студенческих правилах ты ровно ничего не смыслишь!
После того как я попросил прощения у моего разгневанного друга, он продолжал уже куда более мягким и кротким тоном:
– Итак, как я уже сказал, ваш образ жизни, милый брат Мурр, так сказать, ни на что не похож. На свежий воздух вам надо, вот что, проветриться, других поглядеть и себя показать!
– О небо! – воскликнул я в полнейшем страхе и ужасе. – Что вы говорите, брат Муций, – неужели я и в самом деле должен, что называется, выйти в широкий мир?! Неужели же вы забыли, что я вам несколько месяцев назад в погребе рассказывал о том, как я однажды выпрыгнул из английской коляски вот в этот самый широкий мир? Разве я не описывал вам, какие опасности угрожали мне со всех сторон? И разве я не рассказал вам, как добрый пудель Понто спас меня и привел домой к моему маэстро?
Муций злорадно рассмеялся.
– О да, – сказал он потом, – о да, в этом-то все дело, в этом-то и зарыта собака, – ну, конечно, добрый Понто, милый пудель Понто! Да ведь этот Понто, этот щеголь и вертопрах, этот чрезмерно умничающий и даже суемудрый пес, этот надменный и горделивый лицемер позаботился о вас потому только, что ему ничего более интересного, ничего лучшего в тот миг не подвернулось, он попросту не знал, простите, чем ему заняться, а эта история его несколько развлекла, а вот теперь – можете искать его во всех ассамблеях, дружеских компаниях и прочих сборищах, и ежели найдете, он вовсе вас и не узнает, отвернет от вас свою собачью морду, более того, он попросту разорвет вас на куски, потому что вы не из его сородичей, он не считает вас равным себе! Ох, этот добрый Понто, который, вместо того чтобы ввести вас в истинную светскую жизнь, занимал вас преглупыми человеческими историями! Нет, нет, дражайший Мурр, это событие с Понто показало вам совсем иной мир, нежели тот, к которому вы действительно принадлежите! Поверьте мне на слово, все ваши уединенные занятия ровным счетом ничем вам не помогут и, более того, скорее даже и вовсе повредят. Ибо вы все-таки остаетесь филистером, а на всем белом свете, на всей земле нет более скучного и более глупого создания, чем ученый филистер!
Я откровенно признался другу моему Муцию, что это выражение «филистер», так же как и его оригинальное мнение по этой части, мне, собственно говоря, не вполне понятны, я не вполне улавливаю их смысл.
– О брат мой, – молвил Муций и улыбнулся при этом такой обворожительной и такой грациозной улыбкой, что в это мгновение он выглядел очень приятно и мило и живо напомнил мне прежнего, опрятного и безукоризненного, Муция, – о брат мой Мурр, напрасны были бы все попытки растолковать тебе, что это такое и в чем суть и смысл этого термина, потому что вы никогда не сможете понять, что такое филистер, пока вы сами являетесь им. Впрочем, ежели вы готовы удовольствоваться некоторыми основными признаками, определяющими принадлежность к числу котов-филистеров, то я могу…
(Мак. л.)…весьма удивительное зрелище. Посреди комнаты стояла принцесса Гедвига; ее лицо было смертельно бледно, взгляд застыл, как у мертвой. Принц Игнатий играл с ней, словно с механической куклой. Он поднимал ее руку, рука оставалась поднятой и опускалась, когда он тянул ее вниз. Он легонько толкал ее вперед, она шла, он останавливал ее, она стояла, он усаживал ее в кресло, она сидела. Принц до того увлекся этой игрой, что вовсе не заметил вошедших.
– Что вы делаете тут, принц! – воскликнула княгиня, и он стал уверять ее, блаженно хихикая и весело потирая руки, что сестрица Гедвига теперь стала доброй и послушной, не противится ему, не бранит его и не журит, как прежде. И после этого он вновь начал, командуя на военный лад, придавать принцессе различные позы, и всякий раз, когда она, как зачарованная, оставалась в том положении, которое он ей придал, он хохотал, прыгая от восторга.
– Это невыносимо, – тихо сказала княгиня дрожащим голосом, и слезы блеснули в глазах ее, а лейб-медик подошел к принцу и крикнул ему повелительным тоном:
– Прекратите это, милостивый государь!
Затем он взял принцессу за руки, опустил нежно ее на оттоманку, задернул занавеси.
– Сейчас, – обратился он затем к княгине, – сейчас принцессе всего нужнее полнейший покой, и я настоятельно требую, чтобы принц покинул комнату.
Принц Игнатий стал упираться и все причитал, всхлипывая, что вот теперь всякого рода люди – не только не принцы, но даже и не дворяне, и вообще неизвестно кто: так, мелкота какая-то! – осмеливаются ему перечить. А он хочет остаться у сестрицы-принцессы, она сделалась ему милее, чем прекраснейшие из его чашек, и господин лейб-медик никакого права не имеет приказывать ему.
– Идите, идите, милый принц, – мягко сказала княгиня, – идите в ваши апартаменты, принцесса должна теперь спать, а после обеда придет фрейлейн Юлия.
– Фрейлейн Юлия! – воскликнул принц, ребячески смеясь и прыгая. – Фрейлейн Юлия! Ах, вот это чудесно, я покажу ей мои новые гравюры и как меня изобразили в истории речного царя в виде принца Лосося, с большим-пребольшим орденом! – Засим он церемонно поцеловал руку княгине и, надменно уставившись на лейб-медика, протянул ему свою руку для поцелуя. Но лейб-медик схватил принца за эту самую руку и подвел его к дверям, которые и распахнул перед ним с необычайно учтивым и церемонным поклоном. Принц не противился и милостиво снес, что его таким способом выставили за дверь.
Княгиня – вся боль и изнеможение – опустилась в кресло, подперла голову рукой и, глубоко опечаленная, произнесла почти про себя:
– За какой смертный грех небо так жестоко карает меня? Этот сын, обреченный на вечное младенчество, – и вот теперь Гедвига, моя Гедвига! – и княгиня погрузилась в горестные раздумья.
Между тем придворный врач с трудом заставил принцессу принять несколько капель какой-то целительной микстуры и позвал камеристок, которые унесли Гедвигу, по-прежнему пребывавшую в состоянии автоматизма, в ее комнату, предварительно получив от лейб-медика предписание при малейшей перемене, которая может произойти с принцессой, немедля позвать его к ней.
– Ваша светлость, – обратился лейб-медик к княгине, – невзирая на то что состояние принцессы может показаться в высшей степени странным и в высшей степени вызывающим опасения, я полагаю все же, что могу вас обнадежить, ибо оно, это состояние, вскоре пройдет, не оставя после себя ни малейших осложнений. Принцесса страдает тем совершенно особенным видом каталепсии, который во врачебной практике встречается настолько редко, что иным прославленным врачам
