Как-то раз Гиргола пришел в такое время, когда вся семья Онисе была в сборе. В доме к тому же гостил еще один приезжий старец. Нуну, которая не могла глядеть на Гирголу без отвращения, услышала издали его голос и, вскочив с места, кинулась к двери. Но гость заметил ее у порога и прегради ей путь.
– Куда убегаешь, девушка, зачем от меня уходишь? – воскликнул он.
– Пусти меня, чтоб тебе ослепнуть! – хмуро пробормотала Нуну.
– За что ты меня ненавидишь? Разве я сделал тебе что-нибудь плохое? – обиженно опросил Гиргола.
– Прочь, прочь! – сурово сказала Нуну и выскользнула из его рук.
Гиргола проводил девушку грустным взглядом.
– Измучила меня, – тихо проговорил он. – Но, богом клянусь, не уйдешь от меня, чего бы мне это ни стоило!
Подошел Онисе вместе со своим гостем-старцем. Они поздоровались с Гирголой, и хозяин пригласил гостей войти в дом.
– Пожалуйте! Махия будет тебя угощать, Гиргола, а нам нужно по делу! – обратился Онисе к гостю.
– Нет, Онисе, сделай милость, не уходи, – попросил Гиргола. – Да вот и дедушка здесь, – добавил он, – старый человек, его совет дорог.
Онисе угрюмо взглянул на гостя – довольно, мол, всяких разговоров, все дела поручены жене. Гиргола понял, но настаивал на своем.
– У меня дело как раз к тебе, Онисе! – оказал он.
Старец собрался уходить.
– Нет, нет, – удержал его Гиргола. – Совет старшего – божье благословение всякому делу, останься с нами!
Они вошли в дом. Махия встретила их с приветливой улыбкой.
Долго сидели все молча, ожидая важного разговора.
– Что же ты хотел сказать нам, Гиргола? – нарушил молчание старец.
– Какое у тебя дело? – добавил Онисе.
– Дело важное, дорогие мои, – сказал Гиргола, – на весь мир я опозорен!
– Что ты, что ты? Почему же так? – спросил Онисе.
– А потому, что отказываете нам, девушку к нам не отпускаете!.. Если мы были вам не угодны, не следовало брать выкупа, а уж когда взяли, почему задерживаете девушку?
Наступило тягостное молчание.
– Что же вы молчите? – воскликнул Гиргола.
– Что нам говорить? Что можем мы сказать тебе? – упавшим голосом отозвался Онисе.
– Все-таки, скажите что-нибудь… Род ли наш вам не ко двору, выкуп ли мал? За что пожелали вы опозорить меня на всю общину? Ведь правда, дедушка? – обратился Гиргола к старцу.
– Правда, правда, они должны ответить, должны сказать что-нибудь! Онисе, почему молчишь?
– Что я могу поделать? Девушка грозится покончить с собой, не хочет за его брата замуж итти, не принуждать же ее?
– Да-а! – вздохнул старец. – Раз девушка не хочет, тогда разговор другой…
– Зачем взяли выкуп, зачем обнадежили нас? – снова заговорил Гиргола. – Нас двое братьев, и оба мы ляжем костьми, но от девушки этой теперь не отступимся…
– Что за речи, Гиргола, что за речи? Любовь принуждения не терпит! – начал было старец, надеясь убедить Гирголу.
– Зачем выкуп взяли, если не было согласия девушки? – упрямо твердил Гиргола.
– Ну, взяли выкуп, ну и что же? Разве не бывало такого в Хеви? Случалось, что община разводила даже после женитьбы, если не было любви и согласия между молодыми. Какая же это семья, если нет в ней мира?
– Это прежде так бывало, в давние годы была у общины такая власть. А теперь у нас не то. Теперь все по закону делается… Разве не так, дедушка? Раз взяли выкуп, должны отдать девушку; при чем тут теми или кто бы там ни был? Я не стану считаться со старыми обычаями, пойду прямо к мдиванбегу, к начальнику и девушку заберу, и Онисе погублю, если захочу! Ей-богу, погублю его вместе со всей семьей!
– Нет, Гиргола, постой, так не годится! Разве христианский это поступок – венчать девушку с нелюбимым человеком? Разве это справедливо? Зачем тебе жаловаться чужим? Если обидели тебя твои соседи, соседи же и разберут, рассудят вас; собери старейших, попроси у них совета!
– Нет, дед, не хочу я слушаться теми, я – человек закона и хорошо знаю законные пути! – с угрозой сказал Гиргола и поднялся.
– Хорош же твой закон, если он велит обвенчать с твоим братом девушку, которая его не любит! – сердился старец.
– Я на царской службе и не позволю, чтобы меня делали посмешищем для людей! – горячился Гиргола.
– Не оскверняй чести теми! Глас народа – глас божий! – сказал дед.
– Дался вам наш теми! – воскликнул Гиргола. – Мне он нипочем. Я действую по закону… А впрочем, довольно разговоров! Отдаете вы нам девушку или нет? – грозно спросил он.
– А кто ее держит, кто? – жалобно сказал Онисе, который отлично знал цену угрозам Гирголы.
– Всегда вы так говорите, а конца делу не видно!
– Как же быть, если девушка не любит? – снова заговорил старец.
– Нет, дедушка, нельзя нам больше медлить с этим делом, – сказала молчавшая до сих пор Махин.
– Он на царской службе, – смелей заговорил Онисе. – Где уж нам с ним спорить! Пусть лучше забирает эту несчастную девушку!
– Что ты сказал? – вскипел старик. – Тьфу, нет у тебя чести, нет шапки на голове, баба ты, баба трусливая! Так перепугался, что гонишь девушку из своего дома к нелюбимому человеку!.. Трус ты, трус, лучше не жить на свете такому, как ты…
– Не сердитесь, дедушка! – сказала Махин. – Разве лучше будет, если всех нас сошлют в Сибирь из-за одной бедной девушки?
– А за что сошлют в Сибирь? Значит, нет правды на свете, нет справедливых людей? – горячился старик. – Этакие вот обезьяны могут вас запугать? Горе мое, что я не молод, а то показал бы ему, как шутки шутить!
– Богом клянусь, если не отдадут нам Нуну, удалю отсюда Онисе и вовек не видать ему здешних облаков! – воскликнул Гиргола.
– Кто? Ты удалишь?… Ах ты, корявый!.. Где мой нож? Ты у меня сейчас замолчишь…
И старик кинулся в драку с Гирголой, но Онисе и Махия схватили его за руки.
Старик не унимался и все рвался к Гирголе, который стоял, держась за рукоятку кинжала. Онисе кое-как угомонил старика, вывел его на двор и проводил.
– Ничего! – грозился Гиргола. – Я до него доберусь, душу вымотаю на барщине, на оброке…
Онисе вернулся, и все трое стали мирно беседовать.
– Нет, дорогой, мы тебе не препятствуем в этом. Приходите, когда вздумаете, и забирайте ее, – говорил Онисе.
– Ты только согласие дай, а там пусть кто-нибудь посмеет стать мне поперек пути! Увезу ее хоть сегодня же! – хвастался Гиргола.
– Только не от нас, Гиргола, – вмешалась Махия, – у нее родня еще есть, не отдадут ее по доброй воле.
– Откуда же? – удивился Гиргола.
– Мы пошлем ее либо в горы, либо на мельницу. Тебя заранее известим, а там поступай, как знаешь.
– И вам придется на первое время увезти ее из деревни, – добавил Онисе.
– Это уж я знаю! – весело воскликнул Гиргола. – Но когда же, когда? – с нетерпением добавил он. – Вот уже две недели брат мой дома сидит, пришлось взамен его взять пастуха. Надо Нинию поскорее туда отправить, а то без хозяйского глаза все стадо утечет, как вода.
– А как же, утечет, утечет! – подтвердил Онисе.
– Ты держи ухо востро, подготовься, и как только подвернется удобный случай, тут же тебя извещу! – сказала Махия.
Они еще немного побеседовали и разошлись в добром согласии.
Гиргола вызвал себе на подмогу нескольких головорезов, прославившихся бесчинствами и разбоями, и ждал от Махии вестей о Нуну.
Как-то раз собрались сельские девушки на гору Гергети за земляникой и черникой. Часто устраивали они летом такие прогулки, не столько ради ягод, сколько ради того, чтобы отдохнуть и развлечься.
Девушки сходились на площади села и поджидали там своих подруг.
– Махия, можно и мне пойти за ягодами? – спросила Нуну у своей тетки.
– Ступай, кто тебе мешает! – ответила тетка, как-то странно улыбнувшись. – Я сама давеча хотела тебе это предложить, надо рассеяться, развлечься, а то с каких пор не видно улыбки на твоем лице!
Нуну вздохнула и, взяв корзину, молча вышла из дома.
Как только Нуну переступила порог, Махия вся преобразилась. С озабоченным и тревожным лицом она осторожно приоткрыла дверь и стала следить за быстро удалявшейся девушкой. Нуну скрылась между домами, тогда Махия торопливо окликнула мальчика, игравшего в кости перед самым домом.
– Беги скорей к Гирголе, окажи, чтобы сейчас же шел ко мне, дело, мол, очень важное!
Мальчик побежал исполнять поручение, а Махия стала с нетерпением ждать Гирголу, чтобы сообщить ему о прогулке Нуну на Гергетскую гору, – наконец-то желание его исполнится!
Девушки шли с песнями, играли, шутили, перекидывались стихами.
Целые месяцы проводили они в тяжелом труде, были прикованы к своим домам, и теперь, почувствовав себя на свободе, искренне, всем сердцем отдавались веселью.
Нуну, всегда первая в играх и песнях, шла теперь печальная, озабоченная, задумчивая. Ее подруга Марине, недавно вернувшаяся из дальнего села, боялась проронить слово, не смела заговорить с Нуну, чтобы грубо не коснуться ее сердца, не разбередить ее сердечную рану. Нуну могла бы расплакаться при девушках и вызвать насмешки.
