Гравино кинулся по улице, надеясь достичь перекрестка и затеряться в толпе: там преследователи не осмелятся палить по нему из пистолетов. Кварталы старой части города изобиловали закоулками, словно специально предназначенными для того, чтобы в них удобнее было скрыться. В один из таких проулков он и метнулся, моля всех богов, чтобы тот не оказался тесно застроенным тупиком. Тогда — конец, догонят и прирежут! Однако всегда столь благосклонная к нему удача и сегодня не покинула шпиона: помогла ему удрать, открывая перед ним одну за другой узкие, грязные улочки, уводившие все дальше и дальше от преследователей.
Наконец, Гравино остановился. Кажется, удалось скрыться, но успокаиваться еще рано. Он оторвал от рубахи лоскут, наскоро перевязал рану и отправился дальше, невесело размышляя над досадным происшествием, чуть было не закончившимся для него весьма плачевно. Как, дьявол их раздери, они сумели поймать толстого Джафара? Вечно этого дурака носит где не следует! Впрочем, как они его изловили, не так уж важно, интереснее другое: что этот кусок сала успел рассказать?
К сожалению, он слишком много знал и выдал Гравино, иначе русский не повел бы их так спешно в дом на окраине: хотел, чтобы Джафар поскорее указал на шпиона! Тот указал, не подумав, как близко возмездие за неумение держать язык за зубами. Дурак!
Так, с жирным Джафаром все ясно, а вот как быть ему, бедному Гравино? Попадаться на глаза бывшим галерникам нельзя — это равносильно самоубийству. Денег нет, зато есть оружие и голова на плечах. Кстати, она начала нехорошо кружиться и к горлу подступила тошнота. Проклятая пуля заставила его пролить немало крови, рукав уже весь мокрый, даже повязка не помогает. А поначалу, в горячке, показалось, что рана незначительная. Куда же теперь податься: к хитрому венецианцу или во двор старого кастрата? Наверно, куда поближе — солнце припекало, плечо болело, и силы иссякали с каждым шагом.
Гравино свернул за угол и неожиданно увидел Али, медленно идущего ему навстречу.
— Эй! — Шпион прислонился к стене и призывно взмахнул здоровой рукой. Ноги у него мелко дрожали от слабости и предательски подгибались в коленях.
Албанец огляделся, отыскивая взглядом того, кто его окликнул. Заметив Гравино, торопливо приблизился, увидел кровь на одежде шпиона и недоуменно поднял брови.
— Меня раскрыли, — объяснил Гравино. — Джафар попался им в руки.
— Джафар? — Али недоверчиво улыбнулся.
— Да. Но он больше ничего не скажет. — Шпион чиркнул себя по горлу оттопыренным большим пальцем. — Помоги, я уже едва держусь на ногах.
Однако албанец не торопился: сообщенная шпионом новость заставила его задуматься. Жирный Джафар мертв, Гравино не может больше шпионить за урусом и его приятелями, Джакомо обладает двумя фирманами султана — настоящим и подложным, а Фасих, судя по всему, еще ничего не знает и спокойно сидит в своем дворце. Что сделать теперь ему, Али, чтобы и выгоду получить, и разом от всех них избавиться? И при этом сохранить не только золото, но и голову? Предать евнуха, но теперь уже вместе с Джакомо и его шпионом?
— Да, конечно — Али подхватил Гравино под руку. — Пойдем!
— К Белометти? — Шпиона качало, как пьяного.
— Нет, туда нельзя, — быстро ответил албанец. — В другое место.
— К Фасиху? — Гравино навалился на Али, с трудом переставляя отяжелевшие ноги.
— К его лучшему другу, — усмехнулся албанец. — Это совсем рядом, держись.
Вскоре он подвел шпиона к воротам большого дворца и пошептался с привратником. Оставив Гравино на попечение слуг, албанец в сопровождении вооруженного охранника поднялся по ступенькам во дворец. Его ввели в комнату, где на низком и широком диване сидел дородный человек в богатой одежде, поглаживая унизанной перстнями холеной рукой длинную бороду.
— О, паша! — Али бухнулся на колени и стукнул лбом в пол, покрытый пушистым ковром.
— Кто ты? — Гуссейн-паша с любопытством разглядывал нежданного гостя. Он уже знал, кто пожаловал в его дворец, но прикидывался, что ни о чем не догадывается. Неужели дела проклятого сморчка Фасиха настолько плохи, что самые верные его слуги побежали, как крысы с тонущего корабля?
— Я Али-албанец, который был слугой презренного Фасих-бея.
— Встань, — милостиво разрешил паша и усмехнулся в бороду. — Что тебе нужно от меня?
— О, паша! Ты самый преданный слуга султана. — Али поднял голову, но не встал с колен, а на четвереньках, как собака, преданно заглядывал в глаза Гуссейну. — И я, ничтожный, маленький человек, тоже всегда верно служил нашему падишаху, повелителю мира. Поэтому, когда презренный евнух замыслил измену, я припадаю к твоим ногам в поисках справедливости.
— Измена? — Гуссейн насторожился, как гончая, почуявшая свежую кровь подранка.
Кажется, старший сын Сулейман говорил ему о продажности Али, которого присвоивший чужое имя кастрат приблизил к себе. Неужели всемилостивый Аллах решил покарать нечестивца и привел сюда албанца с вестью об измене евнуха?
— Измена, — подтвердил Али и довольно натурально изобразил на лице ужас от содеянного его бывшим хозяином. — Он подделал фирман султана и передал его гяурам.
— Что? — Челюсть паши отвисла. Подделать тогру султана и его фирман — страшное государственное преступление! Это не просто измена, это…
— Да. — Голова Али печально поникла. — Я не могу быть пособником презренного Фасиха, поэтому ищу милости и справедливости у твоих ног, великий паша!
— Какой фирман? Кому он его передал? — Гуссейн вскочил с дивана и заметался по комнате. — Говори, говори! Если это правда, я щедро награжу тебя, но если ты солгал!..
— Клянусь Аллахом. Чистая правда! Фасих подделал фирман султана о войне с урусами и продал его гяуру Джакомо Белометти, которого тайно прислал сюда верховный имам христиан, называемый ими Папой.
— Лжешь! — Гуссейн подскочил к Али и схватил его за горло.
— Клянусь Аллахом! — прохрипел албанец. — Фирман у Джакомо, я готов отвести твоих людей к его дому, а у тебя во дворе раненый шпион гяура. Фасих и Джакомо подсылали его к урусам.
— Вот как?
Паша ослабил хватку, и Али жадно стал хватать ртом воздух: только бы Гуссейн поверил, только бы накинулся на Фасиха и послал людей к дому венецианца! Не нужно Али его золото, ему нужно руками паши уничтожить Джакомо и Фасиха, а о себе он позаботится сам.
— А где второй подручный твоего кастрата?
— Толстый Джафар? Его убил шпион гяура.
Гуссейн задумчиво пощипал бороду, потом решительно махнул рукой:
— Ты отведешь моих людей к дому гяура! Если они не принесут поддельный фирман, твоя башка будет выставлена на пике около рынка. Или, еще лучше, я подарю тебя Фасиху! Пусть старый козел потешится! — Он захохотал, хлопая себя ладонями по животу.
Али встал и твердо ответил:
— До захода солнца фирман будет у тебя, великий паша!
— Да? — Гуссейн оборвал смех и хлопнул в ладоши. — Стража! Тридцать янычар сюда! Раненого, который пришел с этим человеком, кинуть в подвал и не спускать с него глаз! Поедете, куда скажет албанец. И приглядывайте за ним!..
* * *
— Поднимите руки! — глухо прозвучал голос одного из мужчин. Приказ подтверждали четыре темные дырки длинных пистолетных стволов.
Джакомо предпочел не искушать судьбу и покорно поднял руки. Да Камерино пришлось последовать его примеру. Кто-то ловко выдернул из ножен их шпаги. Белометти скосил глаза и увидел великана в турецкой одежде. Темный платок закрывал нижнюю часть его лица.
— Резать! — поймав его взгляд, прогудел великан и хрипло захохотал.
Венецианец зябко передернул плечами: какая глупость попасть в руки разбойников на пороге собственного дома! Он думал, как избавиться от внезапно свалившегося на его голову мстителя, а тут, оказывается, подстерегали еще большие неприятности. Только бы удалось спасти фирман!
— Что происходит? — Антонио спросил на итальянском, и его никто не понял, кроме Джакомо.
— Бандиты, — объяснил он.
— Идите в дом! — Великан легко развернул их и подтолкнул к крыльцу.
Синьоры понуро поднялись по ступенькам, миновали прихожую и оказались в оружейной комнате. Там, к своему изумлению, Белометти увидел русскую рабыню и рядом с ней незнакомую турчанку — молодую и красивую, чего не мог скрыть даже яшмак. Чуть поодаль стояли трое мужчин в турецкой одежде. Их лица тоже были закрыты платками. И не видно никого из слуг.
— Чему обязан вашему пребыванию в моем доме? — Джакомо решил наступать. Пусть даже словесно. Разбойники везде одинаковы: он посулит им выкуп, и они уберутся. А еще лучше, если они прихватят с собой проклятого да Камерино и отправят его на тот свет.
— Ты гяур из Кызыл-Элме? — спросил один из мужчин.
— Кого вы имеете в виду, — усмехнулся Джакомо, — меня или моего спутника?
