— Я полагаю, три дня достанет, государь.
— Постарайся в два уложиться, и в путь. Кланяйся Анне Петровне.
— Спасибо, — отвечал сухо Шереметев, и это не ускользнуло от внимания царя.
— Борис Петрович, дорогой, не держи сердце на племяша, — сказал Петр почти ласково.
— На какого племяша? — не понял фельдмаршал.
— Ну как? Ты ж отныне мне дядя.
— А-а, — догадался Шереметев и даже улыбнулся. — Не держу, Петр Алексеевич. Ей-ей. Не смею.
Поскольку оженили фельдмаршала на Анне Петровне внезапно, то естественно, его стало интересовать все, что было с ней связано в прошлом. Все же семь лет она прожила без мужа. Он понимал, что молодая женщина не могла столь долго оставаться безгрешной. И узнавал-то не для того, чтоб устроить сцену ревности. Нет. А просто любопытства мужского ради: с кем?
В первую же брачную ночь она, нетерпеливая и горячая, призвала его в свои объятия и — о чудо! — так распалила мужика, что он совсем неплохо исполнил то, что от него требовалось. И, удовлетворенный, отвалившись и отдышавшись, спросил вдруг:
— Аннушка, а у тебя были поклонники?
— А как же, Борис Петрович, я, чай, не уродка.
— А кто, например?
— Ух какой вы любопытный! — рассмеялась Анна. — Зачем вам это?
— Да так, просто интересно.
— Сейчас у меня главный поклонник — это вы, Борис Петрович. И никого я более знать не хочу. И давайте не будем об этом. Ладно?
— Ладно, — согласился Борис Петрович, вполне оценив мудрость этого предложения, и более никогда не стал затевать с женой разговора на эту скользкую тему.
Но с любопытством справиться не мог, стал разнюхивать стороной. И доразнюхивался. Узнал, что грешила его Аннушка с Самим племянником. «Так вот почему он начинает отпускать непристойные шутки, едва разговор коснется ее, — понял Борис Петрович. — Обвенчался ныне с Екатериной наконец, нажив с ней вне брака двух дочерей {269}, и метрессу свою решил пристроить. Ай хитрец, Петр Алексеевич! Ай хитрец! Ну да, царь, ему все можно, кто спорит?»
И все, на этом кончились изыскания Бориса Петровича в отношении прошлого своей жены, надо было строить с ней будущее. Тем более что вскоре Анна Петровна тихо призналась мужу:
— Борис Петрович, я, кажется, понесла от вас.
Разве это не радость для мужа, да еще таких преклонных годов?
— Милая моя, — нежно поцеловал он жену. — Вот спасибо, вот уважила.
Именно поэтому старый вояка и запросил на сборы три дня, чтобы хорошо подготовить карету для жены. Но, как говорится, нет худа без добра. Пока карету, предназначенную графине, умягчали, утепляли и оборудовали различными удобствами, необходимыми в пути для женщины, произошли важные события, а точнее, выяснились новые обстоятельства с транспортом в Курляндии.
Перед самым выездом фельдмаршала со всем своим домом его срочно вызвали к царю. Думал, что ругать за задержку, а вышло наоборот.
— Не уехал, значит, — сказал Петр. — Ну и молодец.
Шереметев был удивлен, обычно за задержки он получал выговоры, а тут похвалили.
— В чем дело, ваше величество?
— Да слух с транспортом оказался ложным. Видимо, шведы и распустили его, чтоб сбить нас с толку.
— Значит, не ехать?
— Ехать, Борис Петрович, но в другую сторону. Езжай на Украину опять. Рассредоточьте армию в Прилуках, Лубнах и Киеве, чините все по диспозиции против неприятеля. Одну дивизию и полк направить в Смоленск для усиления тамошнего гарнизона.
— Но, ваше величество, южное направление гораздо опаснее, нежели западное.
— Делайте, как велю. И обязательно выстрой крепость у Киева.
— Но нет крепостных инженеров, государь.
— Найди. Почему все я вам должен искать, у вас чин военный повыше моего, Борис Петрович. Не делайте из меня няньку.
— А как с заложниками, государь? Азов отдали, а их не отпускает султан.
— С заложниками пока сдвига нет. Османы ставят условием размежевание границ. Вам и придется этим заниматься вместе с ними.
— А король? Когда они исполнят наши условия и выпроводят его?
— С королем, как мне кажется, им труднее, чем с нами. Он категорически отказывается уезжать. Расположен гостить у них не менее семи лет.
— Но ведь это заноза не только для них, но и для нас.
— Знаю, Борис Петрович, знаю. О том постоянно напоминаю Толстому, чтоб он донимал их сим требованием. Если б не Карлус, не было бы и прутской конфузии. Он бесперечь дует султану в уши, что-де, победив Швецию, мы возьмемся за Порту. Не с его ли голоса визиря, заключившего с нами мир на Пруте, уже казнили? А это значит, в любой момент могут нарушить тот договор. Так что беречься надо, беречься, Борис Петрович. Береженого Бог бережет.
И отъехал фельдмаршал из Петербурга со всем своим домом на Украину. Набралось более двух десятков карет и повозок, где везли и приданое Анны Петровны, и ее служанок, и, конечно, пропитание в дорогу, и даже овес для лошадей. Сопровождала фельдмаршала и полурота драгун как личная охрана главнокомандующего.
С давних пор, а именно со случая с пьяными матросами, Борис Петрович никогда не выезжал в дорогу без охраны даже в мирное время. Ну а на театре военных действий за ним нередко следовал целый полк драгун.
Ехали неспешно, дабы не томить лошадей, и Шереметев решил, пользуясь случаем, объехать почти все свои владения и деревни, которых к этому времени имел уже немало.
Хотелось их и жене молодой показать, и самому хозяйским глазом окинуть. Объехав свои подмосковные вотчины, отправился в Воротынь, оттуда в Иваньковскую волость, потом в Карачаров — эвон какого крюка дал. Но встречали везде графа с графиней, как и положено, с честью и хлебом-солью.
В некоторых он лишь обедал, а в других задерживался. И первым делом, как правило, отправлялся смотреть конюшни, удивляя приказчиков и старост памятливостью на коней.
— А где кобыла Стрелка со звездочкой во лбу?
— На выпасе, ваше сиятельство.
— Велите пригнать, хочу увидеть.
Пригоняли с поля кобылу, граф любовно похлопывал ее, допытывался:
— Покрыта?
— Покрыта, ваше сиятельство.
— Кем?
— Арапкой.
— Когда ждете?
— Да к Семенову дню должна бы ожеребиться.
— Арапкой обязательно покройте и Лысуху, он добрых кровей.
Еще в Мещериновке хотел и жену приблизить к своей страсти, пригласил посмотреть коней, но графине это не поглянулось. Отпустил во дворец, проворчав под нос: «Что бабы в этом смыслят».
Днем придирчиво осмотрев хозяйство и нагоняв иных за нерадение, вечером с приказчиком или управляющим садился Борис Петрович за книги, дотошно проверяя доходы и расходы по вотчине. Тут ему были незаменимыми помощниками домовой казначей Мустафа и канцелярист Иван Молчанов.
Утомившись к полуночи, граф мог идти почивать, а канцелярист с казначеем трудились до свету и уж утром представляли Борису Петровичу полный отчет по ревизии.
Когда прибыли в Борисовку, что была на Ворскле, и уж в Украине, Шереметев после коней заинтересовался овцами и велел отобрать с полсотни добрых баранов и овец и отправить под Рязань, в свою вотчину Можарей, дабы и там развести такую славную овцу.
По прибытии в Киев, едва успев разместиться в своем доме, фельдмаршал призвал к себе полковника Рожнова.
— Вот что, Григорий, готовь свой полк к маршу под Смоленск.
— Слушаюсь, ваше сиятельство. Но мне б ремонт конному составу учинить надо.
— Сколько коней потребно?
— Сотни две, не менее.
— Хорошо, напишем тебе приказ, так и укажем все. Получишь деньги. Во время марша изымешь у обывателей двести коней. Списанных оставляй им, чтоб не столь обидно было.
И хотя царь велел отправить туда еще и дивизию, фельдмаршал, памятуя его слова «у вас чин повыше моего», решил: «Коли так, то достанет и одного полка».
Рожнов повел полк осенью, а уж зимой посыпались жалобы от обывателей, что проходившие драгуны почти задарма изымали коней у крестьян, оставляя им старых, одряхлевших и непригодных к работе.
Шереметев послал адъютанта Савелова проверить обоснованность этих жалоб. Тот, вернувшись, доложил:
— Рожнов вместо двухсот лошадей, которых ему было разрешено изъять, отобрал более семисот.
Фельдмаршал назначил следствие, и по результатам его приказал судить полковника Рожнова. Суд приговорил Рожнова к лишению звания полковника и чина и к штрафу в 500 рублей.
Шереметев утвердил приговор, не подозревая, что это «дело» скоро доставит ему немало хлопот и огорчений.
И до Рожнова ли ему было в это время, когда все внимание было приковано к Стамбулу и Бендерам, когда он все еще не мог найти мастеров каменного дела, чтобы начать построение крепости.
Однажды, проезжая мимо подворья митрополита киевского Иосифа Кроковского, с которым давно уже был близко знаком, Шереметев обратил внимание на аккуратно сложенные столбики ограды из красного кирпича. Ясно, что выкладывали эти столбики руки умелые, и не так давно.
