— Да, — отвечает она, — через все пришлось мне пройти! Целоваться во сне и не знать об этом! И этот вечный сон! После детских лет, полных страха и унижений, после безудержного честолюбия и девичьего глянца! Я с детьми — в комнате на отшибе. Им нельзя ни кричать, ни плакать. Он ведь — большой мастер, он размышляет и размышляет. Его благородная личность стремится к совершенству. Он устал! Ночью я должна бегать по аптекам. Он вечно устает! Его тонкие губы почти не закрываются, а крепкие зубы требовательно оскалены. Наконец наступает тот день. Я провожу ему рукой по влажному от испуга лбу, и он, вздрагивая, целует мою руку в последний раз. Но где я была тогда? Где я была? Ведь все должно быть моим вокруг! Все! Все!
На Луку ли внезапно исходит из ее глаз дикая, безумная страсть уничтожения? Потом она говорит нежно, почти со страхом:
— Но ты единственный, ты принадлежишь мне!
И Лука ощущает едва ли не злую гордость.
— Да! Ты будешь мною довольна!
— О, возлюбленный! Я просто ожила. Нежные и дикие звери окружают меня! Но ты пробудил меня от смерти, которой была эта жизнь!
Они садятся на скамейку. Где-то играет оркестр. В верхних октавах парит звонкий голос певицы. Она поет итальянскую каватину.
Лука слышит свой голос:
— Не похожа ли эта мелодия на нежную серну, которую преследует в горах божественный бородатый охотник? Так же бросается она с высоты своей каденции и лежит неподвижно у наших ног. Мертвая и счастливая.
— Как трогает твоя душа мое сердце!
— Я говорил о музыке.
— Только мы знаем, что это такое.
— Она — наше единение с Богом, — говорит он.
— Она — наше согласие с божьим миром, — говорит она.
Они поднимаются, они молча идут по бесконечному лугу.
Вдруг она останавливается перед большим индийским храмом. Тысячи гримасничающих божков пристально смотрят на нее сверху.
— Нужно войти. — Она идет впереди, Лука следует за нею.
Они в широком и длинном дворе. Посередине — огромный бассейн. Но вместо тины и лужиц воды в нем видны пепел и шлак; кое-где еще вспыхивают и взлетают огоньки пламени. В центре водоема возвышается труба, к ней прикреплена длинная бечевка.
— Железо в твоем теле полно шлаков, любимый! Ты должен искупаться, чтобы очиститься.
Лука прыгает в бассейн. Он тянет за шнур. Яростный ливень огня осыпает его искрами, не сжигая. Он выбирается из своей ванны.
— Теперь я чист? — спрашивает он.
— Чуточку чище! — смеется она.
— Но это ведь был не огонь, а только красивый фейерверк.
Они идут в другое крыло храма. Теперь лето. Созревшие колосья тянутся вверх и лопаются, будто рвутся скрипичные струны. Повсюду васильки и мак, подорожник и прекрасный куколь. Солнце пышет жаром.
— Ах, как тепло отзывается во мне это созревание и спелость! — говорит женщина. — Я ведь — сама природа. Да, я!
Ветер треплет ее локоны, они падают ей на лоб. Она приглаживает их ладонью.
— Как это прекрасно, — ощущает Лука.
Он говорит:
— Как ты красива! Я люблю тебя!
Она не смотрит на него. Но тихий стон блаженства срывается с ее губ.
— Это звезда во мне бродит как вино.
Мановением руки она сгибает воздух, будто ласкает невидимую беременность духа.
Потом она крепко его целует.
— Я не знала, что так бывает.
— Я тоже не знал.
— Я думала, что нельзя дарить счастье, что люди лгали бы, не решаясь признаться в нем самим себе.
— Я думал, это было бы самым отвратительным и ничего бы не принесло, кроме отвращения и усталости, которые мы, мужчины, скрываем, чтобы не быть жестокими.
— И теперь мы его познали! — Она сжимает его руку.
— О, рука, рука, рука… — шепчет он.
А она:
— Уже наступает вечер.
Лука стоит рядом с женщиной у открытого окна. За окном — ночь, сад шумит.
— Я буду целовать тебя сегодня ночью.
— Я счастлива, — говорит она.
— Ты счастлива, потому что я принадлежу тебе?
— Да, но еще из-за чего-то другого, любимый!
— Могу я целовать тебя сегодня ночью?
— Ничего другого тебе и не остается.
За окном яростно свиристит какая-то мерзкая птица.
— Это дурной знак? — спрашивает он.
Она отвечает:
— Не знаю.
— То, что мы делаем, — грех?
Она смеется.
Они обнимаются.
Терраса. Как тепло этой ночью! Она сидит, золотисто-смуглая, в кресле. Лука лежит, руки под головой, на полу и пристально смотрит на звезды.
— Если б мы находились на экваторе, мы видели бы Южный Крест.
Неподвижная звезда начинает холодно сверкать множеством красок, как злобная ледышка. Лука видит, как эта таинственная звезда растет и увеличивается. Он чувствует: сейчас, в это мгновение, взглянули на нас безжалостные глаза охотника.
«Молчи», — говорит ему в ужасе внутренний голос.
Но Лука уже произносит:
— Я вижу злую звезду над нами.
Ему кажется, что вот-вот его ударят кнутом по спине. В наказание.
В ее голосе страх:
— Не смотри вверх и не говори об этом.
Птица снова свиристит. Все громче и громче. Она верещит так, словно длинным крючковатым клювом подпиливает деревья в саду жизни, в лесу жизни. Лука думает: «Я не скажу об этом». Он смотрит на нее. Она как будто ничего не слышит.
Потом:
— Не угрожает ли любви смертельная ловушка?
— Какая?
— Похоть.
В ее глазах слезы.
Он продолжает:
— Я чувствую, в чем проклятие разврата. Она ускользает. Она отдаляется от возлюбленного, и это ее убивает. — Он бросается перед ней на колени и шепчет: — Мы должны навсегда оставаться братом и сестрой.
Они в комнате. Она одета в белое платье из флера и держит в руке свечу.
Ночная птица пилит все настойчивее.
Она говорит с дрожью в голосе:
— Закрой окно.
Лука спит. Сладкий аромат тимьяна окутывает его. Внезапно в дверь громко стучат. Он просыпается, вскакивает. Вот он стоит на лестнице большого дома. Испуганные люди спешат наверх и обратно. Женщины с распущенными волосами и в ночных рубашках. Некоторые несут тазы и полотенца, другие — зажженные свечи. Все стонут и шепчутся. Он слышит: «Женщина!» — «Она умирает!» — «Слишком поздно!» — «Пошлите за помощью!» — «Женщина…»
В бешенстве выбегает он из дома, с рычанием и ревом. Он мчится по саду, перепрыгивает изгородь.
Уже утро. Небо заволокло тучами. На нескончаемом крутом откосе густой кустарник бросается ему навстречу. Лука изодран и исцарапан. Он все время кричит:
— О Боже! Боже! Боже!
Вот он попадает в болото, увязая в трясине все глубже и глубже. Вязкая жижа ему уже по грудь. Он не может сопротивляться. Но снова и снова пытается выбраться. Вот он стоит на проселочной дороге. Он больше ничего не понимает.
На цыпочках входит он в спальню. Она в постели, она умирает, на лбу у нее полотенце. Она так прекрасна, ее тело будто парит в воздухе. Он проклинает свою преступную плоть. Он кидается к ее постели и падает на колени.
— Я во всем виноват!
— Вины нет. — Она улыбается, и в этом мгновении — триумф языческого мира.
— Я убил тебя.
— Мы это сделали вместе, — тихо успокаивает она.
Он стонет:
— Ты не должна умирать! Тебе нельзя умереть!
Лицо ее сияет гордостью, когда она говорит:
— Если я умру, то принесу себя в жертву твоему духовному выздоровлению.
О, не знающий страданий сновидец!
Жестокая действительность должна стать и твоей реальностью. Единым должно быть твое существование, иначе никогда не начнешь ты жить и никогда не умрешь!
— Любимый мой! Наверное, все это кажется тебе адом.
Она приподнялась на постели.
— Напиши свое имя на листке бумаги, мне положат его под язык. Так сильно я тебя люблю!
— Жить, жить, жить… — лепечет Лука.
Она говорит:
— То, что станет самым святым, нашим завершением, — вот тут! — Она кладет ладонь на голову коленопреклоненного. — А теперь иди!
— Куда? — спрашивает он.
— Искать, искать! — слышит он еще.
И тут он проснулся. У его постели стояла жена горняка. Теперь голову ее покрывал платок, а другой был накинут на плечи.
— Пора! Я должна идти в карьер к мужу.
Он был растерян, не пришел еще в себя. За окном уже светало.
— Вы нашли забытый сон?
— Нет. Это был не тот сон. Другой. Прекрасный и страшный.
Женщина поставила перед ним молоко и хлеб, взглянула ему в лицо и сказала:
— То, что было предсказано, произошло. Вы у меня переночевали.
— К тому, что я ищу, я подошел ближе, намного ближе, — ответил он, — но своего сна я еще не нашел.
— В третий раз вы его, без сомнения, отыщете.
Тут оба подошли к двери.
Она несла в руках два кувшина. В одном молоко, в другом — красное вино.
Это — жертва, которую ставят мертвецам у входа в преисподнюю, подумал Лука. А потом сказал самому себе:
