Брет Эллис - Американский психопат

— Тогда поужинаем? — спрашивает меня Макдермотт.

— У меня свидание, — отвечаю я. — Черт.

— А ты? — Макдермотт спрашивает у Ван Паттена.

— Исключено, — говорит Ван Паттен. — Должен пойти в Sunmakers. А потом у меня тренировка с личным тренером.

В лифте Фредерик Диббл рассказывает мне о статье на шестой странице, или еще в какой-то светской хронике, про Ивану Трамп. Потом он делится впечатлениями о новом таиландско-итальянском ресторане в верхнем Ист Сайде, куда он вчера ходил с Эмили Гамильтон. Потом принимается восхваляет какое-то замечательное блюдо — «фузилли шиитаке». Я достаю золотую ручку Cross, чтобы записать название ресторана в свою записную книжку. На Диббле двубортный шерстяной костюм в почти незаметную полоску от Canali Milano, хлопчатобумажная рубашка от Bill Blass и тканый галстук в миниатюрную шотландскую клетку от Bill Blass Signature. В руках он держит плащ от Missoni Uomo. У него великолепная, дорогая стрижка, на которую я взираю с восторгом. Диббл начинает напевать мелодию, звучащую в лифте, — скорее всего, это «Sympathy for the Devil», как и во всех лифтах нашего здания. Я хочу спросить Диббла, не смотрел ли он утром Шоу Патти Винтерс про аутизм, но он выходит на один этаж раньше меня, успев повторить название ресторана — «Thaidialano», и сказать мне «До встречи, Маркус». Двери закрываются. На мне костюм из шерсти в крапинку, брюки в складку от Hugo Boss, шелковый галстук тоже от Hugo Boss, хлопчатобумажная рубашка с ворсом от Joseph Abboud и ботинки от Brooks Brothers. Утром я слишком усердно чистил зубы нитью и до сих пор чувствую в горле медный вкус крови. Почистив зубы, я прополоскал рот листерином, и до сих пор во рту у меня все горит, но, выходя из лифта, размахивая новым черным кожаным дипломатом от Bottega Veneta, проскальзывая мимо вешалки Wittenborn, я все равно улыбаюсь, хоть никого вокруг и нет.

Моя секретарша Джин сидит за своим столом. Она влюблена в меня. Наверное, я на ней когда-нибудь женюсь. Как обычно, чтобы привлечь мое внимание, она одета очень дорого и совершенно неуместно: кашемировая кофточка от Chanel, кашемировый свитер, кашемировый шарфик, серьги из фальшивого жемчуга, брюки от Barney's (шерстяной креп). Приближаясь к ее столу, я стаскиваю на шею наушники. Она поднимает глаза и несмело улыбается.

— Опаздываешь? — спрашивает она.

— Я был на аэробике, — говорю я совершенно спокойно. — Извини. Есть что-нибудь для меня?

— Рикки Хендрикс просил передать, что он сегодня не сможет, — говорит она. — Он не сказал, что и почему.

— Мы с Рикки иногда занимаемся боксом в Harvard Club, — объясняю я ей. — Что-нибудь еще?

— Да… Спенсер хочет встретиться с тобой в «Fluties Pier 17», — с улыбкой сообщает она.

— Когда? — спрашиваю я.

— В шесть.

— Не получится, — говорю я, проходя в свой кабинет, — я не могу.

Она встает из-за стола и идет вслед за мной.

— Но что мне ему сказать? — с энтузиазмом спрашивает она.

— Просто… скажи… «нет», — говорю я, снимая пальто Armani и вешая его на плечики Alex Loeb, купленные в Bloomingdale's.

— Просто…сказать… «нет»? — переспрашивает она.

— Ты видела утром Шоу Патти Винтерс? — спрашиваю я. — Об аутизме.

— Нет, — улыбается она, словно очарованная моим интересом именно к этому шоу. — Ну и как оно?

Я беру утренний выпуск Wall Street Journal и просматриваю первую страницу — она сливается в одно черное бессмысленное пятно.

— По-моему, я в бреду смотрел это шоу. Не знаю. Не уверен. Не помню, — бормочу я. Откладываю Wall Street Journal и беру Financial Times. — Честно, я не помню.

Она продолжает стоять, ожидая указаний. Я вздыхаю и складываю руки вместе. — Я сижу за столом Palazzetti со стеклянной столешницей. Справа и слева от меня стоят галогеновые лампы, они уже включены.

— Слушай, Джин, — начинаю я. — Надо заказать столик на троих в «Верблюдах» на половину первого, а если там не получится, попробуй в «Карандашах». Хорошо?

— Слушаюсь, сэр, — шутливым тоном произносит она и уходит.

— Постой, — говорю я, кое-что вспомнив. — Ещё надо заказать на восемь столик в «Аркадии». На двоих.

Она оборачивается, ее лицо немного мрачнеет, хотя она по-прежнему улыбается:

— О-о-о. Что-нибудь… романтическое?

— Не говори глупости. Ладно, — спасибо, я сам закажу, — говорю я.

— Да я все сделаю, — говорит она.

— Нет-нет, — я машу рукой, чтобы она ушла. — Будь зайчиком, принеси мне воду «Перье (Perrier)», ага?

— Ты сегодня великолепно выглядишь, — замечает она перед тем, как уйти.

Она права, но я ничего не отвечаю. Я смотрю на картину Георга Стаббса, которая висит напротив, и думаю, не перевесить ли ее, не слишком ли она близко висит от стерео-радиоприемника Aiwa AM/FM с двухкассетным магнитофоном, полуавтоматическим проигрывателем с ременным приводом, графическим эквалайзером (в том же стиле, что и колонки). Все — темно-синего цвета, — в тон цветовой гамме моего офиса. Наверное, картину Стаббса надо повесить над статуей добермана в натуральную величину, стоящей в углу (700 долларов в магазине Beauty and the Beast, который находится в башне Трампа). Впрочем, может быть, она будет лучше смотреться над антикварным столиком Pacrizinni, стоящим рядом с доберманом? Я встаю и убираю со столика спортивные журналы сороковых годов, купленные в Funchies, Bunkers, Gaks и Gleeks по тридцать баксов штука. Потом я снимаю со стены Стаббса, ставлю его на стол, опять сажусь и принимаюсь перебирать карандаши, выставленные в старинной немецкой пивной кружке, купленной мною в Man-tiques. Стаббс смотрится везде одинаково. В другом углу — копия стойки для зонтов «Черный Лес» (Hubert des Forges, $675). В ней, как я только что заметил, нет ни одного зонта.

Вставив в магнитофон кассету с Полом Баттерфилдом, я вновь сажусь застолза стол, начинаю листать Sports Illustrated за прошлую неделю, но так и не могу сосредоточиться. Из головы не выходит проклятый солярий Ван Паттена. Приходится позвонить Джин.

— Да? — отвечает она.

— Джин, слушай. Разузнай все о домашних соляриях, хорошо?

— Что? — спрашивает она недоверчево. Но я уверен, что она улыбнулась.

— О домашних соляриях, — терпеливо повторяю я. — Ну чтобы загорать.

— Хорошо, — нерешительно отвечает она. — Еще что-нибудь?

— И… черт, да. Напомни, что мне надо вернуть видеокассеты, которые я взял вчера в прокате. — Я открываю и закрываю серебряный портсигар, лежащий рядом с телефоном.

— Еще что-нибудь? — спрашивает она, и добавляет кокетливо: — Может, «Perrier (Перье)»?

— Да. Хорошая мысль. И еще, Джин…

— Да? — говорит она. Как хорошо, что она так терпелива.

— Ты ведь не думаешь, что я ненормальный? — спрашиваю я. — Из-за того, что я хочу иметь солярий дома?

Пауза.

— Ну, это немного необычно, — признается она, и я чувствую, что она очень тщательно подбирает слова. — Но нет, разумеется, нет. А как иначе ты можешь поддерживать великолепный загар?

— Молодец девочка, — говорю я, перед тем, как повесить трубку. У меня замечательная секретарша.

Она входит в мой кабинет через пять минут с бутылкой «Перье (Perrier)», долькой лимона и папкой с делом Ренсома, которую я не просил. Я немного тронут ее безграничной преданностью. Ничего не могу поделать, это мне льстит.

— Я заказала тебе столик в «Верблюдах» на полпервого, — говорит она, наливая воду в стакан. — Столик для некурящих.

— Больше так не одевайся, — говорю я, взглянув на нее. — Спасибо, что принесла мне эту папку.

— М-м-м… — она замирает со стаканом в руке. — Что ты сказал? Я не расслышала, — она ставит стакан на стол.

— Я сказал, — спокойно ухмыляясь, повторяю я, — чтобы ты это больше не надевала. Носи платье, юбку или что-нибудь такое.

Она немного ошарашена. Посмотрев на себя, она улыбается, как идиотка.

— Если я правильно поняла, тебе не нравится, — кротко говорит она.

— Да ладно, — говорю я, отхлебывая минералку. — Просто тебе так лучше будет.

— Спасибо, Патрик, — говорит она с иронией. Но я готов поклясться, что завтра она придет в платье. На ее столе звонит телефон. Я говорю ей, что меня нет. Она поворачивается, чтобы уйти.

— И высокие каблуки, — добавляю я. — Мне нравятся высокие каблуки.

Она добродушно кивает и выходит, закрыв за собой дверь. Я вынимаю карманные часы Panasonic с трехдюймовым цветным телевизором и AM/FM радио и, прежде чем включить компьютер, пытаюсь найти какую-нибудь программу, например, Jeopardy!.

Я хожу в частный спортивный клуб, который называется Xclusive. Он находится в четырех кварталах от моей квартиры в Вест Сайде. Я купил членство в этом клубе два года назад, и с тех пор его переделывали три раза, так что теперь он оборудован самыми последними моделями тренажеров (Nautilus, Universal, Keiser). Там есть и гантели, и штанги, которые мне тоже нравятся. В моем клубе есть десять кортов для большого тенниса и ракетбола, зал для аэробики, четыре зала для танцевальной аэробики, два бассейна, аппараты «Lifecycle», гравитрон, тренажеры для гребли, бегущие дорожки, лыжные тренажеры. Кроме того, можно заказать индивидуальные тренировки или разработку персональной программы, имеется аппаратура для обследования сердечно-сосудистой системы, массажные кабинеты, сауна, парная, солярий и кафе, в котором подают свежевыжатые соки. Интерьер оформлял Дж.Дж. Вогель, тот же самый дизайнер, который работал над оформлением нового клуба Нормана Прейджера, «Patty's». Членство стоит пять тысяч долларов в год.