Я в ответ выбросил вверх руку, вскочил в седло и, развернув Серого Сокола, встал в строй рядом с Бедуиром, сидящим на крупном, гарцующем гнедом жеребце, которого ему выделили из резервов; и внезапно я понял, что Братство вновь стало целостным. Фарик и его каледонцы, для которых превыше всего была верность своему племени, предатели, последовавшие за Медротом в саксонский лагерь, — все они были отсечены прочь; знакомые лица, которых не было с нами и которые давно уже стали черепами, были совсем другим делом, потому что не смерти было дано разрушить Братство; те же, что остались, были прочным ядром — люди, которые, присоединились ли они к нам лишь в прошлом году или же имели за плечами сорок лет службы, решили украсить свои шлемы ноготками и принять этот последний бой вместе со мной. Эти люди и были Товарищами Медведя. И я никогда не любил их так сильно, как в этот момент.
Теперь мне следовало обратиться к ним; я почти всегда произносил перед битвой какое-нибудь боевое напутствие, но в прошлом было уже столько сражений, столько напутственных речей, что мне, казалось, больше нечего было сказать; и, глядя в их угрюмые лица, я понял, что сейчас не время для лицемерных ободрений. Так что я крикнул им только:
— Братья, вы знаете, как мало у нас сегодня шансов; поэтому давайте биться так, чтобы, победим мы или погибнем, певцы пели о нас еще тысячу лет!
Я вскинул руку вверх, подавая сигнал Кею, командовавшему основным крылом конницы, и старому Марию, который вел пехоту, и огромный зубровый рог запел, резко и весело, и по всему лагерю откликнулось эхо; звуки сигнала к выступлению закачались вверх-вниз, подхваченные порывистым ветром, который ерошил и серебрил листья орешника. И первый отряд конницы двинулся вперед и, дойдя до меня, отсалютовал мне, подняв вверх копья.
Аве цезарь! Идущие на смерть…
Мы выстроились в порядок, обычно используемый для передвижения по враждебной территории (потому что не могли знать наверняка, насколько близко от нас находятся неприятельские разведчики и передовые отряды): авангард выдвинут вперед, отряды легкой конницы прикрывают фланги основного войска; и я помню, что Бедуир ехал рядом со мной с арфой на плече, как он столько раз ездил в сражение. И немного погодя, так и не сняв арфу, он начал петь, настолько тихо, что звук едва пробивался сквозь перестук копыт, но я все же уловил еле слышную мелодию, и это была самая первая песня, которую я когда-либо от него услышал, плач по Королю Плодородия, помогающий зерну расти, обещание, что он вернется — «из тумана, из страны юности, сильный звуками труб под ветвями яблонь»… и я вспомнил огромные звезды, запах горящего в кострах навоза и погонщиков мулов, которые слушали, стоя за пределами круга света… Бедуир, должно быть, услышал себя в то же самое мгновение, что и я, потому что мы искоса взглянули друг на друга, и он рассмеялся и, вскинув голову, разразился ревущей песней, под которую на Беруинских холмах загоняют скот.
Вскоре у горизонта, на гребне невысокого хребта, показались трое наших разведчиков, которые неслись так, словно за ними гнались красноухие псы Ануна. Первый из них осадил лошадь в облаке удушливой пыли почти под самым носом Серого Сокола, и огромный жеребец зафыркал и заплясал на месте.
— Цезарь, передовое охранение уже схватилось с саксонскими сторожевыми постами! Наши отступают…
Я снова выслал всех троих вперед и, приподнявшись в стременах, крикнул Товарищам продолжать движение. Едущий рядом со мной трубач поднес к губам огромный зубровый рог и послал через болота летучее эхо, и мы рванулись вперед с еще большей скоростью; все войско меняло походный строй, разворачиваясь для атаки с ходу, так что мы превратились, так сказать, в две наступающие одна за другой боевые шеренги — каждая с копейщиками в центре и конницей на флангах — прикрытые с боков и частично соединенные небольшими отдельными отрядами легкой конницы.
Чуть пониже гребня пологой гряды холмов я остановил их, а сам вместе с Бедуиром и двумя капитанами выехал сквозь утесник вперед к тому месту, откуда можно было разглядеть саксонские позиции. Это был отрог той же самой гряды, с которой, дальше в горах, я видел саксонские сторожевые костры, разгорающиеся под вчерашним закатом.
У самого края болот (где топкая почва и извилистые протоки должны были ограничивать использование конницы), чуть больше чем в миле от нас, выстроилось для боя неприятельское войско. Медрот, благодаря полученной от меня военной подготовке — и врожденным способностям, которые тоже передал ему я, — хорошо выбрал свои позиции. В просветах между несущимися на нас порывами теплого моросящего дождя боевой порядок варваров просматривался очень четко и со множеством деталей; я мог различить в их центре бунчук Сердика — под которым саксонский вождь поставил воинов с тяжелыми щитами, своих соратников, — белый, как сверкание колосков проса, на фоне смешанных серо-зеленых красок топей и камышовых зарослей; еще одно белое пятно, которое было покрытыми известью скоттскими щитами; тусклый блеск шишек щитов, наконечников копий и шлемов, который разлетался осколками внезапного света там, где через болота и поднимающиеся на севере холмы пробегал мокрый солнечный луч. Пока что никаких следов пестрого и клетчатого знамен изменников Вортипора и Сингласса. Слава Богу хотя бы за это. Но сильнее всего мне било в глаза кроваво-красное сияние на правом фланге, где стояла основная часть неприятельской конницы (конные крылья в саксонской боевой линии!). Медрот поднял своим боевым знаменем Алого Дракона Британии, и при виде этого зрелища я почувствовал тошноту.
Между саксонским войском и грядой, с которой мы смотрели в его сторону, продолжал отступать передовой отряд нашей конницы, разрозненный и преследуемый стремительной толпой легковооруженных всадников и бегущих копейщиков; и прямо у меня на глазах из-за купы густых кустов орешника выскочил еще один отряд всадников и извилистой, словно стая летящих диких гусей, линией начал заходить ему наперерез, чтобы лишить его всякой надежды на отступление.
Я надеялся выманить неприятеля с выбранных им позиций на местность, которая позволила бы нам использовать преимущество в коннице, но промедлить теперь ради этого означало бы принести в жертву весь авангард. Я снова сказал несколько слов трубачу, и снова пронзительная песнь боевого рога пронеслась над западной равниной. У меня за спиной послышался приближающийся топот пехотинцев и беспорядочный перестук копыт, и я развернул Серого Сокола, занимая свое место во главе Товарищей в тот момент, когда мы перекатились, как волна, через гребень гряды и понеслись вниз, чтобы соединиться с авангардом. Завидев наше приближение, варвары прекратили погоню и рассыпались по своим боевым позициям, а мы продолжали мчаться вперед и вниз, и наши передовые отряды разворачивались на ходу, чтобы присоединиться к нам. Чаще всего бывает неблагоразумно заставлять пехоту проходить какое-либо расстояние на полной скорости, потому что при этом теряется строй и у бойцов сбивается дыхание; но в рядах гигантской боевой линии саксов были лучники, и я должен был провести войско через открытое пространство как можно быстрее. Как только мы попали в пределы досягаемости луков, на нас обрушился первый град стрел, и люди начали шататься на ходу и падать наземь; потом наши конные лучники открыли ответный огонь, и в неприятельских рядах тоже на мгновение затемнели разрывы, пока каждый из них не был закрыт шагнувшим сзади человеком. Вперед и все дальше, рысью и длинными прыжками; знамена взлетали и развевались во встречных потоках воздуха, истошно надрывались трубы, и я, перекрывая их вой, выкрикнул боевой клич: "Ир Виддфа! Ир Виддфа!".
Неприятельское войско тоже двинулось вперед под гудение своих бычьих рогов и протяжные, сотрясающие воздух боевые завывания германцев — полагаю, усвоив, что неразумно встречать конную атаку, стоя на месте. И вот так мы неслись навстречу друг другу с воплями, исторгнутыми бешеной скоростью обеих армий.
По обе стороны от нас простирались далеко выдвинутые неприятельские фланги, и я на скаку один раз оглянулся назад, чтобы убедиться, что вторая линия, на которую возлагались все наши надежды, сохраняет место в строю; и увидел сплошную волну людей и лошадей, устремляющуюся за нами вслед под знаменами Поуиса и Глевума. Пока хорошо; но на этой местности, где было мало пространства для конного маневра, наступать единым фронтом по всей линии означало бы самим совать голову в петлю, так что я начал уводить все войско вбок, чтобы Товарищи и цвет наших копейщиков оказались напротив, как я рассудил, самого слабого участка неприятельских позиций — того, где стояли скотты. В нас полетели копья, темный посвистывающий ливень копий, и мы, выхватив мечи, ударили по варварским позициям. Два фронта сошлись воедино в грохоте сталкивающихся щитов, который наполнил небо над болотами кружением и криками птичьих стай и за которым немедленно последовали лязг и скрежет оружия, зычный рев сталкивающихся боевых кличей, вопли лошадей — и все это смешалось в оглушительный, бесформенный, обволакивающий звук, который есть голос всех сражений.
