Осторожный премьер-министр Англин Роберт Уолпол не пожелал связывать себя обязательствами. Он долго тянул переговоры, собирая сведения о незнакомой ему стране, следя за развитием военных действий и вычисляя потери шведов, покуда Матвеев не разочаровался в правителях с Даунинг-стрит и не уплыл в 1708 году на родину.
Очередная попытка возобновить в Лондоне политические беседы пришлась на миссию князя Бориса Ивановича Куракина — и также окончилась неудачей. Далее один за другим при английском дворе побывали фон-дер-Лита, барон Шак, Федор Веселовский, Михаил Бестужев, и на нем отношения Петербурга и Лондона прервались. Петр I остался недоволен появлением английской эскадры в Балтийском море и отозвал из Лондона представителя России.
Но как ни сердись, а жизнь требует своего. В 1724 году начались переговоры о возобновлении контактов с Лондоном, и царь Петр выставил два требования: в Петербург английский король должен прислать министра в ранге посольском и в грамоте именовать русского государя императорским титулом.
Переговоры затянулись на годы. В Лондоне требования Петра I признали чрезмерными и не торопились с ответом. Лишь 31 августа 1731 года король избрал своим резидентом в Петербурге Клаудия Рондо, приказав ему позаботиться, чтобы Россия в ответ паправила бы в Лондон представителя дипломатической службы с таким же званием.
Приходилось ускорить отъезд, и Кантемир занялся сборами, имея в виду, что брать с собой надо не только то, что понадобится во время долгого пути, но и все необходимое для устройства на новом месте. Ему помогала сестра Мария Дмитриевна, спокойно и споро принявшаяся за работу. Антиоху довелось только отбирать свои книги, рукописи, кафтаны, туалетные мелочи, и оттого он сумел несколько раз побывать в Иностранной коллегии, расспросить опытных помощников Остермана и почитать образцы тех бумаг, которые вскоре он будет отправлять из Лондона в Петербург.
Беседы с ним вели обер-секретарь коллегии Иван Юрьевич Юрьев — он был Кантемиру знаком потому, что бывал у них в доме при жизни отца, — и Яков Синявич, служивший ранее в русской миссии при английском дворе; теперь его обязанностью было составление известий для русских агентов за границей.
Кантемир расспросил о своих предшественниках, дипломатах в Лондоне, и то, что рассказали о них, не могло не встревожить. Оказывается, его обязанностью становился теперь поиск братьев Веселовских, двух резидентов, которых Петр I назначил к европейским дворам, а потом потребовал их возвращения в Россию, к чему они желания не имели.
Братья Веселовские — Авраам, Федор, Исаак Павловичи — происходили от еврейских крещеных родителей, отличались способностями, энергией и были замечены государем Петром Алексеевичем, который привлек их на дипломатическую службу. Исаак стал секретарем Коллегии иностранных дел и Петербурга не покидал. Федор в 1707 году был назначен секретарем посольства в Рим, в 1711-м переведен в Копенгаген, в 1712-м — в Гаагу, в 1716-м — в Лондон, где через год утвержден резидентом при королевском дворе.
Авраам, дьяк Посольского приказа, в 1709 году был направлен в Данию, в 1715-м переведен резидентом в Вену, где в 1717 году вел переговоры о высылке в Россию бежавшего за рубеж царского сына Алексея Петровича, а в апреле 1719 года получил предписание вернуться в Петербург с возможным поспешением. Сопоставив этот вызов с начавшимся следствием о побеге царевича, Авраам испугался, решил не возвращаться на родину и укрылся в Женеве. Петр I требовал от германского императора выдачи беглеца, но местопребывание Веселовского было тогда неизвестно.
Одновременно вызвали из Англии и Федора Веселовского. Полагая, что царь Петр хочет узнать у него адрес брата Авраама и предвидя дознание, пытки, мучительную казнь, Федор также отказался ехать и спрятался в Лондоне. В 1724 году Авраам пожелал принять английское подданство и обратился с просьбой о том к парламенту, но получил отказ.
Петр I негодовал по поводу покровительства, оказанного в Лондоне Веселовским, и на проекте примирения Англии с Россией надписал пожелание, чтобы "Веселовские нам отданы были, понеже как в издержании денег, так и в иных вверенных им делах многое противу делали, и требует разыскания".
Кантемира предупредили, что розыск братьев теперь будет поручен ему как резиденту, и эта неожиданная обязанность неприятно его задела.
Другой услышанный в коллегии рассказ из быта русских в Англии даже испугал Кантемира. Когда Андрей Артамонович Матвеев собрался ехать в Россию, с ним произошел эпизод, отчетливо показавший коварство английских администраторов, презрение их к традициям международных связей, наконец желание унизить иностранца, проявившего настойчивость в защите интересов своей страны. В июле 1708 года, незадолго до назначенного к отъезду дня, на Матвеева, проезжавшего по Лондону, с оружием бросились не то солдаты, не то бандиты, а может быть, и полицейские. Его заставили выйти из экипажа и повели в суд. Там, как будто по заказу, собралась публика. Судья тотчас открыл заседание. Матвеева обвинили в том, что он задолжал кредиторам шестьдесят фунтов стерлингов и, чтобы не возвращать денег, собрался бежать.
Выдумка была очевидна, и поспешность ареста объяснялась тем, что Матвеева схватили, когда он ехал расплачиваться, предупредив об этом заранее: мог исчезнуть единственный предлог для того, чтобы взять русского дипломата под стражу и поглядеть, сумеет ли он освободиться.
Матвеев заявил решительный протест, он ссылался на статус посланника иностранной державы, требовал свидания с государственным секретарем, с руководителями европейских миссий, добивался разрешения послать с одним из дворян своей свиты письмо в Петербург. Во всем ему было отказано.
Слухи об аресте Матвеева распространились, и датский посланник, взяв на себя переговоры с чиновниками министерства иностранных дел, помог ему выйти на свободу. При этом никто перед Матвеевым не извинился — отворили дверь участка и выпустили.
Узнав об учиненном в Лондоне дерзком нападении, Петр I отправил гневное письмо королеве Анне, однако и оно действия по возымело. Лина ответила, что в Англии личность неприкосновенна, есть "Habeas Corpus", а в данном происшествии виновники неизвестны и преступление не может быть доказано… Наглость отписки была поистине королевской.
Кантемир дал себе слово никогда не занимать денег пи в Англии, ни в другой какой стране. А что мог он сделать еще?
— Прочтите и это, — сказал на другой день секретарь коллегии Юрьев, подвигая Кантемиру связку бумаг. — Тому лет семьдесят назад был отправлен к германскому императору Фердинанду III русский гонец Григорий Богданов, и вот как он себя повел…
Из отчета или статейного списка Кантемир узнал, что Богданов, явившись во дворец, попросил, чтобы его допустили к императору передать грамоту от русского государя. Ему отказали:
— Всех стран послы могут видеть императора только при отъезде своем, когда закончат службу при его дворе.
Богданов, как видно, рассердился на такое уравнение.
— Нет, — сказал он, — так у нас не водится. Короли других стран не такие великие государи, как наш русский государь, его царское величество. Он государь преславный, многие государства и земли держит, под его государской высокой рукой царя и царевичи служат многие.
Настойчивость Богданова взяла верх. Фердинанд принял его. Войдя в зал, гонец поклонился, а подняв голову, увидел, что император не встал с кресла, чтобы ответить на поклон. Он подозвал переводчика и заявил протест: император должен подняться, а когда будет опрашивать о здоровье русского царя, обязан, как полагается, снять шляпу. Переводчик пересказал слова гонца канцлеру, они вместе подошли к Богданову и объяснили, что император был бы рад встать, но болеет ногами, ни стоять, ни ходить не может.
Богданов сочувственно посмотрел на императора и ответил:
— Ладно, ежели больной, пускай сидит.
Кантемир не улыбнулся, читая записи посольских секретарей. Он воспринял общий характер и смысл исторического эпизода, или анекдота, как любили говорить в старину: гонец — в XVIII веке таких служащих стали называть курьерами — не дипломатический агент, а всего-навсего человек, посланный в другое государство с поручением передать грамоту, письмо его властителю, с каким достоинством сумел исполнить свои долг, с какой силой утвердил международный авторитет России при германском императорском дворе!
"Это пример, это наука всем дипломатам — да только ли им одним? Всем, уезжающим в чужие страны. И я не забуду Григории Богданова" думал Кантемир, с благодарностью возвращая посольские бумаги секретарю коллегии.
Назначение на пост дипломатического агента в английском королевстве казалось Кантемиру лестным. Да таким, вероятно, оно и было. Двадцать два года исполнилось ему, и чин поручика пришлось выслуживать более десяти лет. После смерти отца он и сам просил государя Петра 1 послать за границу для изучения наук, и хоть с тех пор он пополнил свое образование, занимаясь с профессорами Академии наук и читая книги, однако возможность знакомства с английскими учеными и бесед с ними очень его привлекала. Наверное, перед отъездом в Лондон позволят ему напечатать труды отца, хранившиеся у него в особом шкафу: "История роста и падения Оттоманской империи", "Историческое и географическое описание Молдавии" и другие.
