— Tendoanele(3), — пояснил Новак, отобрав у него гизарму.
Нескольких крепких ударов оказалось достаточно, чтобы отправить румына в нокаут. После, сунув бритву в задний карман брюк, он поспешил за Марком, удалившимся на добрую сотню метров.
Прошло минут тридцать, прежде чем они достигли дна лощины и начали взбираться вверх по склону. Марк все так же шел впереди, расчищая дорогу. Новак прикрывал его со спины. Чем выше они поднимались, тем меньше невменяемых бойцов им попадалось. Нет, количество желающих убить их не уменьшилось. Просто теперь против них все чаще выходили обученные и опытные адепты.
Алес орудовал гизармой, по возможности стараясь не использовать острие, а если и колол, то так, чтобы противник от полученного ранения не скончался. И дело было не столько в гуманизме, сколько в боязни собственной реакции. Он не был уверен, что не сорвется после убийства и продолжит следовать выбранному пути. Марк со скепсисом наблюдал за действиями товарища, хотя и понимал, что их взгляды на вещи сильно различаются.
Наконец, достигнув вершины склона, они вышли на ровную каменистую площадку. Впереди в сотне метров от них, в окружении двух десятков охранников, расположился режиссер этого кровавого спектакля. Еще не разглядев его, Алес заметил ауру позитива. Мужчина в плаще защитного цвета с капюшоном стоял на коленях, сложив ладони на уровне груди. Из уст его вырывались строфы, отдаленно напоминающие священное писание.
Марк шагнул вперед, и в тот же миг пара охранников чтеца бросилась ему навстречу. Новак приготовился контратаковать, но румын, подняв над головой единственную руку, громко произнес:
— Трэйлла.
Лица адептов побледнели, в их глазах отразился ужас. Один из них упал на землю и стал биться головой о камни, издавая истошные вопли. Другой остался стоять на месте, будто вкопанный. Руки его затряслись, а взгляд остекленел. Очевидно, каждый переживал безумие по-своему.
— В начале было Слово, все сущее было сотворено Словом. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. Слово дано было людям, дабы познали они Истину и уверовали в Силу Его. И слово было: Санарэ(4). И на тех, кто принял Слово, снизошла благодать его… (5)
Чтец повысил голос. Проклятые адепты начали приходить в себя. Марк ядовито ухмыльнулся.
— Апелпесия(6), — прокричал он, охватывая всю свиту позитива. Адепты один за другим, схватившись за голову, упали на колени.
Напомнив себе, что проклятие не будет длиться вечно, Алес поспешил вывести адептов из строя. Древком гизармы он вырубил тех, что были ближе. Магия магией, а с человеческой физиологией спорить бесполезно. К тем, что окружали чтеца, он приближался с большой осторожностью. Ведь очнись они, и тогда его уже точно ничего не спасет. Заклинание отчаяния было ему не знакомо, но вспомнив наставления Марка в лазарете тюрьмы, Новак решил попытаться. Он произнес вступительные строфы, затем ключевое слово и мысленно направил поток силы в одного из противников. Ощутив внезапную поддержку румын довольно оскалился. Новак направил проклятие на следующего адепта, затем еще на одного. Он из всех сил старался удерживать его на все троих. Адепты кричали и выли, рвали на себе волосы. Как выяснилось отчаяние — чувство коллективное.
Марк приблизился к чтецу и встал напротив в четырех шагах от него. Голос позитива слабел, он сбивался, путался в строфах и, наконец, вовсе замолчал. Внизу в лощине раздались душераздирающие вопли. Потеряв поддержку своего мастера, адепты сдавали позиции. Мужчина поднял на Марка водянисто-серые в рамках выгоревших ресниц глаза.
— Марку? — в его голосе звучали удивление и страх.
— Фонсо! — румын улыбался широко и радостно, будто встретил старого друга.
— Что ты здесь делаешь? — дрожащим голосом проговорил мужчина, поднимаясь с колен.
— Пришел за долгом, — ответил Марк угрюмо.
— Долгом? — На лице позитива отразилась растерянность. Негатив кивнул.
— Когда-то я спас твою жизнь. Сегодня я заберу ее.
Позитив смиренно закрыл глаза и вздохнул. Только сейчас Алес понял, что они с Марком примерно одного возраста. Что же связывало этих двоих? Почему мужчина прекратил читать заклинания? Почему не возражает, не сопротивляется, не умоляет? Новак нервно закусил губу.
— Танатос(7), — прошептал Марк, глядя на позитива с презрением и жалостью
Впервые в своей жизни Алес воочию видел действие смертельного заклинания. За считанные секунды дышащее жизнью тело превратилось в синюшный окоченевший труп с остекленевшими глазами. Никогда еще ему не приходилось наблюдать столь ужасающую картину.
Впечатление было настолько глубоким, что позже, ночью, ему приснилось будто он сам пал от смертельного заклинания. Он проснулся в холодном поту, его знобило.
— Ты чего? — удивился Марк. Он сидел за рулем угнанного автомобиля. Новак лежал на заднем сидении.
— Кошмар, — ответил Алес.
— Ясно, — равнодушным тоном произнес румын.
Минут пять он сидел неподвижно, очевидно пытаясь вновь заснуть, потом включил свет в салоне. Они были уже в Сату-Маре на парковке рядом со скромным похоронным бюро.
— Какой-то ты синий, — задумчиво проговорил румын, в очередной раз взглянув в зеркало заднего вида. В ответ Новак промычал что-то нечленораздельное.
Осмотрев раны Алеса, Марк с сожалением констатировал, что началось воспаление. На предложение съездить в больницу Новак ответил резким отказом. Так что румын ограничился тем, что наложил повязки, дал антибиотик из аптечки и сделал очередную инъекцию.
Ближе к утру Новаку стало лучше. Жар спал, и он приободрился.
— Тот позитив, кто он? — с интересом спросил он.
— Мы были лучшими друзьями в юности, — ответил Марк устало.
— Ты и он?! — не поверил Алес.
— Да, — подтвердил румын, — но здесь нечему удивляться. На границе такое не редкость. Я родился в маленькой деревушке недалеко от Халмеу. Отца своего я никогда не видел. А мать много работала, чтобы я ни в чем не нуждался. У Фонсо похожая история. И в нашей деревне заклинателей было всего двое — я и он.
Мы повзрослели и наши дороги разошлись. Я начал служить Совету, а он примкнул к движению позитивов, выступающих против политики Конклава.
— Есть такое движение? — удивленно воскликнул Алес.
— Было, — с болью в голосе проговорил румын. — Однажды во время очередной акции, они подверглись нападению со стороны представителей Конклава. Мне удалось спасти Фонсо, но я заплатил за это рукой, карьерой и положением в обществе. Вся моя жизнь покатилась к чертям. Но даже так, я не сожалел о том, что сделал ни на минуту…
— До тех пор, пока не увидел друга в рядах ревнителей веры? — предположил Алес.
Марк не ответил, но этого и не требовалось.
Светало. В воздухе появилась туманная дымка, на время скрывшая убогость серых обшарпанных улиц. Этот город производил странное впечатление. Он был похож на свалку недовоплощенных идей безумного художника-сюрреалиста. Гигантские бетонные конструкции с пустыми глазницами окон на фоне общего унылого однообразия виделись чем-то чужеродным и не естественным. Асимметрия и сложные конструкции в каждом муниципальном здании наводили на мысли об отсутствии у архитекторов логики и практичности. Довершало картину обилие мусора и почерневшей от осенней сырости палой листвы на дорогах и тротуарах.
Новак утомленно прикрыл глаза. До утра оставалось еще несколько часов, так что можно было немного поспать.
Хозяин похоронного бюро в буквальном смысле встретил негатива с распростертыми объятиями. По их диалогу, Алес понял, что с подобным делом Марк приходит сюда не в первый раз. Гробовщик некоторое время бегал вокруг Новака с меркой, а затем радостно сообщил, что у него имеется гроб подходящего размера. Новак немного опешил.
— София — закрытый для негативов город, — объяснил Марк. — И есть всего два случая, в которых въезд нам все же дозволен. Первый — различного рода дипломатические миссии; второй — ввоз усопших для захоронения на исторической родине. Сам понимаешь, на дипломатов мы с тобой ну никак не тянем. Остается одно…
