Здесь имеет место другое понятие о красоте — не такое, к которому вы привыкли. Вы смотрите на женщину и видите её стройный стан, её грудь и ягодицы, тонкий прямой нос и длинные чёрные волосы. И вы восхищаетесь её физическим совершенством. Такое представление о красоте граничит с вожделением настолько плотно, что всякая грань стирается. Вы оглядываетесь на такую женщину на улице — на её стройные ноги, затянутые в узкие сапожки, на её ярко накрашенные губы и искусно подведённые глаза. На самом деле вы не восхищаетесь ею. Вы просто думаете о том, как круто было бы с ней переспать. Трахнуть её, попросту говоря. Вы думаете о том, как эта красавица будет стонать под вами или над вами. Как она сделает вам минет вот этими накрашенными алыми губками. Вы думаете о том, что стоило бы снять порнофильм с её участием.
Для ребёнка красота женщины, не обязательно матери, — это другое. Тем более — для ребёнка, который никогда не видел красивых женщин. Все женщины в короткой жизни Николаса — это пожилые сиделки, сёстры и воспитательницы. Сейчас ему пять лет, и это не страшно. Но что будет, когда ему исполнится тринадцать? Он ведь станет смотреть на мир по-другому. От этого его нужно оградить. Лишить его собственной воли.
В «Имени розы» Умберто Эко монах Убертин указывает отроку Адсону на статую Марии и говорит: «Вот истинная красота». Он учит мальчика видеть в Богородице воплощение любви и женственности, без примеси плотского желания. Мальчик, конечно, видит. Но когда перед ним оказывается грязная крестьянка — обнажённая, юная и красивая даже с мусором в спутанных волосах, он тут же забывает о призрачной красоте Марии. Так ли будет с Николасом?
Я расскажу вам о том, во что вы никогда не верили. Не верили ещё задолго до появления Джереми Л. Смита. В то, что было на самом деле. Потому что Библия — это сказка, основанная на правде. Точнее, Библия — это та правда, которую вам дозволено знать.
Была ли Мария красива? Красива как женщина? Нет. У неё было простое лицо и едва заметные оспинки на щеках, а глаза чуть-чуть косили. Фигурой она тоже не блистала. У неё была загорелая, тёмная кожа. Она была склонна к целлюлиту, но тогда ещё не знали таких слов. Целлюлит появился у неё уже к тридцати годам, после рождения Иисуса.
У неё были брат и сестра. Брат умер ещё ребёнком от какой-то неизвестной болезни. Неделю у него был жар, он бредил и не мог заснуть, а потом скончался. Сестра Марии, Сара, вышла замуж за гончара и не разговаривала с ней много лет. Она умерла незадолго до казни Иисуса. Она даже не знала о его существовании.
Иосиф женился на Марии по любви, в этом нет сомнения. Мария была из бедной семьи и не блистала красотой. Тихая и рассудительная девушка, очень заботливая и нежная. Именно это и понравилось Иосифу. Иисус был их первенцем — это верно. И родился он в хлеву — это тоже верно. Вот только нигде не упоминается, что у Марии было ещё двое детей. Близнецы Ева и Лука. Она рожала их в муках, когда Иисус уже покинул родительский дом: ему было около двадцати пяти лет. Поздние роды подорвали здоровье Марии. Она резко осунулась и постарела. Именно тогда не стало Иосифа. Он умер от инфаркта, просто от инфаркта, не более. Но в те времена таких слов ещё не знали.
Ещё несколько фактов — я знаю, что ухожу от основной темы, но этого нельзя не сказать. Вы должны осознать собственную глупость.
Близнецы тоже умерли. Не дожили и до пяти лет. Примерно тогда же Иисус вернулся в материнский дом. Он уже не застал отца. Он оборудовал мастерскую и занялся плотницким делом. Иисус работал плотником в разных городах. Он делал мебель, простую и недорогую, делал игрушки для детей — да много чего. К тридцатому году нашей эры спрос на мебель резко упал, всё дорожало. Римская империя облагала Иудею непомерными налогами. И тогда Иисус стал работать на римлян — у него не было другого выхода. Ему нужно было содержать себя и мать. Уже тогда Мария почти не вставала с постели.
Он делал кресты. Те самые кресты, на которых кончали жизнь его собратья, его друзья. Это был ходовой товар. Рим неплохо платил, а работа была нетрудная. Сложнее всего было найти подходящее дерево. Для плотника выточить хороший крест — раз плюнуть.
Его презирали. «Он продался римлянам», — говорили прохожие и плевали в сторону его дома. Когда Мария вставала и выходила погреться на солнце, прохожие спрашивали её: «Ты знаешь, чем занимается твой сын?» «Он плотник». Это всё, что она могла им ответить.
Так получилось, что она всегда была одинока. Иосиф отдалился от неё через несколько лет после рождения Иисуса. Иисус никогда не был близок матери. Храм был для него домом в гораздо большей степени, нежели то место, где жили его родители. Мария была одинока, и в этом кроется секрет возвышенной духовности, запёчатлённой на её лице. Смотреть в небо ей было приятнее, чем видеть холодные глаза мужа или отстранённое лицо сына. Когда умерли близнецы, Мария окончательно потеряла вкус к жизни. Иисус пытался делать вид, что любит её, но у него ничего не получалось. Его по-прежнему тянуло в храм.
Да, ещё, чуть не забыл. Самое главное. И, наверное, самое страшное для вас. Иосиф — и в самом деле отец Иисуса. Не просто «муж Марии», как он проходит во всех религиозных книгах, а полноценный биологический отец Христа.
Нет, я ничего не отрицаю. В Иисусе была Божья искра, дух, дар. Но никакого непорочного зачатия не было и быть не могло. Иисус родился от Иосифа. Но Бог избрал его своим сыном — и вдохнул себя в эмбрион. Уже после зачатия, конечно.
То же самое случилось и с Джереми Л. Смитом. И это Божье благословение, эта чудесная сила точно так же не передались его сыну Николасу, как не достались и Саре — дочери Иисуса. Сара проповедовала по всей Африке, она канонизирована Эфиопской Церковью и ещё рядом Церквей, но она никогда не обладала никакими чудесными способностями. Николас — такой же.
Скажите мне, вы верите в Сару? Вы можете допустить мысль о том, что у Иисуса был ребёнок, дочь? У вас хватает на это смелости? Почему-то мне кажется, что нет. Но в сына Джереми Л. Смита вы верите, потому что видели этого мальчика собственными глазами. Вот он, перед вами, курносый и веснушчатый. Вот он на фотографиях и картинках — прошу вас.
Когда Иисуса распинали, Мария Магдалина помогла его матери добраться до места казни. Старуха смотрела на своего сына и плакала. После его смерти она не прожила и месяца.
Так всё и было. Вы можете мне не верить, можете обвинять меня в богохульстве и ереси, но всё было именно так, и никак иначе.
Поэтому та красота, к которой пытаются приучить маленького Николаса, — это лживая красота. Это то, чего никогда не существовало.
В этот момент мальчик смотрит на кардинала глазами своего отца. Это не проявление божественных способностей, нет. Это просто какая-то наивная детская проницательность, какая-то игра. Николас внимательно смотрит на Мольери и говорит, чеканя каждое слово, звонко и яростно: «Вы мне лжёте».
Вот оно — предвестье бунта, которого не случится. Вы точно так же будете смотреть на детскую фигурку на балконе и бить челом о мостовую. Смотрите: вот вам Николас Л. Смит, сын Мессии.
«Мальчик мой, — старик кладёт морщинистую руку на голову ребёнка. — Я никогда тебе не лгу. Зачем мне лгать тебе? Я говорю правду. Спроси любого человека — и каждый ответит тебе то же самое. Твоя мать была добра и прекрасна, она дала тебе жизнь, а мы не смогли спасти её. Вот и всё».
Мальчик задумывается. Это звучит правдоподобно, очень правдоподобно.
Задушить червя сомнения — вот задача и для кардинала, и для Николаса.
Мальчик садится на ковёр перед диваном и берёт в руку фигурку римского легионера.
«А у Иисуса были дети?» — «Нет, Николас. У Иисуса не было детей». — «А почему?»
«Почему» — самый сложный из всех детских вопросов. На него нужно давать развёрнутый ответ. Или не давать его вовсе.
«Так получилось, Николас. Иисус всё своё время посвящал людям. У него не было возможности заниматься воспитанием детей, и его ребёнок был бы несчастен. Иисус жил для людей».
«Почему мой отец оставил меня?»
«Ты же знаешь, Николас. Твой отец был праведником, святым. Он погиб, чтобы защитить тебя».
Николас рассеянно берётся за фигурку Понтия Пилата. Он молчит. Кардинал истолковывает его молчание как хороший предлог тихо уйти. Он встаёт и направляется к выходу. Когда его рука уже ложится на ручку двери, мальчик спрашивает:
«Моего отца тоже предал Иуда?»
Это единственно правильный вопрос. Потому что Джереми Л. Смита предал Иуда. У Иуды было другое имя, но это неважно. Свой Иуда есть в каждом поколении, у каждого святого, у каждого пророка. Правильный ответ — «да».
«Нет, — говорит кардинал Мольери. — Не было Иуды. Не было».
Он выходит и закрывает дверь, чтобы больше не слышать никаких вопросов.
* * *
Мне известно будущее Николаса Л. Смита. Вам неизвестно, а мне — известно. Я точно знаю, когда он всё-таки лишится девственности, когда рухнут его надличностные идеалы и кардиналы начнут терять над ним контроль. Это произойдёт очень нескоро. За это время Церковь успеет заработать на Николасе не меньше, чем на его отце. Потом они убьют его — это я вам тоже могу сказать. Вы вспомните мои слова, когда это произойдёт. Конечно, у него не будет детей. Они не позволят. Одной легенды вполне достаточно.
