половинке и даже жалуется исподволь на те детские обиды, которые до сих пор не может простить матери. Да у неё гора свалилась с плеч! Ей больше нечего скрывать, её совесть чиста, и она не чувствует себя маленькой, эгоистичной мерзавкой, из-за собственной лени не оправдывающей возложенных на неё надежд!
Ромка в отличие от Вики не делился с ней подробностями своего прошлого. Оно было весьма насыщенным и неоднозначным – зачем домашней девочке такая информация? Какие вопросы у неё возникнут? Какие ответы на них она получит? Он и сам до конца не понимал, чего больше – светлого или тёмного – было в его жизни до встречи с Викой?
Первый психологический разлом случился с ним в семнадцать лет, когда сразу после школы он оказался в Москве – один в огромном чужом городе, вынужденный одновременно работать и учиться, а самое главное, столкнувшись с очевидной реальностью – взрослый мир живёт не по писаным законам, тем, что вдалбливали на комсомольских собраниях, и по которым жили герои любимых книг. На самом деле нет белого, и нет чёрного. А всё больше серого. И не с кем было посоветоваться, и не с кем поделиться. Над его юношеской верой подсмеивались (или ему так казалось?) окружающие, всячески демонстрируя и доказывая, что человек человеку вовсе не друг, товарищ и брат. А внутреннее благородство не стоит и подковы Ланцелота, если нечем расплатиться за обед!
И тогда он закусил удила! «Вы считаете меня размазнёй, верящей в утопические идеалы! Неспособным жить как вы, как все! Вы считаете изворотливость доблестью, меркантильность добродетелью, а лицемерие благом! Вы клеймите с трибуны тех, кто просто подвернулся под руку, за пороки, которых у самих как блох на Барбоске, а потом в близком кругу двулично смеётесь над собственными словами, проявляя истинное лицо. И не стыдитесь, но гордитесь этим! Хорошо, я принимаю ваши правила, и посмотрим, кто чего стоит!» – так он долгое время рисовал, оправдывая себя, обстоятельства, при которых превратился из романтика, мечтающего устроить новую революцию, во вполне органичного члена того самого меркантильного общества.
Но правда была иной. И заключалась в том, что на самом деле он довольно легко отказался от собственных идеалов, столкнувшись с первыми же трудностями. А чтобы не было мучительно стыдно перед самим собой, принялся высмеивать эти самые идеалы, называя их донкихотством, и примерять на себя даже больший цинизм, чем требовалось по жизни. Ему понравилось новое «взрослое» мировоззрение. И как нет большего антисемита, чем полукровка, так и Ромка превратился в убеждённого сторонника принципа «кто сильней, тот и прав!», всё чаще используя его при решении любых жизненных вопросов. Ему нравилось проламывать любую ситуацию, никогда не считаясь с чужими интересами. Он даже провоцировал – где надо и не надо – подобное развитие событий, чтобы в очередной раз убедиться: опять сработало! К удивлению, окружающий мир оказался вовсе не таким жёстким, как представлялся вначале, а его собственный бэкграунд достаточен, чтобы чаще выигрывать. Большинство москвичей предпочитало не связываться с открытой агрессией, которая была нормой там, где он вырос. На душе при этом было неспокойно. Но утешала избранная позиция – я же не сам к этому пришёл. Жизнь заставила! И потом, это касается только чужих. Для близких я, как и прежде, всегда приду на помощь и ничего не пожалею.
Желание добра всему человечеству и потребность во всеобщей справедливости довольно быстро свелись к желанию добра и справедливости по отношению к себе. Это существенно упрощало планы на жизнь. И всё бы ничего, но новые принципы работали лишь до тех пор, пока не столкнулись с силой иного порядка. И это оказалась сила государственной машины. Он чудом уцелел, но оказался сильно помят и потрёпан. Новые принципы тоже. Попытался было вернуться к осмеянным прежним, но быстро оказался в армии, где они совсем не работали. Там, впрочем, вообще мало, что работало. Человеческие качества сбрасывались до базовых «заводских» настроек. Поначалу пришлось выживать, мало заботясь о том, как это выглядит изнутри. Внешнее надолго оказалось в приоритете.
После армии пришлось бороться за то, чтобы закрепиться на новой ступени социального лифта в качестве полноправного студента самого престижного вуза страны, где он уже привычно предпочёл пожертвовать избыточной щепетильностью по отношению к идеалам, дабы компенсировать недостаток трудолюбия и целеустремлённости. В общем, к моменту встречи с Викой его внутренний мир зиял приличными пробоинами, которые снаружи были покрыты бронёй циничной бравады, что представляло его в глазах юной девчонки взрослым, уверенным в себе мужчиной. И отстаивать этот образ он готов был любой ценой, не решаясь поделиться с любимой собственными сомнениями и неуверенностью. Впрочем, это сидело очень глубоко внутри, и как таковых психологических проблем он не испытывал – на реальные-то времени не хватало. Некогда было в себе копаться.
Зато в его настоящее Вика была посвящена полностью. Он перезнакомил её со всеми друзьями-приятелями, в глубине души гордясь той мужской реакцией, которую она неизменно вызывала. Вика безошибочно могла найти его в любое время на факультете, в читалке, общаге или на тренировке, зная его расписание лучше, чем своё собственное. Ромка делился с молодой женой и мечтами, и планами на жизнь, которые тут же становились общими. Единственное, во что он её не посвящал, так это в подробности своего приработка, который самому представлялся не самым достойным занятием и не вписывался в их красивый идеальный мир. Это временная и вынужденная мера. Вот закончит университет, получит престижную, высокооплачиваемую работу, и необходимость в левых деньгах отпадёт сама собой. Он ведь теперь москвич, а не какая-нибудь лимита! Да и тесть у него ого-го какой! Так что в удачном распределении Ромка не сомневался. И ничего постыдного в подобном развитии событий не видел – он уже знал, откуда в хлебе берутся дырочки, и собирался при помощи тестя сделать стремительную карьеру. А все эти басни про горячие комсомольские сердца и распределения на ударные комсомольско-молодёжные стройки и в прочую тмутаракань оставьте неслужившим романтикам, если таковые ещё имеются. Вот как он три года назад – эх, и дурак же был! В жизни кто сильнее и хитрее, тот и прав! А Вика заслуживает всего самого лучшего, и он это лучшее вырвет для неё у жизни! И, на всякий случай, записался в секцию каратэ к самому Касьянову – знаменитому боцману из кинофильма «Пираты XX века». Каратэ только выходило из подполья, где долго обреталось по причине уголовного наказания за его преподавание. Но в последнее время строгость законов тоталитарного строя
