Оба рассмеялись и пожали друг другу руки.
Шульце присел на свою корзину и предложил место рядышком Хагедорну. Так, в тесном единении, они завели глубокомысленную беседу о рекламе. А именно о предельном эффекте оригинальных формулировок. Было похоже, что они знакомы уже много лет.
Господин Иоганн Кессельгут, который, прикрывшись газетой, наблюдал за ними, был изумлен. Потом он начал строить план действий. И наконец поднялся в лифте на третий этаж, чтобы обследовать свой номер с ванной и балконом и распаковать чемоданы.
Дабы новые костюмы не помялись.
Когда Кюне и Польтер после военного совета вышли в холл, оба лауреата все еще сидели на промокшей ветхой корзине и воодушевленно беседовали. Швейцар окаменел и придержал директора за смокинг.
— Вот! — выдохнул он. — Полюбуйтесь-ка! Наш замаскированный миллионер с господином Шульце. Ну прямо памятник! Как Гете с Шиллером!
— Убиться можно! — выдохнул Карл Отважный. — Этого только нам не хватало! Я отведу Шульце в свободную комнату для горничной. А вы намекните миллионерчику, мол, нам очень неловко за то, что ему пришлось, как нарочно, в нашем отеле общаться с каким-то замухрышкой и что мы не можем просто так выгнать Шульце. Может, завтра или послезавтра сам догадается выехать. Надеюсь! Иначе распугает всех наших постоянных гостей.
— Господин кандидат Хагедорн еще ребенок, — сказал швейцар строгим тоном. — Фройляйн, которая звонила из Берлина, была права. Уберите поскорее Шульце с поля зрения! До того, как люди выйдут из столовой.
Они подошли поближе.
— Добро пожаловать! — сказал директор Кюне господину Шульце. — Позвольте, я покажу вам ваш номер.
Оба лауреата поднялись. Шульце взял корзину. Хагедорн приветливо посмотрел на собеседника.
— Дорогой господин Шульце, я еще увижу вас?
— Господин Шульце, наверное, устал с дороги, — вмешался директор.
— Тут вы здорово ошиблись, — ответил Шульце. А первому лауреату сказал: — Дорогой Хагедорн, мы еще увидимся. — И последовал за директором к лифту.
Швейцар, вложив в свой взгляд как можно больше отеческого тепла, сказал молодому человеку:
— Извините, господин кандидат! Нам очень жаль, что именно этот приезжий был первым, с кем вы познакомились.
— А мне нисколько, — ответил Хагедорн, не совсем понимая, о чем речь.
— Господин Шульце, если позволите заметить, не вписывается в здешнее окружение.
— Я тоже не вписываюсь, — ответил молодой человек.
Дядюшка Польтер ухмыльнулся:
— Понимаю, понимаю…
— Да, вот еще, — сказал Хагедорн. — У вас что, во всех номерах животные? — Он положил на стойку руки ладонями вниз. На них были видны царапины и красные пятна.
— Животные? — швейцар остолбенело смотрел на исцарапанные руки. — В нашем отеле нет животных.
— Вы меня, очевидно, не поняли, — сказал Хагедорн. — Я говорю о кошках.
Дядюшка Польтер облегченно вздохнул.
— Мы угодили вашему вкусу?
— Да, да. Зверюшки очень милые. Хотя и царапаются. Но они так вот забавляются. А это главное. Я только хотел узнать: есть ли и в других номерах по три кошки?
— По-разному, — ответил швейцар и поспешил переменить тему. — Завтра утром к вам в номер придет массажист.
— А что ему надо? — спросил Хагедорн.
— Массировать.
— Кого?
— Вас, господин кандидат.
— Очень любезно с его стороны, — сказал Хагедорн. — Но у меня нет денег. Передайте ему сердечный привет.
Швейцар состроил обиженное лицо.
— Господин кандидат!
— Массаж тоже бесплатно? — спросил Хагедорн. — Ну хорошо. Если так надо, пусть! А что это дает?
Притворялся миллионерчик образцово.
— Массаж поддерживает мускулатуру в форме, — разъяснил Польтер. — Кроме того, он чрезвычайно усиливает кровоснабжение кожи.
— Согласен, — сказал Хагедорн. — Если не будет вредных последствий, то не возражаю. Новые почтовые марки есть?
— Еще нет, — ответил Польтер с сожалением. — Но завтра будут наверняка.
— Полагаюсь на вас, — серьезно сказал Хагедорн и направился в холл, сдерживая смех.
На пятом этаже Шульце и Карл Отважный покинули лифт. Выше он не ходил.
Пешком они поднялись на шестой этаж и пошли по длинному узкому коридору. В конце директор отпер дверь, включил свет и сказал:
— Дело в том, что отель полностью занят.
— Ах вот почему, — промолвил Шульце, растерявшись поначалу, и оглядел каморку: косые стены, кровать, стол, стул, умывальник.
— Комнаты поменьше у вас нет?
— К сожалению, нет, — ответил директор. Шульце поставил корзину на пол:
— Ну и холодина здесь!
— Центральное отопление доходит только до пятого этажа. А для печки здесь нет места.
— Охотно верю, — сказал бедняк. — К счастью, врач строго запретил мне спать в отапливаемых помещениях. Благодарю вас за догадливость и предупредительное отношение.
— О, пожалуйста, — ответил Кюне и прикусил губу. — Делаем что можем.
— Остальное время, разумеется, я буду вынужден проводить в общественных местах, — сказал господин Шульце. — Я приехал сюда, естественно, не для того, чтобы окоченеть.
— Как только освободится отапливаемый номер, — сказал директор, — мы вас переселим!
— Это не к спеху, — примирительно сказал бедняк. — Больше всего я люблю косые стены. Сила привычки, понимаете?
— Вполне понимаю, — ответил директор. — Я счастлив, что угадал ваш вкус.
— Действительно, — сказал Шульце. — Это вам удалось. До свидания!
Он открыл дверь. Когда директор переступал порог, у Шульце мелькнула мысль: не дать ли ему хорошего пинка?
Однако он овладел собой, запер дверь, открыл слуховое окно и посмотрел на небо. Большие хлопья снега влетели в комнатку и осторожно опустились на одеяло.
— Это было бы преждевременно, — произнес тайный советник Тоблер. — Оставим пинок про запас.
Глава седьмая
Сиамские кошки
Этот вечер что-то предвещал. Первое недоразумение не должно было оставаться последним. (Истинные недоразумения размножаются, как клетки, — делением. Ядро заблуждения расщепляется, и возникают новые недоразумения.)
Пока Кессельгут надевал смокинг, а Шульце под самой крышей выгребал пожитки из корзины, Хагедорн в блеске своего синего костюма сидел в холле, курил сигарету (одну из тех, что дал ему на дорогу квартирант Франке) и морщил лоб в размышлениях. Ему было не по себе. Если бы на него смотрели косо, он чувствовал бы себя лучше. К плохому обращению Хагедорн привык и знал, как защищаться. Но такое? Он был похож на ежа, которого никто не хочет дразнить. Он нервничал. Почему люди ни с того ни с сего вели себя столь противоестественно? Если бы вдруг взлетели вверх столы и стулья вместе со швейцаром, это удивило бы Хагедорна куда меньше. Он подумал: поскорее бы пришел старик Шульце. С ним хоть знаешь что к чему! Но в холле пока появлялись другие лица. Ужин близился к концу.
Госпожа Каспариус, оставив десерт нетронутым, поспешно выкатилась из столовой.
— Противная особа, — сказала Маллебре.
Барон Келлер, занятый компотом, поднял голову, нечаянно проглотил вишневую косточку и вытаращил глаза, словно пытаясь заглянуть внутрь себя.
— В каком отношении? — спросил он.
— Знаете, почему Каспариус так быстро поела?
— Возможно, проголодалась, — заметил он мягко. Фон Маллебре зло рассмеялась.
— А вы не особенно наблюдательны.
— Знаю, — ответил барон.
— Она хочет захватить миллионерчика, — сказала Маллебре.
— В самом деле? — спросил Келлер. — Только потому, что он плохо одет?
— Она находит это романтичным.
— Это называется романтикой? — спросил он. — Тогда я согласен с вами: госпожа Каспариус действительно противная особа.
Минуту спустя он засмеялся.
— Что такое? — спросила Маллебре.
— Несмотря на мою общеизвестную ненаблюдательность, я заметил, что и вы очень быстро едите.
— У меня разыгрался аппетит, — заявила она сердито.
— Я даже знаю на что, — сказал он.
Госпожа Каспариус, шикарная блондинка из Бремена, достигла своей цели. Она сидела за столиком рядом с Хагедорном. Дядюшка Польтер изредка поглядывал в их сторону, и его взор излучал отеческое благословение.
Хагедорн молчал, а госпожа Каспариус живописала сигарную фабрику своего мужа. Она упомянула, ради полноты изложения, что господин Каспариус остался в Бремене, чтобы посвятить себя табаку и присмотру за двумя детьми.
— Вы позволите мне вставить словечко? — скромно спросил молодой человек.
— Пожалуйста!
— У вас в номере есть сиамские кошки?
Она обеспокоенно посмотрела на него.
— Или другие твари? — спросил он еще.
Она засмеялась.
— Будем надеяться, что нет!
