— Нет… — у Бёрка онемели губы.
— Телефон… — лейтенант впритык смотрел на него, — Телефон где твой?
— Потерян…
— Что?
— Я не знаю где. Потерял еще утром. Искал — не нашел. Но на нем была запись, вы знаете это, и если кто и взял его, то уже использовал…
— Что?
— Это не я, клянусь. Я бы никогда так не рискнул… — каждый бы на месте Фернока понял, что Уолтер не врал. Впрочем, это понял и сам Фернок. По недоумевающим глазам офицера, конечно же.
— Но кто-то ведь это сделал… — и сам он находился в большом недоумении…
— Кстати, могу ли я узнать, что вы планируете сотворить с прокурором? Пойдете законными путями? Или…
Лейтенант изрядно поугорал от наивности офицера.
— Ты что, совсем? Как я тебе законными уберу?
— А какими? — напрягся Уолтер.
— Народными. Физическими!
Похищенные Луиза Сименс и Сет Картер получали воду и немного еды, в основном, это куски засохшего хлеба, предназначенные для продления мучений. Убийца, уверялись заложники, не собирался их отпускать и держал специально, чтоб они свихнулись от своего заключения…
— Что будем делать? — мэр постоянно спрашивал девушку, а та постоянно давала один и тот же ответ. Это происходило на автомате:
— Ждать…
— Ждать и не сдаваться до самой остановки наших сердец…
— А когда сердца остановятся, то что?
— Тогда нам уже будет все равно, где находиться…
— Смерть облегчает…
— Что есть, то есть…
«Но ждать бессмысленно — рассуждала Луиза, — Если только ждешь не смерть. Завышенное ожидание наносит куда больше боли, чем чистое отчаяние. А надежда — краткосрочная, иллюзорная выгода, от которой получаешь лишь слабое утешение.
Но чем ты сильнее, тем дольше продержишься, тем больше сможешь самой себе наобещать и тем больнее будет смириться. Выходит, сильные люди испытывают больше боли, чем слабые духом, потому что они пытаются вертеться.
Может, в таком случае нужно стать слабой? Чтобы чуть отпустило».
Картер тоже рассуждал:
«Я — мэр Мракан-сити — вынужден здесь гнить. Но понимая, что это из-за чего-то, а не просто так, не решусь утверждать, что я не заслужил таких мучений. Возможно, такое наказание вполне заслуженно. Однако вспомнить, что я такого сделал, за что так страдаю, не получается. Хоть убейте…
Но неужели господин Миллер восстал и мне мстит? О, мой бог. Неужели все это дерьмо подстроил преследовавший меня родственник шантажиста?
Я не перестану задаваться вопросами, пока не окочурюсь. И все же мне интересно».
— Какой смысл от угнетающих стен? От такого наказания… — мэр привстал, подошел к двери и закричал, — Какой, черт возьми, смысл! Ты меня вообще слышишь, ублюдок! Выйди к нам, покажись, сволочь! Покажись и ответь! Что мы должны вынести из этого урока? Что?
Маньяк слышал крики заложников, наблюдал за ними с экранов. Он выполнял миссию, не простую, а жизнеспасительную, как считал. Чью жизнь он спасал — было известно лишь ему одному.
Луиза Сименс, оказавшись более смышленой, чем мог подумать Сет, предложила неплохую, но безумную идею. Правда, рассказывая о ней, она призналась, что не сможет сделать это сама. Но горящий желанием поскорее выбраться на волю, высвободиться из заточения господин Картер сказал:
— Я согласен выполнить. Говорите…
Девушка предположила, что в куртке трупа, гниющего в вентиляционном отсеке, может лежать телефон и есть малая вероятность, что он еще не разряжен. Но нужно торопиться…
Готовый выполнить любую услугу мэр согласился покопаться в одежде мертвеца, и Луиза засияла ослепительной многовольтной улыбкой.
«А если и разряжен, есть вероятность, что, включив его, у нас будет минут пять для совершения звонка в полицию до полной разрядки».
Им повезло куда больше и благодаря находчивости Картера, первый раз обратившего внимание на несорванную со стены бумажку. Теперь репортерша в открытую заявляла, что ей очень подфартило с «сокамерником».
— Бывший военный госпиталь? Сан-Вэстронд? О, да. Точно. Это он и есть. Как же я не мог догадаться с самого начала? Сан-Вэстронд!
— Вы знаете это место? — спросила Луиза.
— Я бывал здесь и раньше…
Через пять минут градоначальник подтянулся вверх и залез руками в карман окровавленной куртки. Но разящая вонь, вызывающая непомерное отвращение, не отвернули Сета от заданной цели.
«Чтобы выжить, нужно уметь преодолевать любые преграды».
В одном разделе он нащупал брелок, в другом — золотые часы, в кармане джинсов лежали сигареты, непригодные для использования, заляпанные кровью деньги.
Но…
— Есть!
В правом кармане джинсов лежал телефон…
…Увидев, что господа-заложники раздобыли средство связи и уже набирают чей-то номер, убийца позабыл обо всем на свете, от злости разбил правый монитор и рванулся вниз по лестнице…
Но не успел. Когда он вошел к ним, звонок был уже сделан. Сет с Луизой посмотрели на него, как на свою жертву. Хоть мучитель и был злодеем, в этой ситуации он выглядел, скорее, подделкой на маньяка, чем грозным потрошителем, и все из-за выступившей на лице неуверенности. К тому же с него слетел капюшон, и он спалился.
«Они знают, кто я теперь. Они видят. Они обязательно вспомнят. Они скажут полиции» — в глазах преступника читалась не ненависть, а обусловленное грозящим бедствием внутреннее состояние, имя которому — страх — родитель ненависти, — «Я не могу позволить им жить, ведь тогда не жить мне. Что делать, если не убить? Вариант только один».
Мало того, что заложники, скорее всего, запомнили облик мучителя и у них не возникнет трудностей в составлении фоторобота, так еще и оказалось, что Картер Сет, когда-то уже видел этого человека и через несколько мгновений молчания вспомнил, где именно.
— Только сейчас вспомнил. Этого человека я знал давно. Мой знакомый, вечно страдающий от того, что в свое время не хватило сил и уверенности сделать выбор!
— Кто это? — подала голос Луиза, глядя то на мэра, то на замешкавшегося мучителя.
— Он — удрученно молвил Сет.
— Вы его знаете?
— Да. Один из санитаров психиатрической клиники Антнидас, кажется…
— А! Ты про это, Нэнси? Ой, не бери в голову, дорогая! Это, знаешь ли, происходит со мной только тогда, когда перебираю!
— Да, я выпил! А что такого! Что, мне теперь и расслабиться нельзя? Я подарил Линдси коробку конфет, навестил твоего племяша, даже погладил мамину рубаху, что еще от меня требуется? Почему я не могу взять выходной?
— Я случайно встретил его в коридоре. Мы даже не говорили ни о чем. Просто обменялись взглядами. Неприметный худощавый парень…
— Да я все понимаю! Но и ты тоже войди в положение: устаю, как собака, мозг уже не варит, так и хочется выкрикнуть «жизнь полное говно». Но нет, я не сдаюсь, я держу себя в руках, черт возьми! Я сдерживаюсь! Я…
Растрепанные волосы мистера Дойла, пот на лбу и неловкие телодвижения говорили о том, что недавно мистер Дойл опять выпил и сейчас прибывает в нетрезвом состоянии.
Мэр обратился к мучителю, чем окончательно добил его, и без того тревожного.
— Мистер Дойл, так ведь вас называют? Помню, как к вам обращался врач…
— Дойл, ты придурок! Пользы от тебя никакой, просто несносное создание! Живо за работу! И да, подойдешь ко мне, сбавлю зарплату…
Сотруднику медперсонала ничего не осталось, как смириться и в очередной раз позволить унизить себя.
— Хорошо, я обязательно… обязательно подойду.
— Чтобы явился через десять минут, и ни секундой позже! Иначе уволю!
— Да, сэр…
«Он помнит меня, черт. Все. Мне каюк. И только один шанс спастись».
Рассекреченный преступник запаниковал и душе, и пистолет заставила достать вовсе не ненависть… а страх — то, из чего формируется ненависть!
— Простите, господин мэр. Но я должен…
«Это — мой последний шанс».
— Нет! — среди грохота выстрелов крик Луизы остался неуслышанным…
…
Мэр лежал мертвым в луже собственной крови с тремя пулями в желудке. Пару минут, после остановки физиологических процессов, подрагивали ступни и кончики пальцев. Затем тело совсем перестало шевелиться… что не было чем-то неожиданным.
Убийца смылся, оставив дверь открытой.
«Забыл закрыть?»
Этот тот случай, когда жертва осталась в живых лишь по вине дилетантизма преступника — маньяк забыл зарядить ствол, а добить девушку вручную толи не хватило мужества, толи такая спонтанная снисходительность — часть плана.
Но насчет второй версии мисс Сименс мучили сильные сомнения, поскольку «Мистер убийца» то недолгое время, что стоял перед ними, косил под замкнутого неудачника. Да и вольнул Картера с глубокой нерешительностью.
