После обеда от Беллы стало известно, что «письмо для мисс Джейн было в стихах и она рассердилась не на шутку». Перед ужином в комнату номер 5, где Кейти сидела у Розы, прибежала Луиза.
— Девочки, вообразите! В письме, которое получила утром мисс Джейн, была «валентинка»! Отвратительная, но какая смешная! — Она засмеялась.
— Откуда ты знаешь? — воскликнули Кейти и Роза.
— Мисс Марш сказала об этом Элис Гиббонс. Вы ведь знаете, они родственницы, и мисс Марш часто рассказывает ей, что происходит у учителей. Она сказала, что мисс Джейн и миссис Нипсон в ярости и решили выяснить, кто это написал. Письмо было от мистера Хардэка, миссионера мисс Джейн… или нет, не от него, а от людоеда, который только что его съел и посылает мисс Джейн прядь его волос и рецепт, по которому его сварили. Они нашли его «очень вкусным и довольно нежным». Это было в одной из строчек стишка. Вы слышали что-нибудь подобное? Как вы думаете, кто мог ее написать?
— Кто это мог быть? — спросили и две другие девочки. На минуту у Кейти возникло ужасное подозрение, но, бросив быстрый взгляд на спокойное и невинное, как у младенца, лицо Розы, она убедилась в несправедливости своих подозрений. Не может быть, чтобы она была автором этой злой проделки! Дело в том, что Кейти не имела доступа к дневнику Розы и не знала ни о записи «Отомстить мисс Джейн», ни о том, что Роза только что добавила к этой записи следующую: «Сделано. 14 февраля 1869 г.».
Никто так никогда и не нашел написавшего эту дерзкую «валентинку». Роза хранила свой секрет, а мисс Джейн, вероятно, сделала вывод о том, что «без осторожности нет и доблести», так как угроза провести расследование не была приведена в исполнение.
До конца семестра оставалось лишь три недели. Девочки считали дни и применяли всевозможные приспособления, чтобы заставить время идти быстрее. Эстер Дирборн, обладавшая способностями к арифметике, занялась точными подчетами того, сколько часов, минут и секунд должно пройти, прежде чем настанет счастливое время. Энни Силсби нанизала на нитку 42 картонных квадратика и каждый вечер снимала по одному и сжигала его на свече. Другие вычерчивали клеточки по числу дней и каждый вечер с торжеством заштриховывали одну из них. Но ни одно из этих приспособлений не могло заставить время поторопиться. Оно никогда не тянулось медленнее, чем теперь, когда жизнь казалась состоящей из одного всеобщего ожидания.
Но хотя одной мысли о доме было достаточно, чтобы сердце Кейти забилось от почти невыносимой радости, она все же сказала Кловер:
— Знаешь, как сильно ни хочу я домой, мне все же немного жаль уезжать! Это расставание с тем, чего больше никогда не будет. Дома — замечательно, и мне больше всего хочется быть именно там, но, даже если мы с тобой доживем до ста лет, мы никогда больше не будем ученицами в пансионе.
— Осталось вычеркнуть только семь дней, — сказала Кловер, водя карандашом по одной из клеточек на диаграмме времени, приколотой к стене рядом с ее зеркалом. — Еще семь, и тогда — какая радость! — папа будет здесь и мы отправимся домой.
Ее размышления прервал приход Кейти с письмом в руке, бедной и расстроенной.
— Кловер! — крикнула она. — Папа не может приехать за нами. Какая досада! И она прочитала:
"Бернет, 20 марта
Дорогие мои девочки,
выяснилось, что я не смогу приехать за вами на следующей неделе, как собирался. Несколько человек тяжело больны, а старую миссис Барлоу неожиданно парализовало, так что я никак не могу уехать. Я очень огорчен и знаю, что вы тоже будете расстроены, но ничего не поделаешь. К счастью, миссис Холл только что узнала о том, что ее знакомые переезжают на Запад, и написала им письмо с просьбой взять вас под свою опеку. Недостаток этого плана в том, что вам придется одним ехать до Олбани, где мистер Питерс (знакомый миссис Холл) встретит вас. Я написал мистеру Пейджу, чтобы он посадил вас в поезд и поручил заботам проводника. Это будет во вторник утром. Надеюсь, вы доберетесь без происшествий. Мистер Питерс встретит вас на станции в Олбани, а если что-нибудь ему помешает, вы должны сразу ехать в гостиницу Делавэн-Хаус, где они остановились. Я вкладываю в письмо чек на дорожные расходы. Будь Дорри лет на пять постарше, я послал бы его за вами.
Дети ждут вашего возвращения с нетерпением. У мисс Финч заболела невестка, и ей пришлось уехать, так что до вашего возвращения хозяйство будет вести Элси.
Благослови вас Господь и помоги вам, дорогие доченьки, благополучно добраться домой.
Ваш любящий
Филип Карр".
— Как это грустно! — сказала Кловер, губы ее дрожали. — Теперь папа не увидит Розу.
— Да, — откликнулась Кейти, — и ни Роза, ни Луиза, ни остальные не увидят его. И это хуже всего. Я так хотела их познакомить. И подумай, как грустно, что нам придется ехать с людьми, которых мы совсем не знаем. Очень, очень обидно!
— Могла бы эта старая миссис Барлоу отложить на неделю свой паралич, — ворчала Кловер. — Пропадает половина удовольствия от возвращения домой.
Девочек можно извинить за то, что они сердились, так как это было для них большим разочарованием. Но, как сказал папа, ничего не поделаешь. Они могли только вздохнуть и примириться с судьбой. Предстоящее путешествие, которого прежде ждали с таким нетерпением, теперь не казалось им удовольствием, а только неприятной необходимостью — чем-то, что надо вынести, чтобы добраться домой.
Пять, четыре, три дня — последний маленький квадратик был заштрихован, последний обед съеден, последний завтрак тоже. Среди девочек, которым предстояло вернуться в школу еще на год, было много сожалевших об отъезде Кейти и Кловер. Луиза и Эллен Грей были безутешны, а Белла, крепко зажав в кулачке мокрый носовой платок, то и дело цеплялась за Кейти и, плача, уверяла, что не отпустит ее. В последний вечер перед отъездом она последовала за Кейти в комнату номер 2 (где ужасно мешала упаковывать вещи) и после ряда странных ужимок и таинственных недоговоренных фраз сказала:
— Послушай, ты никому не расскажешь, если я тебе что-то скажу?
— Что такое? — спросила Кейти рассеянно, расправляя и аккуратно свертывая свое лучшее платье.
— Кое-что, — повторила Белла, таинственно покачав головой, еще больше, чем всегда, напоминая вороватую белку.
— Ну, что такое? Скажи.
К удивлению Кейти, Белла разразилась слезами.
— Мне ужасно жаль, что я это сделала, — ревела она, — ужасно жаль! И теперь ты больше не будешь меня любить.
— Буду. Ну, что такое? Не плачь, Белла, милая, и скажи мне все, — ответила Кейти, встревоженная исступленными рыданиями.
— Это было в шутку, честное слово. Но и пирожного мне тоже очень хотелось, — заявила Белла, сильно шмыгая носом.
— Что?!
— И я не думала, что кто-то может узнать. Берри Сирлсу наплевать на нас, маленьких, он думает только о старших девочках. И если бы я написала «Белла», он ни за что не дал бы мне пирожное. Поэтому я написала «мисс Карр».
— Белла, ты написала эту записку? — От удивления Кейти едва могла говорить.
— Да, и привязала веревочку к вашим ставням, чтобы потом зайти и поднять, пока вы будете в гимнастическом зале. Но я не хотела ничего плохого, и, когда миссис Флоренс так разозлилась и перевела вас в другую комнату, мне было вас очень жаль, — простонала Белла, вдавливая глаза костяшками пальцев. — Ты не будешь теперь меня любить?
Кейти привлекла ее к себе и заговорила так серьезно нежно, что раскаяние Беллы, которое было лишь наполовину искренним, стало глубоким, и она заплакала от души, когда Кейти поцеловала ее в знак прощения.
— Разумеется, ты сейчас же пойдешь к миссис Нипсон, — сказали в один голос Кловер и Роза, когда Кейти поделилась с ними этим неожиданным открытием.
— Нет, думаю, что не пойду. Зачем? Это лишь навлечет ужасные неприятности на бедную маленькую Беллу, а ведь ей предстоит вернуться сюда на будущий год. Миссис Нипсон больше не верит в ту глупую историю — да и никто не верит. Мы, как я и надеялась, «заставили их забыть». И это гораздо лучше, чем любые опровержения.
— Я так не думаю и с удовольствием бы посмотрела, как бы хорошенько высекли эту маленькую негодяйку, — упорствовала Роза. Но Кейти была непреклонна.
— Ради меня, обещайте не говорить ни слова об этом, — настаивала она, и ради нее девочки согласились.
Я думала, Кейти была права, когда говорила, что миссис Нипсон больше не верит в ее виновность в истории с запиской В последние месяцы она была дружески расположена к обеим девочкам, и, когда Кловер принесла ей свой альбом и попросила об автографе, она сделалась сентиментальна и написала: «Я не променяю скромную Кловер на самый пышный цветок в нашем цветнике и молю Тебя, верни ее любящей учительнице, Марианне Нипсон». Это душевное излияние совершенно ошеломило «скромную Кловер» и вызвало у Розы следующее замечание: «Не хочет ли она заполучить тебя еще на год?» Мисс Джейн два раза сказала: «Я буду скучать о вас Кейти» — слова, которые заставили Кейти остолбенеть, «как Валаам», если опять процитировать Розу. Сама Роза не собиралась возвращаться в школу на следующий год. Роза и Кейти с Кловер расстались, почти убитые горем. Они изливали друг на друга слезы, поцелуи, обещания писать и клятвы вечной любви. Все они сошлись на том, что ни одна из них никогда и никого больше так не полюбит. Последний момент расставания был бы, пожалуй, совсем трагичным, если бы не озорство Розы. Дилижанс уже стоял у дверей, и она ступила на порог, как вдруг, осененная счастливой идеей, опять бросилась наверх, собрала девочек, и каждая, подскочив к окну, сорвала ткань и распахнула створки. Одновременный взмах множества белых флагов заставил вздрогнуть стоявшую внизу миссис Нипсон. Кейти, которая уже сидела в дилижансе, получила все преимущества от этого зрелища: с тех пор, когда она думала о Монастыре, в памяти всплывала именно эта сцена — миссис Нипсон на пороге, за ней заплаканная Белла, а наверху окна, облепленные оживленными смеющимися девочками, которые с торжеством машут длинными полосами ткани, столько месяцев затмевавшими им дневной свет.
