затмение или апрельские заморозки. Чтобы заметить исключение, необходимо знать обыкновенный порядок: лишь астрономическое знание неизменного давало возможность астрологического чтения случайностей. Но! Чудачества неба не вызывали катастроф, они подавали сигнал об их вероятном возникновении. Жители Месопотамии видели в них знаки, а не причины. А потому полагали, что могут реагировать молитвами и ритуалами экзорцизма, чтобы таким образом задобрить Богов и избежать худшего. Они читали по звездам не приговор, но предупреждение.
По сути, астральная наука имела отношение как к географии, так и к истории. С одной стороны, следовало штудировать небесный свод, знать его обитателей и его звезды, их пути и движение; с другой – обращаться к многовековым данным, чтобы узнать о событиях в том или ином царстве после затмения или появления кометы.
Этот свод правил ныне обычно появляется под названием Кодекса Хаммурапи. Царь Хаммурапи, один из первых властителей Вавилона, около 1750 года до нашей эры оставил после себя высокую стелу из черного базальта, на которой начертаны по-аккадски его судебные решения. Записи на этом камне резюмируют уже существующую традицию, а некоторые их параграфы будут скопированы писцами. Этот текст предлагает скорее не законы, а образцы: он описывает событие, последующую судебную процедуру и вынесенный приговор.
В отсутствие других столь же длинных документов он, разумеется, приобрел чрезвычайную значимость для историков и стал эталоном, каковым не являлся в древности. Он излагает распространенные между Тигром и Евфратом юридические идеи. Они представляются достаточно казуистическими – изучением случаев, как и более поздние примеры в книгах Исход и Второзаконие иудейской Библии.
За несколько тысячелетий эта история обошла мир, в измененном виде я встречал ее в самых разных фольклорах. В Китае она приобрела форму сказки: судья подводит к младенцу двух женщин, каждая из которых утверждает, что она его мать; по его сигналу они хватаются за ребенка и тянут в разные стороны; когда тот начинает кричать от боли, одна из них отпускает его, чтобы он не страдал; и судья выносит приговор в ее пользу. На Западе Библия предлагает свою версию. К престолу царя Соломона приходят две женщины с младенцем. Безмужние, эти продажные женщины жили вместе в одном доме и одновременно родили мальчиков. Увы, ночью один из них умер, придавленный матерью. Каждая утверждала свои права на выжившего и требовала, чтобы его отдали ей. Кто говорил правду? Кто лгал? Свидетелей не было, доказательств тоже, только слово против слова! Соломон потребовал меч, чтобы разрубить младенца надвое и каждой отдать ее половину. Одна из женщин тотчас же отказалась и принялась умолять царя отдать ребенка сопернице, лишь бы он остался жив. По этому утробному воплю Соломон определил мать. И отрубил – не мечом, но словом, ту, что дала волю чувству и отделила ложь от правды.
Эти метаморфозы столь многое говорят нам о людях… Суд Нимрода отличается от суда Соломона. Нимрод действительно хотел рассечь Маэля на части, чтобы избавиться от необходимости выбора. Соломон использовал свою угрозу как способ ведения расследования. Жестокость Нимрода искренняя, у Соломона она деланая. С самого начала обе женщины говорят об обладании, они требуют ребенка в собственность. Затем хитрость Соломона заставляет каждую действовать в противоположность тому, что она требовала поначалу: завладеть ребенком. Одна предпочитает скорей отдать, чем увидеть его смерть, другая готова скорей увидеть его мертвым, чем лишиться обладания им. Угроза царя все проявила. Благодаря ей мы понимаем, что нельзя путать любовь и обладание: любовь – это дар.
Притягательность золота проистекала из его неподверженности порче, а не из его редкости. Поскольку этот чудесный металл не тускнел и не окислялся, его блеск мог объясняться исключительно божественным сиянием. Именно от Богов получило золото свое чистое и постоянное сверкание. Это солнечное мерцание спускалось с небес. Жители Месопотамии могли вслед за инками сказать, что видят в нем «пот Богов». Современные астрофизики с ними согласны: золото происходит не от земли, а от солнца. По-видимому, оно является результатом сверхмощного столкновения двух нейтронных звезд, космического катаклизма, случившегося много миллиардов лет назад. Произошедшее от звезд золото, вероятно, благодаря геотермической активности, распространилось на Земле в виде месторождений.
Экономия слов будоражит воображение. Лучшие описания обходятся без описаний. Автора легче распознать как поэта по скудости слов, а не по их транжирству. Лучше намекнуть, нежели изобразить, заставить прислушаться, нежели проорать множество фраз. Так же, как взгляд не сводится к радужке, человек не ограничивается ни своими чертами, ни своими конечностями – иначе это просто труп! От экономии исходит энергия, напряженность, присутствие, которое преодолевает пределы видимого. Чтобы осознать это, существуют два способа: расплывчатый и отчетливый. Писатели-классики прибегают к общим положениям. Общее слово дозволяет каждому вставить образы, которые его вдохновляют. Современница Людовика XIV, француженка мадам де Лафайет превосходно использовала этот метод в коротком романе «Принцесса Клевская»: «В те дни при дворе появилась красавица, которая привлекла к себе все взгляды; следует думать, что красота ее была совершенна, коль скоро она вызвала восхищение там, где привыкли видеть прелестных женщин. (…) По их приезде видам к ней явился; он был поражен дивной красотой мадемуазель де Шартр, и на то были причины» (перев. Ю. Гинзбург. – Примеч. перев.). Поскольку мадам де Лафайет ничего не дает увидеть, мы видим всё. Современные писатели чаще используют деталь, сила которой заключается в том, что она тайком проявляет целое. Будто рыболовный крючок, деталь заставляет представить рыбу, которая хватает его под водой. Так в XX веке в романе «Ранние всходы» другая французская писательница, Колетт, описывает встречу зрелой женщины с юношей: «Она смеялась по-мужски, снисходительным смехом, в котором читалось то же, что и в ее спокойном взгляде, и Филипп вдруг ощутил себя уставшим, слабым и уязвимым, его сковало чувство какой-то женской расслабленности, часто нападающей на юношу в присутствии взрослой женщины» (перев. Р. Родиной. – Примеч. перев.). В подтексте намечена страсть, которая захватит обоих.
Согласно Библии, Нимрод якобы был сыном Куша, тот – сыном Хама, а тот – сыном Ноя. То есть, если верить древнееврейским авторам, Нимрод был моим правнуком. Не знаю, каким образом составляются эти генеалогии, которые на самом деле никто никогда не принимает всерьез, однако должен отметить, что они сообщают полную правду: мы с Нимродом были выходцами из одной семьи, потомками одного отца, Панноама. Если я легко могу представить, как исказилась
