Сказав это, Яруха скрылась, оставив молодую девушку в раздумье с корешками в руках. Вдруг послышался голос отца.
— Зоюшка, Зоя! — окликнул он, — поди, моя радость, в дом: Господь гостей желанных прислал.
Девушка, спрятав корешки за пазуху, побежала к отцу.
— Какие гости, отец? — спросила она, подбежав к тому месту, где стоял старик.
— Пойдем, и ты увидишь… — улыбнувшись, сказал отец.
Молодая девушка с отцом подошли к лачужке над оврагом, у которой сидело несколько человек: Извой, Ероха, Стемид, Светлана и Оксана.
Девушки приветливо поклонились Зое, поклонились и мужчины, кроме угрюмого Ерохи, который вместо поклона сказал:
— Ты, краличка, топчешь заповедные луга княжеские, пригибаешь деревца стоеросовые в лесах да купаешься в студеной водице Днепра, словно русалка в русалкин день, а дедушку Ероху, небось, не заприметила; стар я стал и своих красных невест, поди, выходил да выхолил, а вот младого витязя, как тут увидала бы.
Зоя зарумянилась, словно маков цвет, и ответила старику:
— Не подобает христианам водить дружбы с язычниками: так отец мой наставлял меня…
— А чтоб поваднее было нам дружбу водить, — сказала Светлана, — мы тоже хотим быть христианками, как и наши суженые.
При этих словах Зоя вспыхнула и посмотрела на молодых людей, которые держали своих невест за руки, и ей вспомнился витязь, которого она с первого взгляда полюбила, но еще не знала, кто он.
— Исполать вам, подружки милые, и да осенит ваш ум Всевышний Господь, которому веруем мы…
— Спасибо на добром слове, — отозвались Извой и Стемид, — с помощью твоего отца и благословением отца Феодора в нашем стаде прибудет овец…
Пока между молодыми людьми происходил этот разговор, старый Симеон с иереем Феодором к чему-то готовились в избушке. Несмотря на то, что был день, в избе горели, на дубовом столе, две восковые свечи и перед образом, в углу, — третья; стол был застлан белой пеленой, а на нем лежали две толстые книги.
Наконец старик Симеон вышел на двор и, обращаясь к гостям, сказал:
— Благодать Господня ожидает вас в моей бедной изобке, а отец Феодор с крестом святым благословит желающих света.
Извой и Стемид повели своих невест в избу; за ними вошла Зоя, а за нею старик Ероха. Все сели у стола: старика посадили между дочерьми, а молодые люди стали позади женщин, Зоя встала в сторонке, а Симеон рядом с Феодором, как духовный человек.
Отец Феодор осенил их крестом; христиане перекрестились, а некрещеные были спрошены, по своей ли воле они желают примкнуть к христианскому стаду, или по навету других.
— По своей воле и по любви к нашим суженым, — отвечали девушки, покраснев.
— Ну а я поневоле, — отвечал старик, — да не подобает мне одному оставаться в язычестве, коли дочери обретают христианство… И да падет на них одних беда, если боги рассердятся и призовут их ответ держать.
— Ваши боги, — сказал Феодор, — бессловесны и сами нуждаются в защите… Придет время, их низвергнет всемогущая рука истинного Бога.
Он осенил их крестом и начал знакомить с таинствами христианской веры и догматами православной церкви, наконец, учить их «Верую» и «Отче наш»; они повторяли за ним, как и все предстоявшие, вслух. Прочитав несколько раз молитвы, Феодор раскрыл одну из книг и начал читать ветхий и новый завет, знакомить с жизнью Спасителя, Его мучениями и чудесами. Затем прочел несколько текстов из Евангелия. Затем читали по очереди Симеон и Зоя. Когда Зоя начала читать книгу, девушки удивились: они не ожидали, чтобы женщина умела читать.
— О, дорогая, родная ты наша, — воскликнули они, — будь нашей сестрою, учи нас, темных, уму-разуму и просвещай нашу темноту, дабы мы были достойны во всем наших суженых!
— Отныне и я буду считать вас моими сестрами, вы изъявили желание быть христианками, а все христиане — братья и сестры по Христу.
И они облобызались трижды. Даже угрюмый старик Ероха и тот повеселел.
— Верю, — сказал старик, — и отныне я стану христианин и свято буду соблюдать их закон, как соблюдал его в язычестве.
— Когда же назначим святое крещение? — спросил Стемид.
— Надо погодить, сын мой, — отвечал Феодор, — пока немного поутихнет. Вишь, Божерок точит зубы на всех. Пребывайте с нашим благословением и по мере возможности старайтесь сохранить святость учения Христа, чтоб не раздражать идольников, а там время покажет, когда что можно будет сделать. Узнают, что вы христиане, нам худо будет, а вам еще хуже. Я благословляю вас, — и он осенил всех крестом, — приходите чаще слушать учение, чтобы до крещения укрепиться в вере.
Симеон тоже благословил предстоявших и облобызал их по христианскому обычаю.
После этого Зоя с помощью названых своих сестер начала приготовлять праздничный стол для угощения. На столе появились хлеб, сотовый мед, сушеные фрукты, молоко, и, когда все было готово, хозяин и его дочь, поклонившись до земли гостям, пригласили их отведать хлеба-соли. Но едва они сели за стол, как раздался лошадиный топот. Все вскочили, потушили свечи и лампадку и вышли встречать нежданного гостя. Хозяин первым вышел из избы и увидел княжеского ключника Вышату с двумя другими всадниками. За хозяином вышли и все остальные и поклонились боярину.
— Мир честной компании, — сказал он насмешливо. — И ты здесь, сокол ясный, Извоюшка… Аль на пир я попал незваный… Ну, исполать вам, други любезные…
— Милости просим отведать нашей хлеба-соли, — отвечал, кланяясь, хозяин, на лице которого не было ни кровинки.
— Не в пору, кажись, я приехал сказал Вышата, видя, что все как будто недовольны и взволнованны.
— Добрый гость всегда в пору, — отвечал за хозяина Феодор, — но коль скоро ты приехал с такими же намерениями, с какими ездишь всегда, где есть красные девушки, то у них есть суженые…
— Не моя воля в том, а княжеская, — отвечал Вышата, — и коль повелит государь, то и мужи не спасут, а не токмо что суженые… Не на свадебный ли пир я попал к вам?
— Да, ты прав, Вышата, — смело отвечал Извой. — Сегодня мы пируем наш сговор, и вот наши невесты.
— Совет да любовь вам, — с иронией сказал он. — Да то странно лишь, что ты, Извоюшка, сговариваешься в лесу и хочешь жениться не на боярышне красной, а на девушке простой, а, чай, многие боярышни пошли бы за тебя.
— Не надо нам боярышен… — проговорил Извой. — Мы любим, как подобает любить зрячим свет Божий, не похищаем чужих жен и не заставляем мужей умываться слезами… Не обессудь на слове…
— Э, да ты, парень, с острым язычком… Не за то ли тебя и любит князь Владимир…
— Дело княжеское, за что он любит меня, а Вышате, его холопу, не след говорить о том, — вспыхнул Извой.
— Ну, не гневайся, Извой, — сказал Вышата мягко, зная, что княжеский любимец имеет больше почета, чем он, несмотря на все его старания угодить князю. — Лучше выпьем чару вина да помиримся…
— Не обессудь, родимый, — отозвался хозяин. — Чары вина не найдется у бедняков, а вот медку да бражки милости просим отведать.
Все вошли в избу и сели за стол. Вышата был весел и много шутил и все посматривал на Оксану и Зою. Но недолго он посидел за столом.
Начинало уже смеркаться, когда Вышата, бросив последний взгляд на красавиц, которым как бы говорил, что не миновать им его рук, оставил избу Симеона и уехал с ожидавшими его на дворе двумя гриднями.
Как только они скрылись из вида, Феодор сказал:
— Не мешает подальше спрятать наших невест… Не равен час этот ключник доберется до них.
— Не добрался до них, когда они были девушками, теперь не добраться и подавно, — отвечали молодые люди. — Спасибо вам, отцы святые, за то, что вы хоть немного просветили нас и дали прозреть свет незрячим.
И все поклонились старцам, вышли из избы и пошли каждый своей дорогою: Извой пошел к Ерохе, так как ему некуда было идти в этот вечер, а Стемид — в свою рыбачью избушку, находившуюся на берегу Днепра, где жили его родные.
Прощаясь с девушками, Зоя поцеловалась с ними и сказала:
— Теперь я ваша старшая сестра: любите и жалуйте меня, а я люблю вас.
Старик Феодор тоже ушел к себе, на окраину Киева, где жил со своим сыном, отроком Иоанном, а Симеон и Зоя начали молиться, чтоб затем предаться сну. Вскоре все смолкло и воцарилась тишина. Зое не спалось: она встала и тихонько вышла за дверь. Луна ярко светила, так что видны были каждый кустик, каждая былиночка. Она вся, волнуясь, дрожала перед предстоящим свиданием.
Она вспомнила, что Яруха дала ей какой-то корешок. Вынув его из-за пазухи, она дожевала его, но робость ее от этого не прошла, тогда она осенила себя крестным знамением и направилась к холму.
Наконец она достигла его вершины, на которой одиноко стояла липа; став под нею, она затаила дыхание и стала осматриваться вокруг. Вдруг вдали что-то зашумело и кто-то показался на опушке; девушка хотела было бежать, думая, что это привидение, но вдруг послышался голос:
