На этот раз префектом на дни латинских празднеств Клавдий назначил Нерона. Многие римляне, наверняка по подсказке Агриппины, тотчас поспешили воспользоваться возможностью прославить юношу. Как только он воссел в базилике на Форуме, к нему толпой повалили самые выдающиеся ораторы и знатоки права. Перебивая друг друга, они старались изложить ему особенно важные и сложные вопросы. Пятнадцатилетний префект с большим знанием предмета разрешал их проблемы так, что вызвал всеобщее восхищение, выносил приговоры, поражавшие своей проницательностью. Могло показаться, что явился гений, который, несмотря на свой юный возраст, освоил уже всю премудрость римского права, имеющего за собой шестивековую традицию.
Чем же интересовался Нерон на самом деле? Разумеется, вовсе не правом и не основами риторики. Он любил то, что и все его сверстники в любую эпоху: легкую музыку, модные песни, захватывающие зрелища. Он увлекался, как и весь Рим, состязаниями колесниц. Об этом он готов был рассуждать постоянно, выказывая немалую проницательность. Он оценивал тактику ездоков, взвешивал шансы на победу каждой из четырех цирковых партий. Однажды учитель застал его в тот момент, когда Нерон вместе с другими учениками оплакивал разбившегося возницу, тот не успел обрубить вожжи, которые, как обычно, были привязаны к поясу, и разогнавшиеся кони протащили несчастного через весь стадион! Учитель принялся их ругать, но Нерон с достойной восхищения находчивостью воскликнул:
— Да ведь мы говорим о боях под стенами Трои и о том, как Ахилл волок тело убитого им Гектора!
Нерон был горячим сторонником Зеленых. Ибо партии имели названия тех цветов, в каких выступали их ездоки. Тридцать лет назад, при Тиберии, самой популярной была партия Красных. Люди постарше хорошо помнили, что творилось на похоронах одного из возниц: какой-то человек прыгнул в пламя костра, на котором сжигали труп. Белые, враги Красных, позже рассказывали, что его одурманили благовония, которые целыми ручьями выплескивали на костер; у него началось головокружение, он потерял равновесие и свалился прямо в огонь. Однако это действительно было самоубийство. Человек тот душой и телом принадлежал к партии Красных. Он и представить себе не мог, что никогда уже не лицезреть ему лучшего ездока своей партии. Никогда не увидеть, как прочно стоит он, подобно юному богу, на квадриге, запряженной великолепными лошадьми, одетый в облегающую красную тунику без рукавов, со шлемом на голове, с кнутом в руке, с вожжами, прикрепленными к поясу, за который заткнут и нож. Триста тысяч зрителей замирают в ожидании, взоры всех обращаются к четырем колесницам и четырем возничим. Внезапно из ложи, возвышающейся над повозками, падает на арену белый платок. Словно от удара грома четыре колесницы, шестнадцать коней, мчатся вперед. В небо над стадионом вырывается дружный, несмолкающий крик. Они уже прошли прямую! Теперь поворот, самый опасный момент. Именно здесь демонстрируется смелость и мастерство ездоков. Крутой поворот, скрип колес, колесо левой квадриги чуть ли не задевает о столб. И снова по прямой. Стадион почти в полмили длиной, его Требовалось обскакать семь раз. После каждого круга опускается вниз одна из семи фигурок дельфинов, расположенных на оси стадиона. И после каждого круга нарастают страсти, крики усиливаются, переходя в безумный вой, когда колесницы в седьмой раз приближаются к белой черте финиша.
Конец получасового напряжения, минуту спустя начинается новый заезд. Состязания — а их ежедневно более десятка, иногда даже двадцать четыре — продолжаются почти целый день. И весь день преданно толпятся на трибунах тысячи фанатичных болельщиков. Торговцы разносят еду, а в перерывах можно прогуляться и пофлиртовать под арками громадного цирка. Здесь подлинное сердце столицы!
Раз в несколько лет появлялись новые звезды среди возниц, старые же угасали. На счету у самых прославленных были сотни побед, и эти победы приносили им богатства, ибо, помимо символических премий, пальмы и венка, они получали также значительные денежные суммы от поклонников и высокие оклады от самих партий. Партии эти были еще и хорошо организованными предприятиями. Они имели своих постоянных управляющих, свои конюшни, множество умелых работников: колесников, шорников, коновалов, распорядителей. Тот, кто устраивал состязания (по обычаю, какой-нибудь знатный римлянин или, в особых случаях, и сам император), оплачивал также расходы партий, разумеется, всех четырех, независимо от того, какую из них он представлял сам, ибо в противном случае игры не вызывали бы такого накала эмоций.
Популярность каждой отдельной партии со временем менялась. Калигула был фанатиком Зеленых. Как говорят, он даже ел в их конюшне. И по этой причине возросла популярность противной партии Голубых. Ибо так случалось всегда: если влиятельные люди начинали поддерживать одну партию, тотчас же находились другие, которые, хотя бы только из чистого упрямства, втайне поддерживали ее противников.
В начале 52 года Клавдий заболел. Впрочем, он никогда не отличался крепким здоровьем и особенно часто страдал острыми желудочными болями. Агриппина сумела и это обстоятельство обратить на пользу своему сыну. Нерон выступил с торжественным публичным заявлением, что в случае выздоровления императора он на собственный счет устроит гонки колесниц и бои диких животных. У Нерона было двойное право давать подобный зарок, он являлся не только сыном, но совсем недавно сделался и зятем Клавдия. Брак с Октавией был заключен в первых днях 52 года. Как только император почувствовал себя лучше, Нерон исполнил зарок. Как устроитель состязаний, он имел удовольствие лично бросить из ложи белый платок на арену.
Народ благодарил бессмертных богов за возвращение императору здоровья и возносил до небес сыновью любовь Нерона и щедрость, с какой он провел игры. Каким прекрасным владыкой мог бы оказаться такой пылкий любитель спортивных игр!
У Агриппины были основания гордиться плодами своих усилий. Как много добилась она за несколько лет своего брака с Клавдием! Как ловко прокладывала сыну дорогу! Весь Рим восхвалял Нерона: этот юноша скромен, доступен, полон доброжелательности к людям, он прекрасный оратор, отличный правовед, почитатель игр, заступник всех страждущих, верно поступил Клавдий, сделав его членом своего рода!
Дела самой Агриппины при дворе тоже складывались удачно. Союз с Паллантом креп к обоюдной пользе. Постановлением сената от февраля 52 года Палланту были вручены преторские знаки и миллионы, от которых он с помпой сумел отказаться, все это тешило тщеславие вольноотпущенника. А через несколько месяцев его брат Феликс получил должность прокуратора Иудеи.
Одно лишь беспокоило Агриппину и ее союзника — все еще могущественное влияние Нарцисса. Глава императорской канцелярии, казалось, ничего не опасался. Когда на него нападали, он сам переходил в наступление. Обе стороны не упускали любой возможности навредить друг другу в глазах императора. Ярким примером этого стало открытие канала из Фуцинского озера — чуда тогдашней техники.
Озеро лежит в самом центре Апеннинских гор. Уровень его вод с периодичностью в несколько лет то поднимался, то вновь падал, что периодически лишало местных жителей значительных площадей обрабатываемых земель. Поэтому еще Юлий Цезарь проектировал отвод части вод озера в долину соседней реки Лирис. Клавдий приступил к реализации проекта в первый же год своего прихода к власти. Работа продолжалась одиннадцать лет. Она потребовала великолепной организации и немалого технического искусства. Необходимо было рыть канал под горой. Его длина составляла, в пересчете на наши меры, почти шесть километров, ширина же от четырех до пятнадцати метров. Почти половина канала вырубалась в монолитной скале, остальные участки, пролегавшие в мягком грунте, приходилось облицовывать. Чтобы сделать возможной одновременную проходку на разных участках, создали несколько десятков штолен для удаления земли и подачи воздуха. Местами канал около четверти километра шел под землей. На этих работах занято было около тридцати тысяч человек. Вся полнота ответственности за строительство возлагалась на Нарцисса.
Разумеется, император хотел, чтобы процедура открытия канала прошла безупречно и надолго сохранилась в человеческой памяти. Чтобы привлечь на торжества как можно больше зрителей, объявили о блестящем представлении: предполагалось показать настоящий бой судов на озере. Император и Нерон явились облаченными в пурпурные воинские плащи, Агриппина же в одеянии, сотканном из чисто золотых нитей.
Где-то неподалеку от императорской трибуны стоял Гай Плиний, дядя того Плиния, который полвека спустя будет так возмущаться чванством Палланта. Плинию было не более тридцати, но его уже отметили высокими воинскими званиями. Он отличался работоспособностью и широтой интересов. Его занимало все: техника и грамматика, история и медицина, национальные обычаи, чудеса природы, жизнь животных. Поэтому Плиний не мог не явиться к Фуцинскому озеру. Так же, как и прочие, он обратил внимание на платье Агриппины и не упустил случая сохранить для потомства упоминание о нем. Но более всего заинтересовал его сам канал. Плиний должным образом оценил грандиозность этого творения. Много лет спустя он писал: «Просто невозможно определить стоимость строительства и число трудившихся на нем. Размах земельных работ не в состоянии представить себе никто, кроме тех, кто сами это созерцали».
