очень восхищался князем Гуном. Он держал оборону в Пекине, на самом деле объединяя всю империю, в то время как император, князь Сушунь и остальные придворные пребывали в безопасности к северу от Великой стены и критиковали его на расстоянии. Должно быть, груз ответственности был невыносимо тяжелым.
Например, когда он лихорадочно вел переговоры с англичанами, русский посланник поставил его в ужасное положение.
– Наша империя простирается через всю Сибирь до Тихого океана, – говорил посланник, – но сибирское побережье на всю зиму замерзает. Нам крайне необходим тихоокеанский порт южнее. Если вы отдадите нам кусок вашей огромной территории в Маньчжурии, которая и так пустует, и позволите нам переселить туда наших сибиряков, они построят небольшую торговую факторию у естественной гавани – исключительно для наших местных нужд! Это вам ничего не будет стоить, но чрезвычайно обрадует царя.
Но понравится ли такой расклад Сыну Неба?
– Князь Гун понимал, что приближенные императора будут винить его, – сказала мне госпожа. – Но в тот момент это казалось единственным выходом.
Эта «маленькая» торговая фактория теперь стала важным русским портом под названием Владивосток.
Но даже если он не всегда принимал верные решения, князь Гун, рискуя собственной жизнью, бесспорно, всегда делал то, что считал лучшим для страны. Я восхищался им тогда и не перестану восхищаться.
В это время он также получил некоторое количество современных ружей и боеприпасов и сформировал из лучших бойцов отряд полиции Пекина, которому передал вооружение. Они снова и снова проигрывали варварам, на их глазах товарищи, сраженные вражескими пулями, падали как подкошенные, но поражения были связаны не с отсутствием мужества или недостатком дисциплины, просто варвары были намного лучше вооружены. Теперь китайские солдаты могли смотреть в глаза любому врагу. Дезертиры стали возвращаться. Простые люди снова глядели на них с уважением. Князь Гун восстановил порядок в Пекине.
Если изучать карьерные успехи князя Гуна как в это время, так и в последующие годы, я бы сказал, что отчасти своей гениальностью он обязан прагматичному подходу.
Осознав жадность британцев, он использовал это качество в своих интересах, как и предлагал императору. Получив права на торговлю, которые они так жаждали, британцы тут же переметнулись поддерживать имперское правительство. Если бы тайпины вознамерились учинить какой-то хаос, то помогли бы императору сокрушить их. Все просто. Таким образом, князь Гун смог создать новую армию, обученную и управляемую британскими офицерами, с британскими ружьями и пушками. И эту армию можно было использовать против тайпинов. Она была настолько хороша, что вскоре ее стали именовать Непобедимой. И благодаря этой силе в течение нескольких лет повстанцы были сломлены раз и навсегда.
Сначала Непобедимой армией командовал американец Фредерик Таунсенд Уорд. Но через некоторое время командование перешло к британскому офицеру, которому суждено было прославиться в веках, а мне предстояло встретиться с ним при очень интересных обстоятельствах.
Это случилось через несколько лет после заключения договора. Непобедимая армия была настолько успешна, что пошли разговоры о награждении этого британского командующего императорской желтой курткой – высшей наградой, какая может быть пожалована китайскому генералу. Гордон, разумеется, мечтал ее получить, поскольку, как и многие военачальники, был не лишен тщеславия.
Я много слышал об этом британце на службе у Китая, но никогда его не видел, и мне стало любопытно. Когда я узнал, что его вызвали на официальную аудиенцию к князю Гуну в Запретный город, то специально задержался, чтобы взглянуть, и увидел его как раз в тот момент, когда он подходил к внешним воротам.
Через несколько минут я уже был у дверей кабинета князя. Он собирался на аудиенцию, но дружелюбно кивнул и спросил, что мне нужно.
– Ваше высочество, вы собираетесь встретиться с генералом Гордоном! – запыхавшись, выпалил я.
– Ну да. И что?
– Помните, я рассказывал, как британский офицер отобрал у меня нефритовую подвеску при разграблении Летнего дворца? – Он ничего не сказал, поэтому я продолжил: – В то время я решил, что его зовут Годунь. Когда я услышал об этом генерале Гордоне, то подумал, что мог неправильно расслышать его имя и, возможно, они родственники. Но, ваше высочество, ваш раб только что увидел генерала Гордона. И это тот самый человек! Подвеску забрал генерал Гордон!
– Ты уверен в этом? – спросил князь. – Не мог ошибиться?
– Я уверен, ваше высочество. Я никогда не видел таких глаз ни у одного человека. Жизнью клянусь!
– Не стоит переоценивать свою жизнь, – ответил он с улыбкой. – Но я тебе верю. – Он задумался. – После официальной аудиенции я скажу Гордону, что хочу поговорить с ним наедине в одной из приемных. И я хочу, чтобы ты присутствовал, молча стоял на почтительном расстоянии, но так, чтобы Гордон не мог тебя не заметить. Думаешь, он тебя узнает?
– Вероятно, нет, ваше высочество. Но если вы спросите про подвеску, то, может, и вспомнит.
– Хорошо, – сказал он. – Будь там.
Должен сказать, Годунь теперь выглядел генералом до мозга костей. Его глаза были еще более пронзительными, чем я помнил, и от него исходило ощущение властности, которое ни с чем не перепутать.
– Мой дорогой Гордон, – начал князь Гун, – я хотел поблагодарить вас и поздравить наедине. Вы знаете, ходят слухи о награждении вас желтой курткой. Не могу обещать, конечно, но очень склонен всячески поддержать эту идею!
– Ваше высочество слишком добры, – поклонившись, ответил Гордон.
Я видел, что он доволен.
– Я вот тут подумал… – очень вежливо сказал князь Гун, – можно ли попросить вас об одной личной услуге? Это касается моей дорогой тетушки.
– Сделаю все, что только в моих силах, – отозвался Гордон, выглядевший при этом немного озадаченным.
– Когда британские войска впервые вошли в Летний дворец, где жила тогда тетушка, она, к сожалению, потеряла нефритовую подвеску. Подвеска дорога ей как память. Это личный подарок моего отца-императора. Я часто задавался вопросом, не мог ли кто-нибудь найти подвеску. Если бы ее удалось обнаружить, это, несомненно, порадовало бы всю нашу семью.
– Понятно, – произнес Гордон.
– Я могу дать вам описание этой вещицы, – продолжил князь Гун.
Он описал украшение в мельчайших деталях. Гордон нахмурился, потом посмотрел на меня, словно пытался что-то припомнить.
На следующий день доставили подвеску. К ней прилагалась записка от Гордона. Князь Гун был столь любезен, что послал за мной, чтобы я тоже услышал.
В записке Гордон объяснил, что когда все ценности собрали, то лучшие отложили для музеев в его стране, где будут представлены чудесные искусства Поднебесной. Эту подвеску – из описания он понял, что речь может идти именно о ней, – также готовились передать в музей. Если это не то украшение, Гордон с удовольствием продолжил бы поиски.
– Давайте-ка составим ответ, – сказал князь Гун и вызвал своего секретаря.
– Мой дорогой Гордон, – продиктовал он, – это действительно потерянная подвеска, и моя тетя в восторге. И она, и я благодарим
