Джоэл Лейн - От голубого к черному

Мы прошли по дорожке, что соединяла задние дворы домов и заканчивалась у моста через канал. Каменные ступени вывели нас на подвесной мостик, который я сразу узнал. Хотя отсюда он выглядел по-другому. Склонившиеся деревья поливали нас сильнее, чем небеса. Какие-то изваяния, закутанные в пластиковые дождевики, поддерживали балки, уходящие в грязную воду. Справа, за полоской запущенного леса, слышалось бормотание реки. В прошлом году мы были здесь позже, сейчас же было немного холоднее, немного грязнее и менее зелено.

— Не существует такой штуки, как подлинная история, — сказал Джеймс. — У всех свой угол зрения. А пока ты ребенок… ты не видишь ничего интересного в будущем. Это как в кино, ты ждешь, когда начнутся титры. Но их нет. Ты любил Карла?

— Да, — сказал я. — Любил. Но этого было недостаточно.

— Мне жаль.

Мы дошли до металлической решетки над переполненным каналом, земля была болотистой и вонючей от гнили. Джеймс молчал, уставившись на плотную листву.

— Я учился в младшей школе с Дином, — сказал он. — Мы даже приятельствовали. Он всегда был тяжелым парнем. Расистом и все такое. Если он заводился, ему нужно было кого-то избить. Но он был чудным. Очень молчаливым.

— Мы перешли в общеобразовательную школу, думаю, тогда-то у Дина поубавилось уверенности. Все эти ребята постарше могли размазать его по площадке. Сперва он несколько раз подрался. Мы с ним затусовались с немецким парнишкой по имени Стефан. Ходили в камуфляже, подались в кадеты, но нам наскучило все время маршировать туда-сюда. Затем появился этот странный ирландский пацан, Карл Остин. Он был язвительным маленьким засранцем, по правде сказать. Так смотрел на тебя, что сразу же хотелось ему вмазать.

— В те дни все не любили ирландцев. Понимаешь, о чем я? Как раз после взрывов в Бирмингеме. После того как они посадили шестерых ублюдков, люди говорили, что они все помогали им. Я думал, ну и что? Они могут посадить всех до одного долбаных Пэдди, и я буду только рад. Так что мы несколько раз отделали этого Карла, порвали его хорошенькую белую рубашечку, сбросили в канал. Нам со Стефаном этого было достаточно. Но не Дину. Он стал как одержимый. Мы думали, он убьет засранца. Я сказал Стефану: «Что мы будем делать, если он пристукнет этого Мика, а мы окажемся сообщниками?»

Но этого не случилось. Мы стали старше, начали встречаться с девочками. Все мы, и Дин тоже. Дин занялся политикой. Ошивался с парнями из Национального фронта. Но, по-моему, они его немного пугали. Ему нравилось видеть своих врагов перед глазами. Он тащился с Инока Пауэлла, собирал вырезки из газет про него. Типа это был его герой. Вот тогда-то я и начал подозревать, что с ним не все ладно.

Джеймс замолчал и направился к деревьям. Земля под нашими ногами была мягкой, вязкой. Он привел меня к расчищенному участку с заброшенным домом и полуразрушенной мастерской. Я больше не слышал реку, ничего вообще, ни единого звука. Воздух передо мной был опутан тонкими трещинами.

— Это случилось примерно в это же время года, — тихо сказал он. — В 1978-м. Мы со Стефаном гуляли вдоль канала. Уже темнело. И тут мы услышали эти звуки. Вроде как влюбленная парочка. За деревьями. Мы осторожно пошли на звуки. Стефан шел впереди меня. Вдруг он застыл на месте. Я посмотрел через его плечо и увидел двух педиков. Один трахал другого в задницу возле дерева. Я не смог сдержаться и рассмеялся. Тот, кого трахали, повернулся. Это был Дин. Затем я увидел, что другой парень — Карл. Я не мог поверить своим глазам. Я смеялся без удержу, хотя не видел в этом ничего смешного. Это была просто реакция. Стефан тоже начал смеяться.

Дин покраснел. Он не смотрел на нас. Он пытался застегнуть молнию на джинсах поверх своего стояка. Затем он схватил эту палку и бросился на Карла, пытаясь пырнуть его в живот. Он задел его, пошла кровь. Дин ударил Карла по ноге, врезал кулаком по лицу, прижал к дереву и начал молотить по нему как сумасшедший. А мы просто стояли и смотрели. Он сбил Карла с ног. Дин убил бы его. Пара ударов по голове и все, конец истории. Мы увидели, как Карл падает. Я закрыл глаза… и тут раздался крик. Самый кошмарный звук, что я слышал в своей жизни.

Когда я открыл глаза, Карл стоял с половинкой кирпича в руке. Дин упал на колени. Его череп был расколот, как яичная скорлупа. Он бился в конвульсиях. Я увидел, что половина его лица залита кровью. Затем он свернулся на земле, точно собирался заснуть, и так и остался лежать на земле. Какое-то время никто из нас не мог пошевелиться. Затем я подошел к Дину и повернул его лицом вверх. Он не дышал.

Через несколько минут стало бы совсем темно и ничего не видно. То, что случилось потом, я не смогу объяснить. Это была моя идея. Мы оставили Дина лежать там, вернулись с фонарями и лопатами и похоронили его среди деревьев. Помню, как Карл выбросил половинку кирпича в канал и медленно вымыл руки. Едва ли он сказал хоть одно слово в ту ночь. Через три часа мы вернулись туда и выкопали яму. Зарыли и забросали опавшими листьями. Они его так и не нашли. Забавно, он поговаривал о том, что хочет сбежать. Его отец частенько нажирался и колотил его. Мать от них ушла. Так что, когда он исчез, никому и в голову не пришло искать труп.

Вот так-то. Нас троих… ну, нас нельзя назвать друзьями. Не было дружбы, не было любви, не было ненависти. Это другое. Мы держали связь. Но мы не были на его свадьбе, а он не был на свадьбе Стефана. Ничего такого. Но это было важно для нас. А теперь он мертв, и мне пришлось связаться с тобой. Чтобы замкнуть треугольник.

В последовавшей тишине я услышал его дыхание; оно было прерывистым, точно что-то застряло у него в груди. Он развернулся и подошел к деревьям, с них все еще лило. Он остановился, не доходя до реки, на пятачке, заросшем кустами и бледной травой.

— Здесь.

Он стоял ровно посередине между тремя похожими деревьями, чьи листья закрывали обзор во всех направлениях.

— Ты мне веришь? — спросил он.

— Не знаю.

— В машине есть лопата. Прошло пятнадцать лет, там уже ничего не осталось, кроме костей. Решай сам, Дэвид. Если хочешь получить доказательства, можешь раскопать.

Я посмотрел на землю. Сухую траву и ежевику несложно убрать. Но насколько твердая здесь земля, в глубине? Стоит ли оно того? Я попытался представить себе закопанный череп с разбитой макушкой, но мог думать лишь о Карле, каким я видел его в последний раз, лежавшим лицом вниз на грязной земле Уэльса.

— Нет, — сказал я.

Джеймс развернулся и пошел к мостику над каналом.

— Я подброшу тебя до станции.

Небо начало темнеть, звезды виднелись в прорехах между облаками.

На маленькой автостоянке стояло несколько машин, но людей не было видно. Когда Джеймс выключил сигнализацию в своей машине, я спросил его:

— Так что же случилось, когда Карл был с тобой? В декабре?

Он безрадостно рассмеялся.

— А ты как думаешь, что случилось? Я трахнул его. А когда трахал, я ударил его, избил. Ему это понравилось. Я бил его по лицу, пока у него из носа и изо рта не пошла кровь, а потом трахнул в рот.

Лицо у него было мрачным.

— Я тебе не верю, — сказал я.

Он пожал плечами.

— А это уж как тебе будет угодно.

Мы сели в машину. Как только я пристегнул ремень, я почувствовал на себе его руки, его открытый рот прижался к моему. Борьба казалась бессмысленной. Моя пассивность, похоже, возбуждала его, он втащил мой язык между своими зубами и принялся сосать его. Он даже перестал дышать. Когда его рука принялась расстегивать молнию на моих джинсах, я остановил его.

— Забудь об этом.

Он раздраженно завел машину и проехал короткую дорогу до станции, не произнеся ни слова. Я открыл дверцу машины.

— Пока.

Он умчался прежде, чем я вошел в здание станции.

На платформе стояла молодая женщина с ребенком, который напевал одни и те же слова снова и снова. Что-то вроде «Аба, аба, аба, кола, ба». Он орал во все горло. Когда подошел поезд, я прошел подальше, чтобы не оказаться с ними в одном вагоне. Ровный ритм колес помог мне успокоиться. Я смотрел в окно на сигнальные огни пустых фабрик и складов. И тут пейзаж вдруг пробудился, загорелись уличные фонари.

Вышел второй альбом «Треугольника». Алан убедил меня и Йена помочь ему сделать сборник из невышедшего материала и би-сайдов. Нас обоих не радовало то, что приходится выпускать такой сырой материал, но Алан сказал, что демо-записи вызывают слишком большой интерес, чтобы оставить их лежать в ящике. К тому же «Фэрнис» и не собирались делать вид, что это студийный альбом. С помощью Пита мы сделали альбом из четырех демо-треков, двух би-сайдов и нескольких фрагментов и обрывков, включая концертные версии двух песен, записанные Алексом. В приступе сентиментального настроения мы назвали его «Всего лишь звук» — слегка измененная строчка из «Порванных струн». Конечный результат получился грубоватым и неровным, но продавался он гораздо лучше, чем «Жесткие тени», многие говорили, что это лучшие песни Карла. Никто не назвал это подделкой или воровством, что меня немного успокоило.