вас за хлопоты. Моя память оставляет желать лучшего, я постоянно что-то забываю, но могу уверить вас, что вашу доброту мы с тетушкой никогда не забудем. – Он криво усмехнулся. – Ну, Лаковый Ноготь, что думаешь об этом ответе?
– Мне кажется, это произведение искусства, ваше высочество, – ответил я, – из-за своей симметрии.
– Объясни-ка.
– Подразумевается, ваше высочество, что вы будете помнить о возвращении подвески, но забудете о первоначальной краже. Поэтому ваш ответ кажется мне совершенно уравновешенным, как стихотворение или произведение искусства.
– Отлично, Лаковый Ноготь! Ты мог бы стать ученым!
Я низко поклонился.
– Позволите ли вы рабу поинтересоваться, ваше высочество, есть ли название для общения такого рода? – рискнул спросить я.
– Конечно, – ответил он. – Это называется дипломатия.
И все же вот что любопытно. Спустя несколько месяцев после окончательного разгрома тайпинов Гордон, завершивший свою миссию, готовился покинуть Китай. Императорский двор в знак признательности не только удостоил его желтой императорской куртки, но и вручил ему большой денежный подарок. Это было совершенно правильно. Действительно, я слышал, что британский парламент голосует за крупные денежные пожертвования успешным командирам.
А Гордон отказался от денег. Не взял, и все тут. Императорский двор очень обиделся, ведь отказываться от подарка – большая грубость. Учитывая разграбление Летнего дворца, которым он непосредственно руководил, отказ выглядел непоследовательным. Почему же он отказался? Мародерство противоречило его религии? Но ведь это не помешало другим солдатам-христианам. Он наказал себя за тот грабеж? Или решил, что, отказавшись от денег, выставит себя в более выгодном свете на фоне собратьев? Тогда это тщеславие.
Много позже Гордону предстояло героически погибнуть в Египте, и вся Британия оплакивала его смерть. Я думаю, ему бы это понравилось.
А как же император и Драгоценная Наложница? Как только князь Гун навел порядок, то принялся умолять брата вернуться.
– Император должен восседать на троне в Пекине, – говорил он.
Это показало бы миру, что Сын Неба снова правит империей и естественный порядок восстановлен.
Император не возвращался. Полагаю, ему было стыдно снова показываться в Пекине. А еще он, возможно, боялся потерпеть неудачу, вернув себе бразды правления.
Но отсутствие не пошло ему на пользу. Во всем этом хаосе урожай риса упал. Городские запасы использовали для снабжения войск. А когда простые люди видели в продаже на рынках только заплесневелый рис, то говорили, что весь хороший рис отправили на север, чтобы накормить двор, и обвиняли императора.
Хуже всего то, что, когда пришло время приносить жертвы богам с молитвой об обильных урожаях, император сообщил, что не может приехать, и приказал князю Гуну совершить жертвоприношения вместо него.
– Если Сын Неба не будет вместо нас общаться с Божественными силами, какая от него польза?! – возмутился отец.
Не только он так считал, это было расхожее мнение. Неудивительно, что популярность князя Гуна росла с каждым днем. Еды по-прежнему не хватало, серебряные деньги были в дефиците. Но он подарил нам мир и порядок. Дела потихоньку налаживались. Чиновники понимали, что он старается изо всех сил, и обычные люди тоже это знали. И он был здесь, в Пекине, разделял наши невзгоды, а не прятался к северу от Великой стены. «По крайней мере, он ведет себя как правитель», – говорили люди.
Но я научился у князя и другим атрибутам власти. Однажды его посетил старый ученый. Я вошел сразу после того, как старик ушел, и увидел князя, погруженного в задумчивость.
– Лаковый Ноготь, сегодня я узнал кое-что новое. Ты слышал о древнем Шелковом пути через пустыню и степи на запад?
– Ваш раб слышал, что караваны все еще отправляются по нему.
– Во времена династии Мин они прибывали все время. Тогда западные варвары не считались такими уж чужаками. Старик также сказал мне, что в те времена у нас был большой флот и корабли плавали далеко на юг [70], в страны, где живут чернокожие люди. Оттуда к нам прибыли всевозможные сокровища и пряности. Но эти корабли были разбиты, и даже записи о них уничтожены или утеряны. Я никогда не слышал об этом до сегодняшнего дня.
– Это очень странно, ваше высочество, – согласился я.
– Было ошибкой отрезать себя от остального мира. Верный путь к невежеству.
Несколько дней спустя я принес ему угощение в тот момент, когда он принимал у себя молодого британского варвара, которого нанял для организации таможенных сборов в портах.
Меня всегда радовало, что князь поощрял приглашение на работу варваров, сведущих в делах финансов и торговли. Когда мы задействовали таких иностранцев, как Гордон, все увидели, что западные варвары поддаются дрессировке и становятся послушными слугами империи. Я ожидал, что варвар будет почтительно стоять перед князем на коленях. Но к своему удивлению, обнаружил, что они сидят за столом бок о бок.
Увидев мое удивление, князь рассмеялся.
– Этот молодой человек учит меня арифметике торговли, – объяснил он. – Удивительно, как мало я знаю. Я как ребенок. Меня обучали всему, что должен знать чиновник. Конфуций, классики, умение написать изящное сочинение… Но никогда не учили никаким практическим навыкам. Наша система образования явно несовершенна.
В тот момент я возмутился, что он сказал такое перед варваром. Но теперь я понимаю: таким образом князь проявлял свою царственную натуру, ведь великий правитель всегда учится чему-то новому, чтобы сделать свою страну еще лучше. Чтобы учиться, нужно быть любопытным, а еще скромным. Гордый человек никогда ничему не учится.
Только от одного человека я слышал критику в адрес князя Гуна. И это был мой отец.
– У князя Гуна есть одна большая слабость, – сказал он.
– И какая же?
– Он должен убить императора, – ответил он, – и править вместо него.
Отец не шутил.
– Не говори так, – умолял я его. – Ты можешь навлечь на всех нас неприятности.
– Кто был величайшим из всех императоров могущественной династии Тан?
– Император Тайцзун, – ответил я, – который вошел в историю под своим посмертным именем Вэнь.
Прошло больше тысячи лет, а Тайцзун все еще оставался легендой.
– А как он пришел к власти? Убил двух своих братьев и убедил своего отца-императора уйти в отставку. Это нарушение всех конфуцианских принципов. Тем не менее он поступил именно так, и это было правильно.
– Я не знаю, как правильно, – возразил я. – В любом случае у императора есть сын от Драгоценной Наложницы, который должен стать его преемником.
– Нам нужен сильный правитель, а не мальчик, такой же бесполезный, как его отец.
– Князь Гун не нарушит конфуцианские нормы, – сухо произнес я.
– Именно в этом его беда, – ответил отец.
– Если ты жаждешь смерти императора, то, возможно, не придется ждать слишком долго, – сказал я, когда мы увиделись с отцом в следующий раз.
Это абсурдно. Приближалось тридцатилетие императора. Он выглядел ужасно еще до того, как сбежал на север, но к весне из Охотничьего дворца пришли вести, что он окончательно превратился в развалину. По слухам, к нему
