время мне полюбилась Клукту, самая младшая дочь Туммасука, и я тоже понравился ей. Я повел переговоры, но бывший вождь, приняв предложенный выкуп, наотрез отказал мне, заявив, что и эта девушка предназначена для Муусу. Это было уж слишком! Я едва не ворвался в дом шамана и не убил его голыми руками. Но, к счастью, я вовремя вспомнил, что табак в деревне почти весь кончился, и ушел домой смеясь. На следующий день Муусу снова стал творить заклинания и, извратив притчу о хлебах и рыбах, выдал ее за свое собственное творчество, а я, читая между строк, понял, что он зарится на мои запасы мяса, спрятанные в хранилищах. Другие это тоже прекрасно поняли, и так как шаман не понуждал их ходить на охоту, они сидели по домам, и почти никто не приносил в деревню ни медведей, ни оленей-карибу.
Свой замысел я построил на том, что в деревне не только табак, но и мука и патока почти все вышли. Я считал своим долгом показать туземцам, что такое мудрость белого человека, и хотел основательно насолить Муусу, который заважничал и забыл, что своим могуществом он всецело обязан мне. Той же ночью я пошел в свои хранилища мяса и трудился изо всех сил, а назавтра люди заметили, что собаки в поселке как-то отяжелели и стали ленивы. Я трудился так каждую ночь, и никто ничего не подозревал, а собаки становились жирнее и жирнее, тогда как люди худели и худели. Они роптали и требовали, чтоб сбылось наконец пророчество, но Муусу старался успокоить их; он дожидался, когда голод станет еще сильнее. Но ему и во сне не снилось, что я устрою такую штуку и хранилища мои окажутся пустыми.
Когда у меня все было готово, я послал в деревню Ангейта и других преданных мне людей, которых я потихоньку подкармливал, собрать народ. Все племя собралось на утоптанной площадке перед моей хижиной, позади которой высились построенные на сваях хранилища. Муусу тоже пришел и стал в центре круга, против меня, уверенный, что я затеваю какую-то интригу, и готовый при первом же моем выпаде против него разделаться со мной. Но я почтительно приветствовал его.
— О Муусу, благословенный богом,— начал я,— конечно, тебя удивляет, что я созвал народ. После всех глупостей, которые я натворил, ты, конечно, ждешь от меня опрометчивых слов и поступков. Но этого не будет. Сказано, что кого боги хотят погубить, того они прежде лишают ума. Я и в самом деле был безумен. Я действовал наперекор твоим желаниям, глумился над твоей властью и совершал всякие дурные и своевольные поступки. Но в эту ночь мне было видение, и я понял, как греховны были мои пути. А ты предстал передо мною, как яркая звезда, с сиянием на челе; и я постиг сердцем твое величие. Разум мой прояснился. Я узнал, что тебе дано беседовать с богом и когда ты говоришь, бог внемлет. И я вспомнил, что все добрые дела я творил по милости божьей и до милости Муусу.
— Да, дети мои,— воскликнул я, обратившись к народу,— все справедливое и хорошее, что я делал, было сделано по совету Муусу! Когда я прислушивался к его голосу, я преуспевал в своих делах. Но когда я затыкал уши и действовал своевольно, затеи мои оказывались сумасбродными. По его совету я сделал запасы мяса и в черные дни кормил голодных. По его милости я был сделан вождем. А на что я употребил свою власть? Скажу честно: ни на что. Она вскружила мне голову, я вообразил себя сильнее Муусу и вот попал в беду. Мое правление не было мудрым, и боги разгневались. Вы оказались в тисках голода, в груди у матерей высохло молоко, и младенцы плачут ночи напролет. И я, чье сердце ожесточилось против Муусу, не знаю теперь, что предпринять и откуда раздобыть для вас пищу...
Тут люди стали покачивать головами, улыбаться, перешептываться, и я понял, что они не забыли притчу о хлебах и рыбах. Я торопливо продолжал:
— Теперь я убедился в своей глупости и в мудрости Муусу. Я никчемен, а Муусу силен. И поэтому, излечившись от безумия, я приношу повинную и исправляю зло. Я смотрел нечестивыми глазами на Клукту, но она будет отдана Муусу. Пусть она и принадлежит по праву мне,— разве я не заплатил за нее Туммасуку настоящую цену? Но я недостоин ее, и она перейдет из хижины отца в дом Муусу. Свет луны не заметен, когда в небе сверкает солнце. Пусть Туммасук оставит себе товары, которые я ему дал, а Муусу возьмет жену даром, потому что бог пожелал сделать его господином этой девушки.
И так как я пользовался своим богатством неразумно и притеснял вас, о дети мои, я приношу в дар Муусу керосиновый бидон, и кривую кость, и ствол ружья, и медный котел. Теперь я не смогу больше копить запасы, и, когда вы захотите выпить, Муусу утолит вашу жажду, не грабя вас. Потому что он великий человек и бог говорит его устами.
Сердце мое смягчилось, и я раскаялся в своих безумствах. Я — глупец и сын глупца, я — слуга злого бога Биз-Нес.
Зная, что ваши желудки пусты, я не могу их наполнить. Как же мне быть вождем и править вами, если я веду вас к гибели? Зачем мне делать то, что плохо? Муусу — шаман, он умом превосходит всех людей, он сумеет быть справедливым и добрым правителем. И по всем этим причинам я решил отречься; пусть вождем будет Муусу, который знает, как накормить голодных в те дни, когда во всей деревне нет мяса...
Люди стали неистово хлопать в ладоши, восклицая: «Клош! Клош!» — что означало «Хорошо!».
Я видел удивление и беспокойство в глазах Муусу, он не мог никак понять, что же это происходит, и боялся подвоха со стороны белого человека, который был умнее его. Ведь я не только пошел навстречу его желаниям, но и предвосхитил некоторые из них. А восстановить против меня народ он никак не мог: минута была неподходящая — ведь я только что добровольно отказался от власти.
Прежде чем толпа успела разойтись, я объявил, что перегонный куб — отныне собственность Муусу, а весь остаток самогона я передаю народу. Муусу пытался протестовать, потому что до сих пор мы следили за тем, чтобы не все сразу напивались. Но люди кричали: «Клош! Клош!» — и плясали перед моей дверью. И пока они шумели снаружи все громче, потому что напиток ударил людям в голову, я совещался внутри хижины с Ангейтом и другими моими приверженцами. Я рассказал им, что они должны делать и что говорить. Потом я незаметно удалился в лес, где были приготовлены двое порядком нагруженных нарт и две упряжки не слишком перекормленных собак. Весна уже стояла на пороге, и самое лучшее было отправляться на юг сейчас, пока снег еще достаточно плотен. К тому же табаку в деревне уже не осталось. Здесь, в лесу, я мог спокойно ждать, мне нечего было бояться. Вздумай гнаться за мной, они быстро отстали бы, так как собаки слишком разжирели, а сами они были слишком слабы. Притом я знал, какое разочарование их ждет, ведь я сам его подготовил.
Примчался один из моих приверженцев, потом второй.
— Ох, господин! — закричал первый, еле переводя дух. В поселке переполох, растерянность, никто ничего не понимает. Люди перепились, ссорятся между собой, а некоторые уже достали луки. Никогда еще не было такой беды!..
А второй сказал:
— Я сделал, как ты велел, господин: нашептывал лукавые речи, в любопытные уши и напоминал о прежних временах. Женщина Ипсукук уже оплакивает свое былое богатство... Туммасуку мнится, что он снова вождь. А люди голодны и мечутся в ярости.
А третий добавил:
— Нивак низверг алтари Муусу и молится нашим старым богам, которых мы столько лет чтили. И все люди плачут о богатстве, которое они пропили и которого больше у них нет. А Исанитук из ревности подралась с Клукту, и было много крика. А потом — ведь они как-никак дети одной матери — накинулись вдвоем на Тукеликету. И, наконец, все три, как ураган, налетели на Муусу, пока он не убежал из дома, на потеху всему народу. Ибо мужчина, который не может справиться со своими женами, смешон.
Затем в лес пришел и Ангейт.
— Большая беда приключилась с Муусу, господин, я подстрекал людей, и они кинулись к нему, крича, что голодны и что пора уже исполниться прорицанию. Они громко вопили: «Мяса! Мяса!» Муусу велел замолчать своим женам, все еще взбудораженным от гнева и от выпитого самогона, и повел народ к твоим хранилищам. Он приказал мужчинам открыть их и насыщаться. Но в хранилищах было пусто! Там не оказалось мяса. Все онемели от испуга. И в тишине раздался мой голос: «О Муусу! Где же мясо? Мы знаем, что оно было здесь. Разве мы не приносили его сюда с охоты? И если ты скажешь, что один человек мог съесть его, это будет ложь! А ведь нам не достались даже шкуры и кости. Где же мясо, Муусу? Ты беседуешь с богами. Где же мясо?» И люди спрашивали: «Ты беседуешь с богами. Где мясо?» — и боязливо перешептывались между собой.
Я ходил среди них и пугал их рассказами о всяких таинственных и непонятных вещах, которые бывают в жизни, о мертвецах, что приходят и уходят, как тени, и совершают злые дела. Охваченные ужасом, все сбились в кучу, как маленькие дети, боящиеся темноты. Нивак стал говорить, что зло пришло к нам из хижины Муусу. И от этих слов люди как взбесились, схватили копья, моржовые клыки и дубины, стали собирать на берегу камни. Муусу убежал домой, а так как он не пил самогона, то они не могли поймать его, только топтались на одном месте и мешали друг другу. И сейчас еще народ вопит около его хижины, а жены Муусу орут внутри, и из-за шума нельзя услышать его голоса...