Снова карты. Алис говорит? Тангейзер потрогал лоб супруги тыльной стороной ладони. Он был прохладным и влажным. Лихорадки не было. В логике Карлы проступала его собственная философия, только в формулировке той безумной женщины, которая приняла у нее роды. В ситуации, когда требуется храбрость, осторожность равносильна смерти. Тем не менее моральная сторона дела давила на рыцаря тяжелым грузом. Он готов был подвергнуть опасности жену и ребенка, чтобы спасти свою шею от петли, и в то же время без колебаний умер бы ради того, чтобы продлить их жизнь хотя бы на мгновение. Загадка… Но, похоже, сидящая перед ним женщина ее решила. В отличие от него.
– Карла, если ты останешься здесь, то вы с Ампаро выживете, – попытался все-таки уговорить жену Матиас.
– Знаю, – кивнула она. – Но все, что ты сделал, было не ради того, чтобы мы остались живы. Для этого ты был нам не нужен. Мы сами справлялись. Ты сделал это, чтобы быть со мной. С нами.
Тангейзер окинул взглядом огромное пространство собора, этого корабля, который построили люди, обладавшие знанием. Сокровенные тайны, вплетенные в его ткань и соединившиеся с таинственным дымом и колеблющимся пламенем сотен свечей, наполнили его первобытным знанием, воплощением которого и являлся этот собор. Знанием чистого хаоса, во всем его ужасе и красоте. Бытие и есть хаос. Влажный путь и Сухой путь[30] одновременно. Кровь и вода, камень и стекло, красное и белое, знание и невежество, правда и ложь. Христос и Сатана, месса и Великое делание[31] – всё это соединяется здесь, в Нотр-Дам де Пари, сверкая и переливаясь в его священном тигле.
Тем не менее металл, который может выплавиться из руды их душ, можно проверить только в процессе литья. Вещество, рожденное в тигле, всегда является предметом сомнений, и хаос – это его суть. Уверенным можно быть только в одном: личность превратится в бесполезный шлак, если ее не испытать. В сплаве могут присутствовать и скорбные песни, и жертвы, и грехи, которым нет числа, но кто мог предсказать, что древесный уголь превращает железо в сталь? Сомнения и загадки можно разрешить лишь с помощью тигля – опустошив его. Хаос вечен и включает в себя всё.
– Я оставила Ампаро на крыше с нищей девчонкой, – сказала Карла. – Девчонкой, которая утром угрожала убить моего ребенка, тогда еще находившегося у меня в утробе. И вот мы здесь. И ты здесь, с нами. Ты нас не оставишь, потому что мы не оставим тебя.
– Я люблю тебя, – сказал Тангейзер.
Итальянка погладила его заросшую щетиной щеку.
– Юсти, проводи Мышек к повозке. Опусти один борт и положи матрас, – сказал Матиас поляку.
Потом он увидел Гуго, который прижимал к груди виолу Карлы.
– Гуго, а ты проводи Инфанта, – попросил рыцарь.
– Я ни за что не лягу, – заявил Гриманд. – Не надейся.
– Эстель, покажи Паскаль, где мое оружие. Принесите его. И лампу тоже, – не отвечая ему, распорядился госпитальер.
Проходя мимо, король Кокейна повернул безглазое лицо к Тангейзеру:
– Кажется, ты хвастался, что приведешь нас к воротам Сент-Дени. – Его улыбка вселяла ужас. – Или мне найти священника?
Его смех эхом отразился под сводами собора.
– Карла, держи крепче нашего соловья, – сказал Матиас жене.
Левой рукой он обхватил бедра Карлы и взял ее на руки. Она прижалась головой к его груди. Ребенок у нее на руках спал.
– Значит, к Огню, – сказала женщина.
– Хороший муж знает, когда делать то, что ему говорят, – усмехнулся рыцарь.
Карла засмеялась, но тут же поморщилась от боли.
– Тебе удобно? – забеспокоился ее супруг.
– Будет удобно, если ты перестанешь меня смешить и будешь делать то, что тебе говорят.
– Постараюсь.
– Отвези нас домой.
Матиас понес жену к дверям.
– Грегуар сказал, что Гуго проследил за тобой до собора. Что случилось с твоим сопровождающим? – спросил он у нее.
– Лейтенантом Бонне?
Это имя тут же вызвало в памяти Тангейзера мерзкого коротышку, упавшего с бочки.
– Не знаю, – ответила итальянка. – Я сказала ему, что больше в нем не нуждаюсь.
Бонне сразу узнает его. Один из немногих. Если он бросил свой пост, чтобы проводить Карлу, то ему придется сразу же доложить капитану Гарнье и объясниться. У Гарнье есть заботы поважнее, чем молящаяся в соборе малознакомая женщина. Однако Бонне мог видеть Матиаса. Уходя, он мог изнутри заметить рыцаря в дверном проеме – до или после того, как он убил охрану. Матиас не обыскивал все укромные уголки собора. А Бонне отказался пропустить его через Малый мост, несмотря на присутствие Фроже. Прежде чем отправиться к Гарнье на Гревскую площадь, Бонне мог отдать распоряжения милиции на мостах.
В дверях Тангейзер догнал Гуго, который вел Гриманда.
– Гуго, ты видел, как уходил человек, сопровождавший Карлу? – спросил он.
– Нет. Я же пошел за повозкой, ведь так?
Площадь перед собором была пуста.
Тангейзер посадил жену на матрас в повозке.
– Ложись у борта и лежи так. По крайней мере, пока мы не проедем Мельничный мост, – сказал он, и графиня легла на бок, спиной к борту. – Паскаль, Мышки и Юсти, вы тоже должны лечь. Юсти, положи стальную кирасу между Карлой и бортом.
Когда все устроились в повозке, Тангейзер закрепил борт.
– А мне вперед или назад? – спросил Гриманд.
Иоаннит положил лук Алтана и взял тот, что раньше принадлежал Фроже.
– Назад, – ответил он. – На этот раз я поеду верхом. Эстель, дай мне арбалет и три стрелы.
Со вздохом Тангейзер окинул взглядом свой отряд. Женщина, семеро детей и два младенца.
Малыша Кристьена под повозкой вырвало.
– Наш драматург остается. Кто хочет его убить? – поинтересовался Матиас.
Гриманд соскочил с повозки.
– Скажи, что ты видишь. Опиши мне его, – попросил он рыцаря.
Тот отступил на шаг, чтобы лучше видеть.
Кристьен висел между передними колесами на веревке, обвязанной вокруг его груди.
– Он голый от подмышек и ниже, – стал рассказывать иоаннит. – Камни проделали рваные раны на его ногах и животе. Кровь сочится сквозь уличную грязь, которой он покрыт с головы до ног. В паху у него торчит кость какого-то животного. Лицо тоже ободрано. Нос, губы, зубы…
Тангейзер поднял голову и встретился взглядом с Карлой. Он не знал, что она увидела в его глазах.
И не мог понять ее взгляда.
Он повернулся к Инфанту, лицо которого было таким же загадочным.
Тренькнула тетива арбалета.
Пикар дернулся. Его последний крик разнесся по Паперти вместе с содержимым желудка. Он повис на веревке, словно кусок кровяной колбасы, которую собирались поджарить.
– Думаю, я попала ему прямо в зад! – послышался голос Ля Россы.
Гриманд рассмеялся – в этом звуке отцовская гордость соединялась с откровенной жестокостью.
Эстель, сидевшая на корточках между задних колес, встала.
– Стрелы даже не видно, – будничным голосом сообщила она.
Смех короля воров стал громче. Он махнул рукой Гуго, чтобы тот посадил его в повозку:
– Быстрее, парень, – пока я еще держусь на ногах!
– Я принесла вам четыре запасные стрелы вместо трех, – сообщила Эстель Матиасу.
– Видишь, шевалье, – выдохнул Гриманд. – Ля Росса – еще и математик.
Тангейзера заворожила эта картина: громадное лицо без глаз, век и бровей, сотрясавшееся от смеха. Эстель протянула ему арбалет и стрелы. Он взял оружие и едва не сказал, чтобы она не превращала это в привычку, но решил, что момент не совсем подходящий. Карла обучит ее хорошим манерам и другим хитростям. Девочка очень быстро превратится в настоящую даму. Он улыбнулся:
– Это справедливо.
Эстель расценила его слова как разрешение присоединиться к веселью Гриманда.
Гуго тоже. Один за другим они начали смеяться. Мышки. Грегуар. Паскаль.
Все, кроме Юсти.
Госпитальер перевел взгляд на Карлу. Она смотрела на двойняшек. Похоже, смех пошел ей на пользу – как и всем остальным. Тангейзер наклонился, перерезал веревку и забыл о Кристьене. Когда он выпрямился, его жена тоже смеялась, прижав ладонь к животу.
Тангейзер натянул тетиву арбалета, прислонил его к переднему колесу, а потом снял с плеча лук с колчаном и обогнул повозку.
– Юсти! – позвал он.
Мальчик повернулся к Матиасу, и тот вручил ему оружие:
– Тетива тут тугая, фунтов шестьдесят. Не сможешь натянуть до конца – не старайся, усилия хватит и так. Если дело дойдет до стрельбы, стреляй с близкого расстояния. Целишься в пах, а потом поднимаешь лук и натягиваешь тетиву. Отпускай быстро, пока не задрожит рука. И следи, чтобы все мы были позади тебя.
Потом рыцарь взял лук и колчан Алтана и присоединился к общему веселью, которое все не утихало. Карла смотрела на него, прижимая к груди дочь.
– У нас не так много поводов для смеха, – вздохнул он.
– А я и не знала, – улыбнулась его жена.
Иоаннит поцеловал ее.
– А теперь, любимая, ложись, – велел он. – Подай пример детям. Эстель, Гуго, наденьте шлемы. Остальные ложитесь. Оружие разрядить. Не стрелять без моего приказа. Да, и где этот дьявол?
