— Ни в коем случае.
— А я скажу.
— А я не буду слушать.
— Га-ла…
— Можно? — спросила Сью тонким, робким голоском, но эффект был немалый. В частности, лорд Эмсворт, вообще о ней забывший, подпрыгнул, как треска на удочке.
— Не сердитесь, — продолжала она, — только мы с Ронни сейчас уедем и поженимся.
— Что?!
— Понимаете, все так запуталось, что мы поговорили и решили. Другого выхода нет.
Леди Констанс величаво обернулась к старшему брату.
— Ты слышишь?
— То есть как — слышу? Конечно, слышу! Я что, глухой?
— Надеюсь, ты проявишь твердость?
— Твердость?
— Вот именно. Запрети им.
— Как? Нет, ты скажи, как? У нас в конце концов свобода. Каждый англичанин имеет право ездить!
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Если ты не дашь им денег, они не поженятся.
К своему сожалению, Галли был с этим согласен.
— На что вы будете жить? — спросил он.
— На то, что причитается Ронни.
— Кто же вам это даст?
— Лорд Эмсворт.
— Э?
— Ронни говорит, когда дядя Кларенс узнает, что он увел Императрицу…
Девятый граф подскочил, словно вспугнутый фазан.
— Что? Что? Что? Как так увел?
— Увел из домика, — объяснила Сью, — и посадил в машину. На заднее сиденье.
— Как ее можно посадить?
— Вот именно, — вмешалась леди Констанс. — Даже ты понимаешь, Кларенс, что это смешно.
— О, нет! — возразила Сью. — Это очень просто. Ронни тянул, а… один человек толкал.
— Конечно, — сказал опытный Галли. — Ты забываешь, что у нее в носу кольцо. Помню, когда мы с Булкой Бенджером…
— Ронни, — продолжала Сью, — хочет ее покатать.
— Покатать! — ужаснулся граф.
— Если вы не дадите денег. Прокатит по Англии.
— Прекрасная мысль, — одобрил Галли. — Сегодня — здесь, завтра — там. Что называется, турне. Непременно заверните в Брайтон.
— Спасибо, я скажу Ронни.
— Да, скажите.
— Не верю, — сообщил граф.
— Ронни так и думал, — произнесла Сью. — Пожалуйста, вот они. Отсюда видно.
Не страшась увечий, граф перелетел с оттоманки к окну. На заднем сиденье в лунном свете белело кроткое рыло.
— Ой, Господи! — закричал он. — Что же это такое?! Племянник поглядел вверх, выразил гудком почтительное сожаление и юркнул во тьму, сверкнув ярким сигналом.
— Не кричите на него, — попросила Сью. — Не надо.
— Вот именно, — поддержал ее Галли. — А что же надо? Сейчас скажу. Пообещай при свидетелях, что деньги дашь, и выпиши пока что чек тысячи на две.
— Ронни так и думал, — одобрила Сью. — Тогда Пербрайт ее заберет.
— Кларенс! — сказала леди Констанс.
Но это уже не действовало. Перелетев к столу, граф дрожащей рукой шарил в ящике.
— Кларенс! Ты их не дашь!
— Дам, дам, — заверил лорд Эмсворт, пробуя перо на палец.
— Неужели эта несчастная свинья важнее, чем судьба Роналда?
— А ты как думала? — удивился граф. — И вообще, какая судьба? Все в порядке. Он женится на замечательной девушке. Она за ним присмотрит.
— Прекрасно сказано, — одобрил Галли.
— Что ж, я пойду, — сообщила леди Констанс.
— Нет, Конни, постой. Нам нужен свидетель. Да и тебе нужны хорошие зрелища. Неужели упустишь такую сцену? Как там у Киплинга? Так, что ли:
Да пожинает милости достойный человек.
Жених, люби невесту! Старик, дари им чек!
Благодаря и радуясь, избыв свою вину,
Мы поведем корабль любви…[42]
Дверь хлопнула.
— …В блаженную страну. Пиши четко, Кларенс, на одной стороне листа, и не забудь расписаться. Число — четырнадцатое августа.
Алый огонек исчез за поворотом дорожки. Галахад окончательно протер монокль, вставил в глаз и посмотрел вслед машине. После грозы стало свежо. Луна учтиво сияла на чистом небе. Любой, самый тихий звук был бы слышен в тишине, а тот, что раздался, тихим не был. К Галли шел кто-то, скажем так, массивный.
— Бидж! — догадался он.
— Да, мистер Галахад.
— Что вы делаете в такой час?
— Решил проверить, как она там.
— Совесть заела?
— Простите, сэр?
— Заела совесть, ведь это вы ее толкали?
— Кому же еще, сэр! Мистер Роналд полагал, что так — эффективней, я больше вешу. Надеюсь, — несмело прибавил он, — это между нами?
— Конечно.
— Спасибо вам большое. Только бы милорд не узнал! Я видел, как уезжали мисс Сью и мистер Роналд.
— Да? Я вас не заметил.
— Я стоял в отдалении.
— Подошли бы, попрощались.
— Я попрощался, сэр. Они ко мне заглянули.
— Правильно. Что бы они без вас делали? Они вас хотя бы поцеловали?
Дворецкий смущенно почесал левой ногой правую.
— Мисс Сью, сэр, не мистер Роналд.
— Вот как? «Дженни быстро подбежала и меня поцеловала». Сегодня я просто исхожу стихами, Бидж. От луны, не иначе.
— Вероятно, сэр. Боюсь, как бы мистер Роналд и мисс Сью не устали. Им долго ехать.
— Но приятно.
— Могу ли я спросить, сэр, каковы их финансовые обстоятельства? Когда они заходили, вопрос еще не был решен.
— Все в порядке. А как свинья?
— Тоже в порядке, сэр.
— Значит, порядок царит повсюду. Так обычно и кончается, Бидж.
— О, как вы правы, сэр!
Они помолчали: потом дворецкий осведомился, понизив голос:
— Как приняла это миледи, сэр?
— Какая именно?
— Я имел в виду леди Джулию, сэр.
— А, Джулию! Знаете, Бидж, в ней есть величие. Угадайте с трех раз, что она сделала.
— Не могу, сэр.
— Сказала: «Ну-ну!» и закурила.
— Вот как, сэр?
— Вы ее не знали в детстве?
— Нет, сэр. Когда я сюда поступил, ей было двадцать с небольшим.
— Она укусила гувернантку.
— Неужели, сэр?
— В руку и в ногу. Причем заметьте, с этим самым ангельским видом. Редкая женщина, Бидж.
— Я всегда глубоко почитал леди Джулию, сэр.
— И знаете, этот Ронни что-то унаследовал. Казалось бы, охламон охламоном, да еще и с ветрянкой, а вот поди ж ты! Сегодня у меня открылись глаза. Я понял, что нашла в нем Сью. Что-то такое есть, да, есть… Видимо, она будет счастлива.
— Я в этом уверен, сэр.
— И слава Богу, а то бы я его удушил. Вы видели Долли Хендерсон?
— Неоднократно, сэр. Когда я служил в Лондоне, я часто ходил в театр.
— Правда, Сью на нее похожа?
— В высшей степени, сэр.
Галахад посмотрел на парк, залитый лунным светом. Где-то журчал ручей, бежавший в озеро сквозь камни и папоротники.
— Что ж, Бидж, доброй вам ночи.
— И вам, мистер Галахад.
Императрица заворочалась во сне и приоткрыла глаз. Ей показалось, что где-то рядом зашуршал капустный лист, а эти листья она могла есть в любое время суток. И впрямь, ночной ветерок нес что-то по соломе.
То был действительно лист, но не капусты, а бумаги. Императрица съела и его, ибо, как истинный философ, принимала то, что дает судьба. Капуста, знала она, придет, когда ей положено.
Потом она закрыла глаз и легко вздохнула. Ее величавые формы освещала серебряная медаль луны.
Перевод с английского Н. Трауберг
1Сержант, сидевший за своим столом в небольшой парижской полиции, был так спокоен, вял и неповоротлив, словно его изготовили из нутряного сала. Роджет[43] в своем толковом словаре нашел бы для него выражения «вялый, бесстрастный, тупой», которые нимало не подошли бы стоящему перед ним молодому человеку, напоминавшему скорее кота на раскаленной плите. Лингвист применил бы к Джерри Шусмиту слово «прыгучий», а сторонний наблюдатель решил бы, что его подвергают пытке, которая заменила во Франции так называемую «третью степень».[44]
Однако волновался он по более прозаической причине. Завершая отдых в Париже, он потерял бумажник, где лежали ключи от временной его квартиры. Беспокоила же его мысль о том, где он будет ночевать, если бумажник не нашли.
Пока это было неясно. Сержант, ставивший печати в том ритме, в каком играют на ударных инструментах, отдела не оторвался. Неудобно мешать серьезным людям, но Джерри чувствовал, что придется.
— Pardon, monsieur, — сказал он.
Сержант оторвался от бумаг. Если его удивило, что он не один, он этого не выказал. Как мы заметили, его лицо не выражало эмоций.
— Да?
— Я насчет бумажника. Потерял, знаете…
— Вон та дверь. К секретарю.
— Я там был, меня послали сюда.
— Правильно. Сперва — он, потом — я.
— Если я опять к нему пойду, он опять пошлет к вам?
— Конечно.
— И вы все равно…
— Вон та дверь.
— А он пошлет?