Охацу внезапно расхохоталась, но улыбка на её лице быстро уступила место холодному суровому выражению.
— Он же говорил, что останется в живых любой ценой. Вот и остался, — заявила средняя сестра и, словно желая защитить кузена от презрения младшей, добавила: — Я рада, что он жив. Ведь и мы тоже только тем и занимаемся, что выживаем, верно?
У Тяти насчёт Такацугу были свои соображения. Она не спешила ни одобрять, ни осуждать его поступки, потому что поняла: Такацугу действительно готов на любые жертвы и уступки ради собственной жизни, а жизнь ему нужна для того, чтобы восстановить былое могущество дома Кёгоку. Она предчувствовала, что нынешние перемены в его судьбе позволят ему приблизиться к цели. Всё это лишь подтверждало то, что когда-то ей сказал Удзисато Гамоо: Такацугу неведом стыд, он никогда не станет смывать свой позор кровью и воспользуется любыми средствами в служении на благо поверженному клану Кёгоку. Тятя вспомнила тот вечер, когда Такацугу появился в Китаносё. Он намекнул ей, что остался в живых только ради неё. Как же она была разочарована, каким презрением прониклась к нему! А вдруг она его недооценила? Вне всяких сомнений, это было признание в любви, но с какой целью? Ведь Удзисато прав: Такацугу не из тех, кто станет проявлять щепетильность при выборе средств для восстановления утраченной славы своего рода, а стало быть, если для осуществления замыслов ему нужно жениться на старшей дочери Асаи, он так и сделает, и чувства тут ни при чём — позволил же он родной сестре стать наложницей Хидэёси…
«Но уже слишком поздно», — сказала себе Тятя, не слишком-то отчётливо осознавая, для чего именно поздно. Некогда трепетавший в ней огонёк, вспыхнувший после первой встречи с двоюродным братом, угас и никогда не разгорится. Священный страх, смешанный с уважением, от которого она, ещё ребёнком, вздрагивала при упоминании о великом доме Кёгоку из провинции Оми, остался где-то там, на пути несчастий и скорби, пройденном за десять лет. И вместе со страхом навечно сгинул интерес, который она питала к личности Такацугу.
Сейчас её куда больше занимала судьба Тасуко. Тятя даже испытывала своего рода жестокую радость при мысли о том, что эта женщина будет услаждать ласками мужчину, повинного в смерти её супруга и исчезновении её детей…
В начале двенадцатого месяца Тосииэ Маэда внезапно объявил о своём намерении перенести резиденцию из Футю в замок Канадзава, что в провинции Kara. Кагу ему во владение отдал Хидэёси, добавив к его старым землям в Ното ещё два уезда — Исикава и Кавакита. В Футю начались спешные приготовления к переезду. Раз уж всё равно затевались такие перемены, решено было воспользоваться случаем и отправить Тятю и её сестёр в Адзути. Замок Адзути, восстановленный на пожарище, стал резиденцией юного Самбосимару. При малолетнем наследнике Нобунаги Оды обязанности советников по-прежнему отправляли Гэнъи Маэда и Нагатаникава Тамба-но-ками. В венах Тяти и её сестёр текла кровь Ода, значит, их место было в Адзути, подле юного главы рода, к которому они принадлежали.
И вот в середине двенадцатого месяца три юные княжны пустились в путь в направлении, противоположном тому, что избрали для себя Тосииэ Маэда, его домочадцы и челядинцы. Свита, сопровождавшая сестёр год назад по дороге в Футю, теперь изрядно поредела. Приподнимая полог паланкинов, они узнавали давно забытые пейзажи по обочинам тракта, но на сей раз виды были припорошены пушистыми хлопьями снега, кружившими в воздухе. Когда далеко впереди заплескались тёмно-синие воды озера Бива, Тятя и Охацу сделались молчаливыми — обе задумались о новой жизни, которая ждала их в Адзути; обеим стало не по себе. И только Когоо, неожиданно обретя чудесное расположение духа, то и дело выпрыгивала из своего паланкина, подбегала к сестринским и поднимала полог, чтобы поболтать то с Тятей, то с Охацу. Казалось, она оставила свою извечную угрюмость в замке Футю и взяла на вооружение детскую беспечность.
Новогодние торжества 12-го года Тэнсё[56] застали Тятю и её сестёр в замке на берегу озера Бива.
Новая крепость Адзути, невысокая, поражавшая простотой внутреннего и внешнего убранства, ни в какое сравнение не шла с прежней цитаделью, стёртой с лица земли войском Мицухидэ Акэти сразу после событий в Хоннодзи, которые стоили жизни Нобунаге. Разительные отличия между двумя замками олицетворяли собой убыль могущества дома Ода, растерявшего политический вес после смерти своего великого главы. Тем не менее владетельные князья, направлявшиеся со всех концов страны на празднование Нового года в Киото, всё ещё почитали своим долгом остановиться в Адзути, дабы вознести почести юному наследнику клана Ода. Но не успели отшуметь новогодние гулянья, скромный замок на озере снова погрузился в тишину и безвестность.
Именно в этом месте теперь проводили дни три сестры, окружённые заботой придворных дам на женской половине, в тихих покоях, граничивших с маленьким садиком. Зимние холода не лютовали здесь, как в Этидзэн, но северный ветер, гулявший над озером Бива, леденил замок своим дыханием — крепостные стены не были ему помехой. Зато снегопады обходили Адзути стороной, быть может гонимые тем же неласковым ветром.
Сменились две луны со дня новоселья, и вдруг Охацу поведала Тяте, не признавшись, откуда у неё эти сведения, что Такацугу пожалована земля в провинции Оми с доходом в две с половиной тысячи коку и что сейчас он гостит в Осакском замке.
— Господин Такацугу наверняка слышал о нашей новой резиденции и теперь не преминет нанести нам визит, — с надеждой добавила Охацу.
Тятя и сама не отказалась бы повидать двоюродного брата — в этом замке они вели жизнь уединённую и мучительно скучную, самураи, знакомые и незнакомые, на женскую половину никогда не заглядывали. Однако, в отличие от сестры, она не слишком-то рассчитывала на появление Такацугу в Адзути.
Дни на озере Бива текли мирно и безмятежно, потому столь неправдоподобно звучали долетавшие порой до княжон слухи о новой смуте в стране. Поговаривали, что Нобукацу заключил союз с Иэясу Токугавой и не сегодня завтра должна разгореться война между их объединёнными силами и армией Хидэёси. Местные самураи, однако, и виду не подавали, что назревает нечто серьёзное, как будто все это ни в малейшей степени их не касалось.
В начале третьего месяца, когда в замковых садах уже отцвела сакура, достоверность слухов начала подтверждаться. Однажды утром Тятю разбудило конское ржание — неведомо откуда прибыл кавалерийский эскадрон, двор замка наводнили облачённые в доспехи самураи верхом на боевых конях. Суматоха в Адзути продолжалась добрую дюжину дней, затем, двадцать первого числа третьего месяца, обитатели цитадели увидели вдали, на южном тракте, десятитысячное войско, ведомое Хидэёси. Он выступил из Осаки и направлялся на восток. Тятя и её сёстры наблюдали за маршем с высоты сторожевой башни. От рассвета до заката бесконечная колонна ратников взбивала клубы пыли на дороге. Хидэкацу Хасиба, Хидэнага Хасиба, Удзисато Гамоо, Хидэмаса Хори… Княжны жадно ловили имена прославленных полководцев из уст самураев, узнававших их в волнах знамён и сполохах доспехов. Но лишь при виде войска Удзисато Гамоо Тятя почувствовала некоторое душевное волнение. Ей почудилось, будто только вчера она просила у этого человека совета по поводу свадьбы её матушки и Кацуиэ Сибаты. Самураи под предводительством двадцатидевятилетнего военачальника должны были составить самое мощное крыло армии клана Хасиба, и, когда они маршировали вдали, разделённые на десяток батальонов, в идеальном порядке, это войско показалось Тяте самым прекрасным и слаженным из всех.
Противостояние армии Хидэёси союзным войскам Нобукацу и Иэясу заняло куда больше времени, чем ожидалось. Основные силы, сосредоточенные на линии фронта, в боевые действия не вступали. Минуло лето, близилась к концу осень, а крупных сражений так и не произошло. Хидэёси заключил сепаратный мир сначала с Нобукацу, затем с Иэясу, и вот в одиннадцатом месяце бывшие противники разошлись восвояси. На южном тракте в виду замка Адзути опять заклубилась пыль — несколько дней, уже в обратном направлении, по нему шагали ратники Хидэёси. И лишь самураи Нагаёси Мори, уроженца Оми, погибшего на поле брани, шли понурые, оплакивая своего предводителя.
После возвращения армии Тяте впервые за долгое время выпала оказия повидаться с Удзисато Гамоо. Узнав, что он на обратном пути остановился в Адзути, дабы засвидетельствовать своё почтение Самбосимару, и заодно собирается нанести им визит, княжны в великой спешке велели прибрать в своих покоях и облачились в парадное платье. Это была первая аудиенция, которую им предстояло дать со дня переезда в замок на озере Бива. С особым тщанием они приготовили дзабутон для гостя на самом почётном месте.
