– Иди ко мне, – и кокетливо, как та ведущая, добавила: – Впереди ждет главный сюрприз.
* * *Гурджиев тоже фактически пропал, словно Манана Кипиани. После Нугзара и параллельно с «Хаусом» он нашел себе новое развлечение – создал профиль на «Фейсбуке», с найденными в интернете своими фотографиями, которые нашел там же, открыл личную стену и собрал в друзьях около тысячи людей из разных уголков мира. Небольшой виртуальный кружок фанатиков и преданных ему людей день ото дня расширялся перед его глазами. Знание языков облегчало дело. Правда, это были поверхностные знания, но вполне достаточные для того, чтобы трепаться на «Фейсбуке». Тем более тут часто обходились только выражающими эмоции иконками. Мало помалу социальная сеть совершенно засосала Гурджиева – как безумный, он дневал и ночевал перед лэптопом. Одновременно беседовал с сотнями людей из разных точек земного шара, ставил лайки, подмигивал, обменивался музыкой и фото, давал и получал уйму советов. Становился другом и сам принимал в друзья каждого встречного-поперечного, не оставлял без ответа ни одного комментария и сам тоже не оставался без комментариев и лайков.
От Фуко он теперь постепенно отдалялся. Только выгуливал его – и с нетерпением ждал, пока собака сделает свои дела, чтобы вернуться в квартиру и снова засесть перед лэптопом.
* * *Тем временем имя Нугзара – он же отец Маврикий – получило широкую огласку. Сначала в Сабуе, а затем в прилегающих к ней деревнях прошел слух о лекаре-чудотворце из Хмала-Церкви. Оттуда весть о нем добралась до Телави, а там и до Тбилиси. Грузия маленькая страна – из одного конца в другой птички не летают, а прыгают. А вести были настолько фантастические, что не было необходимости даже приукрашивать их. Как всегда, к появлению очередного чудотворца сначала все отнеслись с подозрением, а потом валом повалили к нему.
Грузинские деревни испокон веку были богаты лекарями и волхвами. Здесь всегда найдутся чудотворцы, которые раскрывают закрытую судьбу, восстанавливают разрушенные семьи, находят пропавших или их могилы, возвращают сбежавшего супруга, готовят талисманы на довольство и от сглаза, оплодотворяют бездетных, делают лекарство против старости и рака – из ослиного мозга, волчьей лапы, вороньей печени и т. д.
Кроме лекарей Грузия славится обилием икон, источающих миро. Здесь часто можно встретить чудотворную икону или фреску, струящуюся маслом, яко ароматы источают благоухания, и чудодейственно исцеляющую страждущих. Однако с отцом Маврикием была совершенно другая история – он и сам лекарь, и миро источает, яки масло (это масло немного попахивает машинным, но кого это интересует). К тому же он словом своим служил делу доброму и, что самое главное, безо всякого вознаграждения.
А история эта началась так: как только Горозии и Гурджиев выехали из Сабуе, Гогия поплелся домой, выписывая восьмерки. Чача так дала ему по шарам, что он еле держался на ногах. Хотя голову сохранил свежей. Знатоки знают – некоторые напитки укрепляя все члены, расслабляют душу; другие же наоборот, то есть душу в высшей степени окрепляют, а члены ослабляют. Однако известно, напиток тогда хорош, когда расслабляет и душу, и члены. Вошедшего во двор Гогию радостно встретила дворняжка Джибо.
– Уйди, Джибо, – отогнал ее ногой, – не до тебя мне. Поднялся на второй этаж, потряс спящую жену
Марту – она же Матико, – которая давно была прикована к постели. Ее красные распухшие ноги будто обожгла крапива, а из язв сочилась жидкость. У Матико были сросшиеся брови, крошечный носик, короткий лоб, узкие губы и чуть заметные усы. Грузная была женщина, с пышными руками. Чем-то походила на медведя. Гогии почти не было видно рядом с ней. Эта женщина-гора страдала больными ногами.
– Матико, ты спишь?
– Где ты шлялся?
– Вставай, – начал подгонять Гогия, – вставай быстро.
Та и не думала шевелиться, решив, что муж нажрался с утра пораньше. Правда, странно горящие глаза Гогии несколько ошарашили ее, и она спросила (хоть и была крупная женщина, но сердечко было маленькое):
– Ты скажешь или нет, что случилось?
– Чудо!
Матико только сейчас заметила стакан в руке мужа:
– Че там у тебя в стопке, водяра, что ли?
– Какая водяра… Миро это.
– Ах так, да? – Марта скинула с себя одеяло. – Сейчас я тебе покажу чудо!
– Обожди, женщина, обожди, дай сказать… – Гогия посмотрел на опухшие ноги жены, торчащие из-под ночнушки, и поднял стакан вверх. – Сколько ни пей, стопочка эта остается полной. Это называется… – нахмурил лоб, но никак не мог вспомнить название. – Черт! Называется как-то. Забыл.
– Это как раз для тебя.
– Ты слышишь меня, нет? Говорю, что остается полной. Давеча чувак пришел в Хмала… – почему-то Гогия не посмел соврать, хотя предпочел поделиться только частью правды. – И, в общем, сейчас он там молится.
– А тебе-то что, пусть молится, ничего с ним не будет.
– Что еще с ним может быть, – Гогия поставил полный стакан на стол, – дохлый как будто.
– Дохлый? – У Матико в голове пробежала плохая мысль, она невольно прикрыла одеялом ноги. – Не ты ли…
– Таким и был, – Гогия прервал ее, – и сейчас он там. Стоит в темноте и хрипит, глаз один… красный.
В подтверждение своих слов хотел показать жене кусок газеты; пошарил в карманах брюк, но не нашел.
Сложно сказать – Марте от мужа сообщилось волнение или одолело простое любопытство; она снова скинула с себя одеяло:
– Дай руку, помоги.
Медленно двинулись в сторону Хмала-Церкви. Сложно было Матико идти – одной рукой она опиралась на костыль, с другой стороны ее поддерживал Гогия. На плечах – бумазейный пестрый халат в цветочек. Неслушающиеся, больные ноги засунуты в галоши со смятыми задниками. Медленно покачиваясь из стороны в сторону, она тяжело ступала по просеке. Шедшая рядом с ней Джибо отрабатывала свой собачий долг, равнодушно облаивая соседских псов через забор. Растекавшийся из часовни смрад Матико почувствовала издалека.
Заглянула в церковь, но ничего не смогла разобрать, кроме красной точки, висевшей в воздухе в самом темном углу. Из глубины церкви доносилось тихое пение: «…Господи, даруй мне ручьи слез, поминание смерти незабвенное и мягкость сердца, ибо стал я кроток…»
Убедившись, что все тихо, Матико зашла в часовню. Приблизилась к стоящему в темноте и, как следует разглядев его, черного и мироточащего, вмиг окаменела. Нугзар резко замолчал, опустил единственный глаз на опухшие и больные ноги Матико, поставил на них красную точку и захрипел:
– Молюсь Тебе, Боже наш, немощного раба Твоего посети Твоею милостью. Да, Господи, пошли с Небес Твою целительную силу, коснись ее тела, угаси жар, укроти страдание и всякую немощь, в ней таящуюся. Будь врачом Твоего раба, воздвигни ее с одра болезни, с ложа страдания в здравии и крепости. Даруй ее Твоей святой Церкви угождающей и творящей Твою волю!..
При этих словах немочь в ногах мгновенно покинула Матико. В экстазе она бросилась на колени, поклонилась лекарю и уверовала в него. Гогия был готов поклясться, что от неведомой силы, сошедшей в это время на Матико, его жена даже слегка похорошела. И действительно, в тот момент Матико больше напоминала медвежонка, нежели медведя.
После этого слух о способностях отца Маврикия разлетелся мгновенно. Это было его первое сотворенное чудо в Хмала. С того дня он оттуда не выходил, стоял день и ночь в темном углу и молился, не переставая. Между делом даровал всем то, чего им больше всего не хватало, – скромность, покорность и кротость, дабы шли они по жизни правильной дорогой.
Что с того, что отец Маврикий безжалостно вонял. Мало того, поскольку маслом его никто уже не смазывал, он потихоньку начал сохнуть, ноги и лицо подернулись мхом, а плоть сходила ошметками, так что кое-где и кости проглядывали. Но кто обращает внимание на подобные мелочи, когда дело касается чуда?
Одним субботним вечером, когда Нино принимала душ, Нико валялся на диване перед телевизором и смотрел «Постскриптум», показывали сюжет о чудотворце где-то в Сабуе. Чего только не рассказывал и стар и млад об отце Маврикие. Как он исцелил их одним лишь словом после длительной и тяжелой болезни. Рассказывали, как прозрели слепые, услышали глухие и заговорили немые… Показали и Хмала-Церковь, все такую же старую и маленькую. Вокруг нее толпилось море людей, как при обходе Каабы паломниками во время хаджа. В часовню тянулась нескончаемая очередь страждущих. Наконец показали и самого отца Маврикия, хрипящего в тени часовни: «…Господи Боже наш, наказуй и паки исцеляй, воздвигая от земли нища, и от гноища возвышай убогого, милостивне исцелял еси болящия, и немощныя, отпустив им грехи. И ныне рабом Твоим, в немощи душевней и телесней зле страждущим, исцеление даруй, подай им оставление грехов: и уврачуй всякую язву, всякий недуг и всякую болезнь их…» Нико показалось, что он еще сильнее почернел и усох. Сильно отросшие волосы стояли дыбом, как папаха, лицо поросло мхом, а красный глаз сверкал еще ярче. По окончании сюжета ведущий сказал из студии:
