Карла похоронили в Тайл-Хилл на окраине Ковентри, где жили его родители. Они решили устроить церковные похороны, а поскольку он не оставил никаких распоряжений на этот счет, их желание следовало уважать. Я подозревал, что многие до последнего момента не знали, что он умер. Его жизнь была настолько разделена на фрагменты, что никто не знал, кому надо сообщить. Музыкальные газеты написали о его смерти, Майк сочинил короткий некролог для «NME». Я рассказал сотрудникам магазина, где Карл работал в прежние времена. Его родители забрали вещи из квартиры в Эрдингтоне. Позже они отдали его записи Элейн, а потом она передала их мне.
Утро похорон, кажется, это было 27 февраля, было солнечным и холодным. Алан отвез меня, Йена и Дайан в Тайл-Хилл на своей машине. Я никогда прежде не видел Йена в костюме, выглядел он в нем весьма стесненным. Думаю, что и я тоже. Дайан, обычно одевавшаяся в черное, надела темно-синее платье, в котором выглядела намного старше. Сильный ветер продувал шоссе М6, встряхивал машину и делал повороты весьма опасными. Дайан сжала мою руку, утешая и желая утешения. То, что мы все предвидели его смерть, не помогало унять скорбь. Иногда легче жить в хаосе, чем с обрывками потерянной надежды. Для Алана, я думаю, это усугублялось воспоминаниями о его умершем любовнике. Я никогда не видел, чтобы он так осторожно вел машину и так мало говорил.
Служба состоялась в маленькой католической церкви в тесном застроенном районе. Пришло человек двадцать. Родители Карла, достойная пожилая пара, пожали руки мне и Йену.
— Нам нравилась ваша группа, — сказал его мать. — Это была очень сильная музыка. Печальная и полная гнева, точно вы ненавидели и прошлое и будущее.
У нее был еще более сильный ирландский акцент, чем у Карла. Его отец ничего не сказал. Позади меня ребенок спросил:
— Кто эти люди?
Я сразу же понял, кто это. Я повернулся и увидел женщину лет тридцати и маленькую девочку с испуганными глазами. У женщины были короткие черные волосы и такие глубокие тени под глазами, что я сперва принял их за макияж. Она протянула мне руку.
— Дэвид, верно? Я Элейн. А это Тереза. Жаль, что нам пришлось встретиться при таких печальных обстоятельствах.
Тереза зло посмотрела на меня, точно это я во всем виноват. Не думаю, что это было что-то личное.
Единственный человек, которого я узнал в церкви, был Майк, он сидел один на задней скамье. Я подошел и поговорил с ним пару минут, хотя из-за его заикания сложно было понять, что он пытается сказать. Все это казалось нереальным, точно саунд-чек с отключенными микрофонами. Стефан и Джеймс не приехали. Я и не рассчитывал, что они приедут.
Священник что-то говорил о технических талантах Карла в области электроники.
— А затем он перешел от работы с машинами, на которых люди слушают музыку, к созданию музыки, которую они слушают. Этот юноша бережно относился к человеческому общению.
Я с горечью подумал, что это было далеко не всегда так. Мое горе сменила тупая депрессия, что казалось совершенно неправильным. Мы преклонили колени, чтобы помолиться или по крайней мере, чтобы сказать «Аминь» в нужных местах. Затем начался гимн, только это был не гимн. Органист играл инструментальную версию «Дороги в огонь». Йен тихонько смеялся слева от меня, Дайан плакала справа. Я не мог сделать ни того, ни другого.
Затем была медленная поездка на кладбище и похороны. Ветер сбивал с ног, точно невидимая ограда, заглушая тихий голос священника. Свежевыкопанная могила, окруженная зеленой каймой, уродливая отметина на ландшафте. Как всегда на похоронах, у меня возникло ощущение, что человеческая энергия уходит в землю. Если бы со мной не было Йена и Дайан, это было бы все равно, что хоронить какого-то незнакомца. Я совершенно не чувствовал присутствия Карла. Призрак, эхо, любая тень, хоть что-нибудь. Но нет, ничего.
После мы поехали в дом Остинов. Передняя комната, где они устроили прием, была невероятно чистой. Среди рисунков на стене я заметил две фотографии Карла в рамках. Мальчик в школьной форме с недовольным лицом и молодой парень вместе с Элейн, улыбающийся в камеру. Возможно, снимали на их свадьбе. После нервирующей неестественности похорон прием казался возобновлением нормального хода вещей. Мы ели треугольные сэндвичи и пили ирландский виски из маленьких стаканчиков. Йен — самый стойкий член «Треугольника», подошел ко мне и спросил:
— Ты в порядке?
Я сказал, что мне немного не по себе. Он обнял меня, братский жест, от которого я неожиданно расплакался.
— Мне понравилась органная версия «Дороги в огонь», — сказал он. — А тебе?
Я ответил:
— Я всегда считал, что «Треугольнику» нужен клавишник. Может, мы могли бы ее записать.
— А как насчет оркестровой версии? «Фуга» в ре-минор.
— Или танцевальная версия? «Не-не-не куда идти».
— Или соул-версии? Песни о «Загадочной жизни незнакомца».
— Или сатанистско-металлической версии? «Доги в огне».
Никому из нас не надо было объяснять, что «Треугольника» без Карла быть не может. Мы недолго пробыли на приеме. Там было слишком много разных видов горя, слишком много ушедших Карлов, и слишком мало можно было сказать. Его жизнь была неоконченным делом.
В тот уикенд мы устроили поминки по Карлу в верхнем зале «Кувшина эля». Его родители не приехали, но они прислали свои наилучшие пожелания. Там были все сотрудники «Фэрнис рекордз» и многочисленные местные группы. Мы играли и пили до утра, делясь друг с другом оборудованием и усилителями. «Свободный жребий» сыграли любовную песню Дайан «Отпечаток пальца». «Лента» исполнили длинную, головокружительную инструментальную композицию. Карлу она бы понравилась, а я бы сказал ему, что он выпендривается. Box Em Domies — бирмингемские The Pogues спели свою песню «Могильный бит», затем почти полный состав «Большого мира» устроили бурный перфоманс из «Ты теряешь надежду».
В конце я и Йен вышли на сцену вместе с Дайан в качестве вокалистки и лидер-гитары. Мы сыграли «Загадку незнакомца», «Его рот» и «На расстоянии». Дайан сыграла сольную версию «Голубого стекла», по той демо-записи, что я ей послал. А после мы втроем выдали сентиментальную версию «Любви в пустоте» The Charlottes. Это было последнее выступление «Треугольника». Никто не записал его: мы не хотели разбавлять воспоминания записями. Это была хорошая ночь. Но поминки не удались. Они не воскресили память о Карле, потому что он превратился в мертвеца еще до того, как его нашли в Уэльсе.
В конце мы все упаковали оборудование и собрали пустые бутылки. Йен отправился домой с Рейчел. Дайан, которая была еще более пьяна, чем я, попросила меня остаться с ней: «Не хочу остаться одной утром». Когда мы уходили, ветер гонял по небу бледные обрывки облаков, закрывавшие месяц. На пустынных улицах было невероятно тихо: ни машин, ни собак.
Через день, когда я был дома, раздался звонок в дверь. Это был Стефан или Джеймс, я не мог вспомнить, который из них.
— Входи, — сказал я.
У него был оцепенелый вид, будто он только что проснулся.
— Стефан, верно?
Он покачал головой.
— Прости, Джеймс. Ты слышал о Карле?
— Прочитал в местной газете.
Он сел, не сняв куртки. Капли дождя поблескивали в его стриженых волосах. Я предложил ему выпить; он залпом опрокинул стакан скотча. Он был крепким парнем, слишком много плоти на челюсти, пальцы в пятнах от самокруток.
— Он дал мне твой адрес, понимаешь, Карл. Он провел у меня несколько ночей в сентябре. Не дней, только ночей.
— Он хотел, чтобы ты связался со мной?
— Нет, — с трудом произнес Джеймс. — Я хотел. Он сказал, что ездил с тобой в Стоурбридж. В то место, где… Между каналом и рекой.
Он уставился на половину моего лицо, точно разговаривал с моей тенью.
— Хочешь туда вернуться?
— О чем ты? Что это значит?
— Я хочу тебе кое-что показать. — Он поставил пустой стакан на пол. — Ну как?
Он сказал это так, будто спрашивал, все ли у меня хорошо. Я пожал плечами. За окном небо потемнело от дождя.
Стоурбридж находится на западе от Южного Бирмингема. Прямая дорога ведет через вереницу плотно застроенных районов, сливающихся с городами Черной страны: Бирвуд, Куинтон, Крэдли, Лай. Похоже на просматривание семейного альбома. Дождь стучал по окнам машины. Новые дороги прорезали чернеющий индустриальный ландшафт.
— Почему Карл пришел к тебе? — спросил я.
Джеймс посмотрел на меня, затем уставился на дорогу.
— В память о старых временах, наверно. Стефан женился, а я так и не сподобился. Что Карл тебе рассказывал о нас?
— Он говорил, что вы были его друзьями в школе. Единственными людьми, кому он рассказал о Дине.
— Ты ему поверил?
— Нет.
Джеймс молча вел машину. В фабричных окнах горели огни. Скоростное шоссе забито машинами, но улицы были пусты. Я узнал высокие окна стекольного музея в Стоурбридже. Джеймс въехал на маленькую, почти пустую автостоянку, обрамленную двумя кирпичными стенами и задней стеной фабрики. Вентилятор медленно крутился прямо у нас над головами.