— Серый и Эрик. Это кто? — спросил Николай Николаевич.
— Это кот и собака — очень интересные личности, — сказала Оксана.
— А остальное?
— Остальное — это дом: с ним пока ничего решать не будем — пусть стоит. Соседка, моя давняя подруга, врач, она и присмотрит. Пробуду тут зиму, а там видно будет.
— Да чего ж зиму? Вот увидите, вам понравится. Оксана на лето сюда будет приезжать… Кто там стучит в саду?
— Это Николай копает яму под туалет. Иван начал, а он хочет доделать, яма почти готова.
— Иван там интересные бумаги нашел. Не хотите почитать, Рита Ивановна? — и Николай Николаевич показал тетрадь.
— Отчего же, завтра делать нечего будет, почитаю, а о чем там?
— О Чубаровых.
— Эту фамилию я где-то уже слышала, — сказала Рита.
— Так этот дом когда-то был собственностью Чубаровых, — пояснил Николай Николаевич.
— Да, да, вспомнила. Это я же и нашла в бумагах моих родителей дарственную. Почитаю, почитаю, — сказала Рита, принимая из рук Николая Николаевича толстую, чуть пожелтевшую тетрадь.
— Только это документ, не утерять бы. Хотя Иван к нему абсолютно равнодушен.
— Да вы что, Николай Николаевич, я же понимаю: все будет в целости и сохранности, — Рита Ивановна отнесла тетрадь в дом, положила в одной из комнат на окно. Николай Николаевич спустился в сад и пошел к Николаю.
— Ну что, больше ничего не попалось? — спросил он, подойдя к парню.
— А что тут может быть? Вот коряг навалом, — сказал Николай, вытирая пот.
Уже сгущались сумерки, но было довольно светло. Луна белым серпом висела над головами.
— Да не скажи! Мы тут с Иваном шкатулку нашли, а в ней бумаги интересные, — сказал Николай Николаевич. — Смотри, а молодой месяц-то на дождь показывает.
Николай вылез из ямы и ударил несколько раз лопатой по крайнему столбу туалета, желая очистить ее от грязи, и посмотрел на месяц.
— Вот видишь, тут и саму будку надо обновлять — все сыплется, — сказал дядя Коля и шатнул боковой столб. Самая крайняя доска отвалилась, и под ноги старику упал какой-то предмет, весь в древесной трухе и пыли.
— Во, видели, еще что-то! — удивился дядя Коля, перекатывая ногой по земле сверток.
— Это просто рулон туалетной бумаги! — возразил Николай, а подойдя ближе, добавил: — Смотри, а действительно что-то завернуто, даже связано. Может, посмотрим?
И Николай поднял сверток. Развязали — ничего особенного, просто завернутый в несколько слоев плотной бумаги глиняный сосуд.
— Смотри, горшок! — сказал дядя Коля.
— Я и сам вижу.
— Мужчины! — позвала Оксана. — Идите на ужин!
— Ладно, пойдем, — сказал дядя Коля, — уже темнеет. Чтобы ничего не потерять тут, посмотрим на свету.
И они с лопатой и сосудом, похожим на горшок, направились к освещенной веранде. Совсем рядом ойкнул сыч, потом еще раз и еще. Стало как-то быстро темнеть.
— Страсть как ненавижу, когда воют собаки, мычат телята, коровы и кричат сычи, — сказал Николай.
— Да, крики сычей накликают несчастье, говорят старые люди, — отозвался дядя Коля, — а я не люблю, когда воют шакалы и кричат ослы.
Опять застонал сыч. Николай поднял голову и увидел птицу на трубе дома.
— Вот гад, куда забрался, — сказал он и метнул в него камень.
— Мужчины! — опять закричала Оксана.
— Да идем, тут мы, — ответил дядя Коля, — клад нашли, только руки помыть надо.
Глава тридцать вторая
Шестые сутки гнали «тойоту» своим ходом Виктор и Иван. Составляя маршрут, они сразу решили заехать на могилку к Егору и Варваре — она была почти по пути. Добротная машина никаких проблем не создавала, и проходили они в среднем по шестьсот-восемьсот километров в день. Забрали все, что было связано с автомобилем, даже парусиновый чехол. Отдыхали по шесть-восемь часов, питались нормально. Все шло хорошо, и на шестые сутки они, миновав Волгоград, взяли направление на Крым. Дороги пошли значительно лучше, особенно ростовская трасса. Кругом по вспаханным полям зеленела озимая пшеница, а где скошенные участки не успели перепахать, стерня начинала прорастать сорняками и становилась желто-зеленой. Только дважды на трассе «Новосибирск-Курган» они попадали под дождь, и хотя дорога была очень плохая, особенно под Курганом, машина шла хорошо. И вот когда-то белый, а теперь грязно-серый автомобиль с прицепом вырвался на бескрайние степные просторы.
— Никогда не думал, что Уральские горы такие красивые, — вспоминал Иван. — Прямо сказочные!
— А наши Саяны, Алтай, одно слово — Россия! Нам красоты не занимать. А Приморье? Такая страна — а как живем? — ответил Виктор, спокойно вращая баранку.
— А скажи, дядя Витя, вот у тебя нет такого ощущения, когда мы выехали на степной простор, что это твое родное, что ты вместе с ним родился. У меня такое ощущение есть. Вот будто душа запела! — в первый раз веселым голосом сказал Иван. — Потому что домой вернулась.
— Как тебе сказать, мы ведь тоже жили в степном крае. Помню, тетя Феня как запоет: «Ой, ты, степь широкая!», так будто мурашки по душе забегают. Вот с Яковом съездим в Смоленск, может, и раскроется наша семейная тайна. Небось, старший брат-то все знал, где мы родились, крестились, не мог же он исчезнуть бесследно. Ведь перед войной у него уже трое детей было.
— Значит, вы сейчас знаете, что было вас три брата и сестра старшая, а еще кто был? — спросил Иван.
— Да вроде Феня говорила, что еще сестра была между мной и Яковом, но уже столько лет прошло, что я сомневаться стал: была ли эта сестра или нет, — отвечал Виктор. — Опять же, если была, то, как найти ее? Ведь если бы не ты — мы бы и с Яковом не встретились!
— Да, я тогда даже испугался, когда его увидел, подумал — не с ума ли я сошел… дядя Витя и вдруг военный! Так вы похожи…
— А может, действительно, Господь нас собирает воедино перед концом жизни нашей? — как-то невесело произнес Виктор.
— И что это вы, дядя Витя, зачастили о смерти — вам еще жить да жить. Вон как вы молодо выглядите, — успокаивал его Ваня.
— А мамка-то наша может, была ещё и красавицей, а вот надо ж тебе…
— А как это все произошло? Я так и не помню, рассказывали мне или нет?
— Да как… Когда Людмила мне сказала, где Настя, я в один прыжок оказался рядом. Она лежала на правом боку в неестественной позе, даже глаза были открыты. Когда я ее перевернул на спину, то увидел, что изо рта текла небольшими струйками кровь. Я сразу понял, что случилось, но все, же делал искусственное дыхание — почти час, потом закрыл глаза и увез. Сразу заехали в больницу. Врачи сказали, что никто ей помочь не смог бы.
— Я и не помню, когда наша мама болела, — сказал Иван.
— Да некогда ей было болеть-то! Вся домашняя работа на ней была. Без скота, без птицы мы не протянули бы.
Миновали Белую Калитву.
— Смотри, Иван, левый поворот не прозевай — пойдет трасса на Ростов, — сказал Виктор и посмотрел на часы.
— Да тут еще почти час езды, — сказал Иван, — а время уже на вторую половину перевалило, может, к могилке к вечеру успеем.
— А ну-ка подсчитай, сколько примерно километров будет? — сказал Виктор.
Иван молчал долго, потом, что-то записав, ответил: — Точность не гарантирую, карта плохая, но примерно километров двести еще.
— Двести — это почитай четыре часа ходу, а сейчас уже второй час. Если дорога будет нормальной и дальше, то часам к шести вечера будем.
— Дорога там люкс, трасса «Харьков — Ростов» проходит метрах в трехстах.
— Тогда должны успеть, — сказал Виктор и они долго ехали, молча, думая каждый о своем.
Обойдя Ростов, повернули вправо и выехали на трассу «Харьков — Ростов». Все чаще и все крупнее стали появляться населенные пункты. Наконец, впервые, Виктор увидел шахтные терриконы:
— Глянь, уголь дымит!
— Это порода, а между ней и уголь да еще сернистый колчедан попадаются.
— А ты откуда знаешь?
— Рита Ивановна объясняла. Могилка-то моих родителей недалеко от Новошахтинска, а там кругом шахты.
Проехали Новошахтинск. Виктор, молча крутил и крутил баранку, не выдавая особой озабоченности, а Иван стал очень сосредоточенно смотреть то на карту, то на дорогу.
— Ты что? Может, остановимся и разберемся? Хоть села какие-нибудь знаешь?
— Знаю, только я-то с другой стороны подъезжал, а потом у меня и в первый раз, и во второй проводники были, а эту дорогу я только издалека и видел. Надо ехать потише, березку должно быть хорошо видно издалека. Там больше и деревьев нет.
— Даже интересно: в степи — и березка, — сказал Виктор. — Как она, бедная, сюда попала?
— Так вот никто и не знает. А жизнь ее, видать, помучила хорошо: искореженная вся.
Проехали еще километров тридцать — никакой березки. Виктор ехал медленно, движение по дороге было несильное, населенных пунктов не встречалось, несколько стрелок указывало на села, которые находились в стороне.
