Макс Аврелий - Моленсоух. История одной индивидуации

ЕМ: 13. Datachi «We Are Always Well Thank You».

Когда и как в нашей семье появилась Эля, я не помню. Просто однажды я увидел на маминых руках какое-то существо в колпаке и сиреневом платье. Затем в красной шапочке и красном платье. В зеленом и т. д. Однажды она стала участницей наших недетских игр. Это было растление в чистом виде. Или, точнее, чистое растление, чистое в смысле чистоты, т. к. мы все были детьми и ничего грязного в играх со своими пиписьками не видели. Итак, знайте, что чистое растление – это растление детей детьми. Слышали о непорочном зачатии? Так вот, это из той же оперы, только без зачатия.

В 1977 году вышла пластинка, которую, спустя тридцать лет, в некоторых зарубежных изданиях стали называть лучшим диском 1977 года. Пластинка вышла на далеком африканском континенте и естественно, о ней ни я, ни один житель Есиля, а может и всего СССР, еще не знали. Тогда мне не было ещё и четырех. Пройдет всего семь лет, и композиция с этой пластинки перевернет мой внутренний мир, кардинально изменив отношение к реальности. А так как впервые услышанная она была представлена мне как секс-музыка некой запрещённой группы «Хаотерс», то этой информацией я, с вашего позволения, пока и ограничусь. Однако предполагая более широкий читательский круг, я скажу: друзья, вас ждет удивительный сюрприз, а если вы к тому же никогда не слышали этой композиции, то это будет не просто сюрприз, а нечто, более значительное, возможно маленькое, а для кого-то и большое откровение. Теперь мне потребуется немного вашего терпения. Мы позволили себе обмануть время и вернуться на три десятилетия назад, и поэтому нам необходимо быть более собранными и внимательными во время подобных авторских вступлений и отступлений, чем наши возможные оппоненты. Кроме того, в 1977 году вышел не только «Хаотерс»…

ЕМ: 14. Suicide «Long Talk».

В Европе царила панк-истерия, а наряду с этим расцветали всевозможные новые и новейшие направления взаимодополняя друг друга и превращаясь в невообразимую лавину все обновляющейся и обновляющейся поп-культуры, которая была призвана изменить сначала Европу, а затем весь мир до неузнаваемости. Это время, когда рокеры перестали брезговать синтезаторами, а пионеры электронной музыки стали настоящими героями-первопроходцами, а совсем скоро заметно потеснили и панк-рок, и весь тяжелый рок, изменив всю популярную музыку в целом. А так как эта книга не только инструмент вивисекции «переболевших чумкой буратинной»[6] и иже с ними, но и моя благодарность и дар музыке, преобразившей мир и меня самого, то я намерен по ходу раскрытия сюжета всех, кому это важно, снабжать некоторой музыкальной информацией.

В 1977 году, никому тогда неизвестные в USSR (кроме разве что спецслужб) KISS выступили в «Мэдисон-Сквер-Гарден». Билеты были раскуплены до одного, на шоу пришло посмотреть 18 000 человек. Записи, сделанные в ходе концерта легли в основу концертника «Alive II», на котором барабаны Питера Крисса звучат тяжелее чем барабаны Джона Бонэма (John Bonham)[7]. Следом, был записан номерной студийный «Love Gun», с одноименным хитом. В этом году слава KISS шагнула за океан и начала свое триумфальное шествие по всему миру.

Истинные арийцы Kraftwerk, из Федеративной Республики Германия записывают «Trans-Europe Express», ставший безупречным символом дюссельдорфской электронной сцены. Диск выпускает заокеанский лейбл Capitol, всерьез заинтересовавшийся оригинальной, ни на что не похожей музыкой группы, это было явление миру стиля электропоп, хотя известно, что сами «крафты» называли его робопоп.

В январе 1977 года, EMI расторгла контракт с Sex Pistols, теми самыми парнями, которые были и остаются первыми панками планеты. Сразу после расторжения контракта EMI с SP подсуетилась Virgin, выпустив сингл SP «God Save The Queen», достигший 11 июня 1977 года 2-й позиции в чартах Британии, несмотря на припев песни:

Теперь задумайтесь, что творилось в Европе, если в пуританской Англии песня с подобным текстом стала национальным хитом. В конце 1977-го года, вышел единственный альбом SP вобравший в себя все их хиты и ставший отправной точкой панк-безумия, охватившего Европу и Америку, как пламя пожара, продолжавшегося до начала восьмидесятых, и затем затушенного ледяной волной электроники, импульс которой дали Kraftwerk. В Англии он был подхвачен множеством молодых групп, но лучше всего быть припанкованными учениками Kraftwerk получалось у юных Depesh Mode, которые в 1977 г. были вцепившимися в синтезаторы, как утопающий в спасательный круг британскими тинами.

Уже в те давние времена родители, возвращаясь домой в СМП обязательно приносили или привозили с собой какие-нибудь новые пластинки. Я помню их все, однако ограничусь самыми яркими. Во-первых, новый большой диск «Песняров» с союзными хитами «За полчаса до весны» и «Косил Ясь конюшину», затем маленькая пластинка с одной, но заводившей нас с полоборота песней Аллы Пугачевой «Песней первоклассника». Вообще, что касается названных «Песняров» и Аллы Пугачевой, то их песни лились чуть ли не из каждого окна в поселке, крутились по радио, а также их можно было изредка, но чаще чем все остальное, услышать и увидеть по телевизору, а вот, например, группу «Семеро Молодых» или грека Лаки Гесклоу в поселке не знал никто, кроме нас, потому, что у нас были их диски за которыми еще надо было погоняться, а чести засветиться на советском ТВ они не удостаивались. Через какое-то время в доме появился маленький черный винил Высоцкого с песней «Еще не вечер». Высоцкого я представлял тогда не иначе, как эдаким хулиганом-бородачом, вроде Виктора Харо, фильм про которого, тогда можно было увидеть в советском телевизоре. Однако все эти впечатления, хотя и были сильными, думаю, сила их воздействия на мое сознание была обусловлена бедностью правильных музыкальных впечатлений вообще. Но впечатления были и другие.

Если «Бременские музыканты», «Песняры», Высоцкий и прочее, были скорее общим фоном детства в Бабушкином доме, причем детства на виду у взрослых, то поскольку было и другое, скрытое от взрослых детство, у него был и свой другой фон, другая музыка.

ЕМ: 15. Pink Floyd «One of These Days».

Частично, она зарождалась где-то в глубине моего сознания, когда под впечатлением музыки я мог уединиться и бубнить себе под нос какие-то возникающие прямо в момент исполнения мотивы, что меня потрясало и радовало, но на возникновение этих мелодий, кроме официальной домашней музыки, влияла и другая. Эту музыку мое сознание отделяло от общей музыки и от общего (на виду у всех) детства, связывая все это с моим детским миром теней, миром, в котором царствовали образы, проводимые в мое сознание Олегом Блудниным и моими собственными сновидениями. Музыка эта приходила ко мне в основном через телевизор, реже радио, а позднее с улицы. Происходило это примерно так. Например, начиналась программа «Международная Панорама», фанатом которой был папа. Я в это время мог увлеченно рисовать своих чудовищ в тетради или играть с братом в машинки. Но не похожая ни на что звучавшее в доме и из соседских окон мелодия, которой начиналась и заканчивалась программа, постепенно отвлекала меня от игры. Вслушиваясь в нее, я переживал какие-то особенные эмоции, некое волнение, смешанное с необъяснимым восторгом, не переходившими все же в возбуждение, подобное тому, что я испытывал, ещё совсем недавно, слушая «Пиф-паф – и вы покойники». Это уже не было тем детским «Сигналом», но являлось, словно таким ненавязчивым напоминанием о другом неявном мире, или точнее, о запретной изнанке этого, явного мира. Напоминание было ненавязчивым, но, как показало время, необходимым. То есть, делалось оно с необходимостью, которая не отпала. Просто, видимо, однажды, мой неприкосновенный запас детства был исчерпан. И это было неотвратимо, так как время ненавязчивых напоминаний проходило и наступало время новой необходимости, где им, во всяком случае, какое-то время, не было места.

Здесь надо сказать, что в возрасте четырех-пяти лет я догадывался, что изнанка этого мира есть его продолжение. Визуальным же воплощением его я считал, во-первых, Олега Блуднина, его жужжание и его странный дом с одним окном, в котором маячит непонятное, напоминающее пожилую женщину существо с рыжими волосами, а во-вторых, все те многочисленные комбинации человеческих совокуплений, на изображения которых я напарывался во время своих прогулок по окрестностям СМП.

Передача с эффектной заставкой кончалась, но затем, на прогулке, зачастую именно когда я натыкался на очередное уличное художество, я начинал напевать нечто похожее на вариации запавшей в душу мелодии. Видимо потому, что подобную музыку нельзя было услышать с пластинок, мне казалось, что это какая-то, чуть ли не запрещенная, во всяком случае, недоступная даже для моих папы и мамы музыка. Поэтому, ее прослушивание и устное воспроизведение ассоциировались у меня со всеми остальными табуированными вещами: с матом, тем, что называлось в нашем дворе словом «ебаца», со сгоревшим клубом, теми же надписями и рисунками, детсадом, и так далее. Спустя десятилетия, я узнал, что музыка из «Международной Панорамы» это великий, уже давно ставший классикой хит гитарной серф-команды The Ventures «Vibrations». Однако, была и другая, более редкая передача, потому, что шла раз в месяц в то время суток, когда мы уже часа два как должны были видеть сны. Это была серьезная политическая программа для искушенных «Камера смотрит в мир». Она начиналась и заканчивалась еще более безумной (именно так я ее тогда воспринимал) композицией, авторство которой мне стало известно лишь десять лет спустя после моего первого знакомства с ней. А еще двадцать лет спустя я узнал, как она называется и как называется диск, который она открывает. Итак, это была «One of These Days» с THE MIDDLE (1971) PF.