Судья встал и, следуя положенной процедуре ведения судебного заседания, осведомился у сторон, имеются ли незаявленные ранее свидетели или дополнительные документы, появившиеся в течение судебного разбирательства.
– Нет, ваша честь, – важно проговорил прокурор с места.
Адвокат, поднявшись, хотел, было, произнести то же самое, прибавив мысленно слово «к сожалению!», как вдруг раздался громкий голос, прозвучавший откуда-то из конца зала:
– Есть свидетель! Есть! Стойте! Подождите! Ради Бога, выслушайте! У нас есть еще один свидетель!
Возле открытой входной двери стояла пожилая женщина, держа за руку ребенка трех – четырех лет. Это была Елена Дмитриевна.
– Мама?! – невольно вырвалось у Кати. – Что ты здесь делаешь? Ты еще и Саньку привела!
Наступила непродолжительная пауза. Взоры присутствующих на заседании людей вновь обратились на судью, который сидел сейчас с несколько растерянным видом, так не вязавшимся с его служебным положением. Еще бы, за его многолетнюю судебную практику он повидал всякое. Случались даже выстрелы в зале заседаний, к счастью, не повлекшие за собой печальных последствий. Но такого, чтобы во время судебного заседания посторонний человек просил выслушать его в качестве свидетеля, да еще без ведома адвоката, он не припоминал.
Судья колебался. Процедура судебной машины, выработанная годами, требовала незамедлительного выдворения возмутителя спокойствия и продолжения ведения заседания в рамках закона.
Возможно, в другой ситуации он, не задумываясь, так бы и поступил, но сегодня был ДРУГОЙ случай. Вынесенный им уже в своих мыслях вердикт должен был покарать в общем-то невинного человека, пострадавшего от юридической казуистики, грубо говоря, от недостатка оправдательных доказательств, ввиду частичной дискредитации основных свидетелей.
Всем вокруг, да и ему в том числе, был искренне симпатичен этот несчастный чудак-биолог, буквально на коленке, у себя дома совершивший эпохальное открытие и спасший от смерти жену. Но, как известно, побеждает в конечном итоге сильнейший – тот, у кого на сей момент больше козырей, а не тот, который вызывает симпатию. Сердцем судья был на стороне Колмогорова, нисколько не сомневаясь в его честности и даже авторстве, хотя никак материально и недоказанном, но, к сожалению, он вынужден выбирать не сердцем…
Он прекрасно понимал, что для подсудимого, не совершившего преступления, даже самый мягкий, но, все-таки, обвинительный, а не оправдательный приговор, и есть самое большое наказание…
Наконец, он прервал молчание:
– Властью, данной мне законом, я принимаю решение… выслушать и допросить еще одного свидетеля – защиты, как я понимаю, дабы впоследствии не пускать дело на доследование и вновь не собираться всем составом на повторные слушания. Если, конечно, не возражают обе стороны судебного следствия.
– Я ни в коей мере не возражаю! – тут же подал голос адвокат.
– Что скажет уважаемый прокурор? – судья смотрел на Васильева в упор.
Прокурор встал и, по своему обыкновению, обвел зал взглядом. Он медлил, так же, как и судья. Более того, он был просто взбешен. Это, уже по сути выигранное им дело тормозится, и из-за кого? Какой-то старухи, пришедшей в суд с ребенком? Что она может еще сказать? Что ее дорогой зятек по ночам что-то там писал? И что из этого следует? Или адвокат надеется, что ребенок сможет разжалобить суровый закон?
Ну и что из того, что он, прокурор, и сам не верит в авторство Грошева. Да и какой тот, к черту, ученый? Типичный хозяйственник, к тому же с крупными деньгами и связями! Тем более не надо было сопляку Колмогорову буром переть на эту махину без должной подготовки.
Ха, они, безусловно, надеялись на этого театрального хлыща Ароновича. Действительно, у него мало кто выигрывал, но и он, Васильев, тоже не лыком шит! И сейчас от него – прокурора – зависит весь исход дела…
А чего он, собственно, опасается? Нет, будь эта старушка даже самой колдуньей, им всем не одолеть его! И пусть не думают, что он испугался какой-то новой свидетельницы с малолеткой. Решено!
– Я тоже не возражаю! – твердо произнес прокурор, выдержав взгляд судьи.
– Хорошо. Заседание продолжается. Секретарь, пригласите свидетеля… э-э…
– Осипова Елена Дмитриевна и Колмогоров Александр Всеволодович! – раздался голос вошедшей женщины. – Мы вдвоем, если можно. Пожалуйста! – умоляюще добавила она.
Судья только обреченно кивнул головой. На семь бед – один ответ! Он уже и так нарушил все, что можно! К тому же закон допускает вызов в качестве свидетеля несовершеннолетнего в сопровождении наставника или педагога. Будем считать его бабушку наставником.
– Вызываются свидетели: несовершеннолетний Колмогоров Александр Всеволодович и Осипова Елена Дмитриевна.
Пока они шли через весь зал, находясь под прицелом сотни глаз, в голове Елены Дмитриевны крутился ее диалог с внуком накануне приезда в суд.
«Как же так? – задумалась Елена Дмитриевна сразу после разговора с дочерью. – Почему она сказала, что нужен хотя бы еще один свидетель? Нет, видно не зря она не доверяла этому проныре-адвокату! Что же делать?»
– Бабуля, что случилось? – подал голос Санька. Он стоял рядом и вглядывался в лицо Елены Дмитриевны, стараясь понять, почему у его бабушки так испортилось настроение после разговора с мамой.
– Плохи дела, внучек! Папу твоего могут плохие дяди осудить, понимаешь? А он не виноват! Ни в чем не виноват!
– А разве так бывает?
– Выходит, что бывает, дорогой мой.
– Так что же делать, ба?
– Не знаю, Санечка. Ума не приложу. Адвокату, видите ли, не хватает еще одного свидетеля! – она говорила с ним, как со взрослым, даже не задумываясь, понимает ли ее ребенок. Скорее, она говорила сама с собой. Говорила и не находила никакого выхода из этой ситуации.
– Ба, а давай поедем к папе и маме! – Санька смотрел на нее не по-детски серьезно.
– Санечка, мама же нам запретила, – начала, было, говорить Елена Дмитриевна, но, глянув в глаза внука, осеклась: в его взгляде она увидела знакомые упрямые искорки, которые она видела только в одних, хорошо известных ей глазах – глазах ее покойного мужа. Это были его глаза! И им она не могла отказать!
– Хорошо, ты прав, внучек! Собирайся, мы поедем в суд к папе и маме. И будь что будет!
Елена Дмитриевна стояла перед судьей, автоматически отвечая на формальные вопросы, необходимые перед допросом свидетеля, а сама все еще не могла прийти в себя от такой своей смелости, неизвестно откуда вдруг взявшейся у нее. Она и понятия не имела, что именно будет говорить здесь.
Все было, как во сне. Будто и не она вовсе стоит посредине зала, и не на нее, а на кого-то другого смотрят сейчас все присутствующие – чужие и родные для нее люди, ожидая – кто с интересом, кто с недоверием, а кто и с надеждой, что поведает им незваная гостья. Но теперь словно какая-то неведомая сила стала вдруг руководить ею и заставлять отвечать на все вопросы судьи почти не задумываясь, без всякого волнения.
Тем временем судья, предупредив ее об ответственности за дачу ложных показаний, уже предоставил слово улыбчивому адвокату, который, похоже, и сам был в некотором замешательстве.
– Уважаемая… э-э… Елена Дмитриевна, что вы, как теща ответчика, можете пояснить по сути предъявленных ему обвинений? Вы ведь в курсе, в чем обвиняют вашего зятя на этом судебном заседании?
– Конечно! Еще бы! Мне ли не знать, что хотят охаять и упечь за решетку честнейшего и безобиднейшего человека, спасшего жизнь моей единственной дочери, матери моего внука! Вот он, Санька, и помог отцу найти эту проклятую формулу! А вы все устроили здесь судилище над невинным человеком! Да нам всем его боготворить надо! Он спас мир от этой чумы – ужасной болезни и проклятия рода Осиповых. Мой бедный Кеша перевернулся бы в гробу, если бы узнал, за что пытаются осудить его ученика – человека, который довел его дело до конца. Человека, пообещавшего ему на смертном одре закончить создание этого фермента и выполнившего свое обещание. Граждане, опомнитесь! Вы совершите вопиющую несправедливость, если не оправдаете Севу! – Елена Дмитриевна говорила громко и четко. Слова ее лились как бы сами собой, независимо от нее, внося в зал свежую струю какой-то необъяснимой энергии, силы и чистоты.
– Скажите, пожалуйста, – продолжил весьма довольный ее речью адвокат, – вы вот здесь упомянули о своем внуке, который якобы помог своему отцу найти формулу. Как это нужно понимать?
– А так и понимать! Вы не смотрите, что он маленький. Да, ему еще не исполнилось и четырех, но, как вы знаете, великий Бах в этом возрасте уже писал музыку! Так вот, я утверждаю, что мой внук Александр способствовал получению формулы фермента, подсказав Севе ее последнюю составляющую! Я понимаю, что это звучит дико и неправдоподобно, но это – факт! Я вот тут кое-что захватила… – при этих словах Елена Дмитриевна достала из пакета, который принесла с собой, какие-то листки писчей бумаги и передала их адвокату. – Это первые, так сказать, попытки моего внука помочь отцу. Сначала это выражалось в форме игры, а затем и более целенаправленно. Вы не думайте, мы не сумасшедшие! Поначалу мы и сами не могли в это поверить, ведь его никто никогда не учил даже азам химии. Тем более, применительно к медицине. Но Сева – ученый, и он неоднократно подвергал нашего мальчика, если так можно выразиться, проверке. И каждый раз мы с изумлением убеждались, что у Санечки непостижимым образом присутствуют глубочайшие знания предмета именно в этой области науки, которой занимается его отец и всю жизнь занимался дед! На этих листочках вы увидите, как Санечка отмечал карандашом формулы, где, по его мнению, Севой были допущены ошибки во время его работы. Затем на другом листке уже сам Сева проверял нарочно написанные им неверно формулы, которые мой внук снова отметил. И так далее. Я собрала все эти листочки, слава Богу, они сейчас пригодились!
