приводили девушек для оргий. Он пил и курил опиум, а ноги распухли настолько сильно, что он не мог стоять. Он пытался своими руками довести себя до погибели?
Пришло лето. В небе появилась огромная комета. Некоторые люди говорили, что комета была знаком надежды, но большинство думало, что она знаменует скорую кончину императора [71].
– Небесный Мандат отозван, – объяснил отец. – Все, конец династии.
Помню тот момент, когда я узнал, что император умер. Был душный августовский день. Я навещал семью и возвращался во дворец князя Гуна. Только что закончился сильный ливень. Пыль на улицах была еще влажная.
Мимо меня прошла свадебная процессия. В то лето было много свадеб, потому что по правилу, когда умирал император, страна должна была объявить траур и никто в столице не имел права сочетаться браком в течение ста дней. Так что все, кто хотел жениться именно тогда, торопились.
Невесту, хорошенькую девушку, одетую по случаю свадьбы в красное, несли в позолоченном паланкине. Сопровождающие в ярких одеждах выглядели довольными собой. Прохожие улыбались и хлопали в ладоши. И тут вдруг я увидел, как к ним спешит мужчина и что-то говорит сопровождающим. И в ту же минуту маленькая процессия помчалась по улице с такой скоростью, что бедная девушка изо всех сил цеплялась за края сиденья. Я быстро взглянул на небо, чтобы увидеть, не приближается ли снова ливень, но небо было ясным. И тут я понял, что это должно означать. Император умер, и они спешат начать церемонию, пока им не запретили. Я надеюсь, что они успели.
К тому времени, как я добрался до дворца князя Гуна, все уже переоделись в белое, начался отсчет траура по императору. Весь тот день и весь следующий во дворец стекался людской поток: чиновники, офицеры, родственники. Приехал брат Гуна князь Чунь с супругой. Она чем-то напоминала свою сестру, Драгоценную Наложницу, хотя и уступала ей внешне, как мне показалось. Затем прибыл гонец с севера, и князь Гун переговорил с ним наедине.
Я просто молчал и оставался в главном зале, чтобы слушать, о чем разговаривают окружающие, и вскоре узнал, что происходит.
У нас новый император. Это первое. Драгоценную Наложницу не пускали к императору. Но когда она поняла, что он на пороге смерти, то взяла дело в свои руки, схватила маленького сына, ворвалась в покои императора, разбудила его, показала мальчика и спросила, быть ли ему наследником. Император проснулся, во всеуслышание объявил, что трон переходит к ребенку, и добавил, что должен действовать регентский совет. Это крайне важно, потому что, как только император выбирает наследника по всем правилам наследования, двор должен подчиниться его решению.
До этого некоторые задавались вопросом, не захочет ли князь Сушунь захватить власть, но теперь у него ничего бы не получилось. Все отдавали должное Драгоценной Наложнице.
Но кто вошел в совет? Кто стал, что называется, держателем печатей?
Все императорские указы скреплялись двадцатью пятью печатями. Регенты держат печати, пока мальчик-император не достигнет совершеннолетия. Что касается совета, эта практика не нова. Во-первых, туда войдут дяди нового императора. Очевидно, имелся в виду князь Гун и по крайней мере кто-то из его братьев. Все гадали, будет ли включен в совет молодой князь Чунь. Стало известно, что одна печать осталась у вдовы покойного императора. Кроме того, в совете должны быть высокопоставленные чиновники и другие мудрейшие советники. Нужно было подождать еще день.
Когда мы узнали новости, то это стало сокрушительным ударом. Никого из дядей, даже князя Гуна, в совете не оказалось. Все места достались князю Сушуню и его клике. Это было против существующих правил и вызвало волну возмущения. Возможно, в попытке придать происходящему более законный характер императрице и Драгоценной Наложнице, раз уж она была матерью нового императора, вручили печати. Императрица, очевидно, не доставила бы хлопот, а Драгоценная Наложница, с недавних пор попавшая в опалу, не могла помешать совету, даже если бы захотела.
– Вряд ли покойный император мог дать такие распоряжения, в каком бы состоянии он ни находился, – так считали большинство людей, пришедших в дом князя Гуна. – Это все происки Сушуня.
Я ожидал, что князь Гун осудит происходящее. Но к моему удивлению, он вообще ничего не сказал. Ни в тот день, ни в последующие. Он спокойно продолжал поддерживать порядок в Пекине и дал понять, что будет исполнять свои обязанности до тех пор, пока регентский совет не примет иного решения.
Частным образом князю сообщали вести из Охотничьего дворца, со мной он не делился, зато их пересказывала его тетушка.
– Чиновники при дворе недовольны князем Сушунем, – сказала мне однажды госпожа. – Один из цензоров – как ты знаешь, цензорам дозволено говорить все, что они думают, – заявил князю Сушуню, что регентский совет незаконен и нужно передать все печати императрице. Не знаю, правда, к чему это приведет, ведь у нее в голове ни одной светлой мысли.
– И как князь Сушунь это воспринял? – спросил я.
– Пришел в ярость. Он был бы рад избавиться от этого цензора, а заодно и от императрицы, и от Драгоценной Наложницы.
– Он может сделать подобное? – с тревогой спросил я.
– Он должен быть осторожен, даже его марионеточный совет не позволит зайти так далеко.
Затем мы узнали, что князь Сушунь отступил и совет возвел обеих женщин в ранг вдовствующих императриц, а это выше, чем статус любого другого регента, по крайней мере теоретически. Но пока князь Гун управлял Пекином, а регенты тянули одеяло на себя на севере, обстановка оставалась напряженной. Никто не знал, что будет дальше.
И была еще одна большая проблема: доставка тела почившего императора. Его нужно было привезти в Пекин для официального захоронения. Князь Сушунь и его банда должны были приехать с ним. Погода была еще теплая. Труп портится. Конечно, его должны были забальзамировать, но все равно…
Прошел почти месяц, а никто не шевелился. Затем князь Гун и князь Чунь вместе отправились в Охотничий дворец, чтобы увидеться с регентами. Тетушка князя была в ужасном состоянии.
– Я просто боюсь, что князь Сушунь может их отравить, – призналась она.
– Он не посмеет, – заверил я ее.
Не то чтобы я был в этом уверен. По слухам, князь Сушунь очень холодно принял князя Гуна и князя Чуня. Общался с ними чуть ли не в оскорбительной манере. Однако было решено, что князь Гун пока должен и дальше поддерживать порядок в столице, а еще ему удалось повидаться с вдовствующими императрицами.
Когда князь Гун вернулся, по Пекину поползли слухи, что он все так же верен своему девизу «Ничего личного» и служит регентскому совету. Многие расстроились и критиковали Гуна за то, что он не противостоит князю Сушуню. Но князь Гун
