и ушёл курить на крыльцо, громко хлопнув за собой дверью.
Наскрёбанных по сусекам денег едва хватило на пиво и закуски. На улице моросил частый мелкий дождь, на весь оставшийся вечер воцарилась неприятная атмосфера косых взглядов и предположений, которые высказывались друг другу шёпотом, где-нибудь на крыльце, с сигареткой в зубах, на кухне с чашкой кислого растворимого кофе или хрустящей жестянкой тёплого пива («Холодного нету!» – оповестила грубая продавщица в магазине рядом с супермаркетом, в который пацаны так и не успели). Особенно неприятным было то, что деньги пропали даже у именинницы и её подружек – очень приличных девчонок, которые не имели к нашей тёмной тусовочке никакого отношения.
Все с подозрением поглядывали друг на друга, пацаны тихо переговаривались, что подозревают Болоцкого, которого Ася тоже зачем-то позвала к себе. В какой-то момент большинство ребят оказалось на кухне, и подвыпившая Марго (а подвыпившая Марго – это всегда очень борзая Марго), скривив свой милый ротик в презрительной усмешке, произнесла:
– Ой, да ладно, чего вы все как в воду опущенные из-за этих копеек. Забейте уже!
– Да при чём тут копейки, Рит? – сразу отреагировал Бездарь. – Дело вообще не в деньгах, а в том, что среди нас сейчас походу сидит крыса. И это кто-то из своих.
– Почему среди нас? Может, уже уехала.
– Это ты на кого намекаешь?! – начал заводиться Заха (утром уехали лишь Грач и пара знакомых девчонок).
– Да не, ни на кого я не намекаю, просто все так сидят, будто трагедия какая-то случилась.
– Слушай, у тебя ничего не пропало, вот ты и веселишься. Ну и веселись молча.
– Слышь, ты чего меня затыкаешь? У тебя много пропало! Сколько? Триста рублей? – явно провоцировала Захара Ритка, всё больше кривясь в презрительной усмешке.
– Чё за херню несёшь?
– Если её кто и несёт, то только ты, Без-да-рь, – сказала она, отчеканивая согласные его прозвища так, словно кидала перед ним на пол монетки, со звоном отскакивающие от итальянской расписной плитки Асиной кухни.
После этого Бездарь ответил что-то резкое, она визгливо выкрикнула что-то совсем уже неподобающее, Рыжий начал лепетать что-то вроде: «Слышьте, давайте успокойтесь, а?» Захар рявкнул: «Заткнись». Марго закричала, чтобы он сам завалил свою варежку, он послал её матом, она плеснула пиво ему в лицо, он вскочил на ноги, разъярённо кинул в неё каким-то огрызком со стола, она начала вопить и кинулась на него с кулаками.
Часть из нас так и сидела с открытыми ртами, ожидая продолжения шоу (во время словесной перепалки мы мотали головой вправо и влево, словно немые наблюдатели за игрой в большой теннис). Другая же часть, состоявшая из Лёхи, Сани и Вани, кинулась их разнимать. Ваня схватил Захара за плечо, Саня вырос перед ним, словно из земли, широко раскинул руки, как Христос-Искупитель на горе в Рио, а Лёха, с другой стороны, обхватил Марго вокруг плеч кольцом своих рук, сцепив их в замок на груди. «Отпусти-и-и-и! Синяки останутся! Му*а-а-ак!» – заголосила Ритка, брыкаясь ногами; Лёхе пришлось в прогибе приподнять её над землёй и перебросить на кресло справа от них, на котором он сам только что сидел.
Рита была явно сильно пьяна, волосы растрепались, лицо раскраснелось. Она тяжело дышала и зло на него кричала, явно не собираясь успокаиваться: «Как ты смел?! Предатель! Мне больно, я ударилась!» Рыжий схватил её за локоть, рывком поднял на ноги и потащил вон из кухни. Коридорный холл наполнился сначала звуком звонкого удара ладони по щеке (кто кого ударил – было неясно), потом молчанием, воцарившимся во всём доме на несколько секунд, и ещё через секунду, прорвавшейся бранью. Ребята выливали друг на друга потоки взаимных обвинений и ненормативной лексики, совершенно не стесняясь нашего присутствия в соседнем помещении, на кухне, где все так и сидели обездвиженные случившимся.
«Мог бы и поддержать!» – взвизгнула Рита под самый конец их ругани и убежала прочь от Лёхи на второй этаж, захлёбываясь в рыданиях. Захар одёрнул руку, которую до сих пор крепко держал Вано, и стремительно покинул поле боя, вставив в зубы последнюю сигарету, пачка от которой была смята в комок и кинута на то самое, опустевшее кресло. Хлопнула входная дверь. Воцарилась тишина. В кухню спокойно вошёл Лёша, стряхнул пачку на пол и безмятежно сел, одёрнув штанины джинсов. Обе щеки его были привычного фарфорового цвета. Губы подёрнуты неизменной, ничего не выражающей улыбкой.
«Так это ты её ударил, не она тебя?» – сухо спросила Ася. Рыжий молча кивнул. «Ну и правильно», – подытожила она. Никто не пошёл наверх за Ритой. Бездарь вернулся минут через пятнадцать окончательно протрезвевший, мрачный, молчаливый, а ещё через полчаса ушёл спать.
Когда к трём часам ночи все изрядно напились пивом и накурились, впав в ленивое бездействие, Димас вдруг поинтересовался: «Ну и где наша истеричка?» Кто-то пошутил, что с Захаром. Но на деле в зале не было их двоих, ещё парочки девчонок, точно ушедших вдвоём в отведённую для них комнату, и Болоцкого. Именно с ним мы и нашли Ритку в родительской спальне. Она лежала в джинсах и бюстгальтере на простыне. Болоцкий свернулся рядом калачиком в трусах и майке. Скомканное одеяло перекрутилось в жгут у их ног, а остальная одежда валялась на полу рядом с постелью, смятая и остывшая в холодном мартовском утре, способном проникнуть даже сквозь добротные пластиковые окна.
* * *
На следующий день мы должны были уезжать, и утром за завтраком кто-то нашёл тысячу рублей, сложенную пополам и запрятанную под керамический баклажан на подоконнике. Все сразу встрепенулись, начали спрашивать друг у друга, но никто не смог объяснить находку, и тогда мы начали проверять все возможные места (вазы, мебель, шкафы), рыться в собственных вещах и находить пропавшие деньги, аккуратно запиханные меж диванных подушек, за батареи в туалетах, спрятанные в посуде, или между книжных страниц.
Все купюры были аккуратненько свёрнуты в трубочки, сложены в два-четыре раза и запрятаны в самые непредсказуемые места. Хохот стоял всё утро, пару тысяч мы так и не нашли, но в целом настроение у всех приподнялось после потерь и перипетий прошедших выходных. Расстроенная была только одна подруга Аси, которая так и не нашла свой телефон.
Сама Аська, которая едва сдерживала злость на всех нас, заметно повеселела и вновь стала мягкой и безмятежной розовощёкой девчонкой, ради которой все собрались.
Очевидно, Глеб схватил «белку», украл у всех деньги, решил припрятать, рассовал по всему дому и сам забыл куда (да и вообще, скорее всего, забыл, что сделал), но это было уже не важно. На столько ситуация была комичной, что зла никто не держал, мы лишь попытались разделить все найденные деньги
