– Вперед, мои всадники! - закричал король, поднимая копье. - Нормы зовут нас, сама Вурда, богиня рока, указывает нам путь. Аттила мертв! Скачите, как вы никогда еще не скакали доселе, вы мчитесь за своей свободой!
С быстротой ветра помчались кони, и через несколько часов впереди уже показались первые деревянные постройки гуннского лагеря.
Стража у ворот беспрепятственно пропустила Ардариха: он был известен как преданнейший данник Аттилы, и наравне с амалом Валамером был наиболее почитаем усопшим царем.
Первые, на кого наткнулся отряд германцев, была толпа приверженцев мальчика Эрнака, которого они нарядили в слишком широкий и длинный для него пурпуровый, вышитый золотом плащ и небольшую корону, и в таком виде возили его по улицам, набирая ему сторонников. Ибо еще не успел остыть труп великого властелина, как его бесчисленные сыновья уже начали враждовать за наследство. Многие из этих сыновей были моложе Эрнака, а взрослые по большей части разосланы были Аттилой по разным частям его обширного царства в качестве чиновников, наместников, полководцев, предводителей или посланников, многие также находились близ трупа отца, но не заявляя личных притязаний на престол, а лишь принимая сторону одного из трех братьев в начавшейся уже борьбе за наследие, борьбе, явившейся сильной пособницей германцев в деле их освобождения от гуннского ига.
Еще при жизни Аттилы, князь Эцендрул и его брат, воспитатель и оруженосец Эрнака, потихоньку образовали сильную партию в пользу мальчика, распространив в лагере и в других ордах слух, будто отец формально назначил его своим наследником, в присутствии всех вельмож, между тем как братья его, Дженгизиц и Эллак, получат лишь назначения вице-королей или наместников Эрнака в тех странах, куда ему угодно будет назначить их.
Тотчас по кончине царя Эцендрул разослал повсюду вестников о восшествии Эрнака на престол, и хотя опасаясь свирепого Дженгизица (об Эллаке, вообще не особенно любимом гуннами, и как раз теперь заключенном в темницу по приказанию самого Аттилы, Эцендрул и не думал), князь не решался еще открыто провозгласить мальчика царем в самом лагере, но зато повсюду возил его с целью возбудить участие и жалость к осиротевшему любимцу великого господина. Само собой разумеется, что избрание Эрнака своим первым последствием имело бы и возвышение и обогащение честолюбивого князя и его пособников.
Чем дальше ехал Эрнак по улицам, тем больше росла позади его белой лошади толпа, оплакивавшая смерть его великого отца и восхищавшаяся необычайной красотой его наследника.
– Наконец-то он пожаловал, ленивый германский пес! - закричал Эрнак, поднимаясь на широких золотых стременах и оборачиваясь в сторону Ардариха. - Я заставлю его дожидаться своего господина! Аттила уже был слаб от старости! Вперед!
Он жестоко ударил коня девятиконечным бичом, вонзил ему в бока шпоры так, что брызнула кровь и, быстро опередив своих спутников, поскакал навстречу гепидам.
– Где ты пропадал так долго, Ардарих? - резким, высоким, неприятным голосом крикнул он ему.
Король остановил своего рослого коня и с гордым достоинством ждал, опустив свое длинное копье острием вниз в знак миролюбия.
– Где ты пропадал так долго, гепид? - продолжал дерзкий варвар. -Мой отец умер в гневе против тебя! Ты заставил Аттилу дожидаться! Это не простится тебе! Я получил в наследство его царство и твое наказание. Не сиди передо мной как истукан гордости! Долой с коня, высокомерный германец! На колени! Целуй мое стремя и жди, как я решу твою судьбу!
И он замахал своим бичом.
Ардарих не шевелился и только в упор смотрел на взбешенного Эрнака.
– Я не разговариваю с мальчиками, - спокойно обратился он наконец к подъехавшему Эцендрулу. - Но ты, князь, и все вы, гунны, слушайте: я присягал в верности одному Аттиле, а не его сыновьям, им я не обязан повиноваться. Ради вашего великого царя даю вам хороший совет: не нарушайте мира с нами. Отдайте пленных германцев на суд из германцев и гуннов…
– Молчать, дерзкий раб! - закричал Эрнак. - Я твой господин. Ты это сейчас узнаешь!
– Никогда не стану я служить этому мальчику, князь Эцендрул. Пора рабства миновала. Я и амалунг Валамер свободны отныне. И советую вам, гуннские князья, освободить и остальные германские племена. Все равно придется вам это сделать, так лучше сделайте это добровольно!
– Нет! - закричал Эрнак. - Этого не будет! Я раздроблю все ваши племена. Землю вашу я разделю на клочки между моими братьями. Узнаете вы меня, германские собаки!
Он замахнулся бичом и ударил коня Ардариха по голове так сильно, что благородное животное взвилось на дыбы.
Но король мгновенно успокоил его и с угрозой поднял доселе опущенное копье.
– Берегись! Предупреждаю тебя. Не смей бить моего коня, или…
– Или что? - визгливо закричал Эрнак. - Я недавно слышал про одного еврейского князя, который сказал своему роптавшему народу: отец мой наказывал вас бичами, а я буду бить вас скорпионами. Мне это очень нравится, и ты должен поучиться этому, германец!
Он снова замахнулся бичом на этот раз в лицо королю.
– Так умри же, молодой змееныш! - воскликнул гепид и с такой силой вонзил копье в его пурпуровый плащ, что оно вышло острием между плечами.
В то же мгновение разъяренные гунны бросились на короля, и острый нож Эцендрула сверкнул над его головой. Но удар миновал Ардариха: Эцендрул упал, сраженный в лоб метким копьем Гервальта.
– Вперед! Гепиды! За свободу! - крикнул аламанн, выхватывая из-за пояса топор.
С громкими криками бросились всадники Ардариха на растерявшихся от потери обоих своих предводителей гуннов, которые с воем побежали в лагерь, преследуемые торжествующими германцами.
Быстро мчались гунны по направлению к площади, а за ними скакали их преследователи. На повороте одной из улиц, около башни, (оставшейся без часовых, которые увлечены были бегущей толпой), германцы услышали голоса, называвшие короля по имени и молившие об освобождении.
Гервальт соскочил с коня и топором разбил дверь башни, из нее выбежали Визигаст, Дагхар и их свита: сквозь щели оконного ставня они увидели на улице смятение и бегство гуннов, а затем и скачущих гепидов.
Радостно приветствуемые Ардарихом и его спутниками, они тотчас же были снабжены оружием и последовали за королем. Тут только узнали они о смерти Аттилы: их стражи, хотя и знавшие об этом, не сказали им ни слова. Прискакавших на площадь германцев на мгновение ошеломила бесчисленная масса толпившихся здесь пеших и конных гуннов. Прибывшие сюда раньше них гунны из свиты Эрнака успели рассказать о смерти мальчика и князя Эцендрула, и народные волны зловеще гудели тысячами угрожающих голосов.
Дженгизиц и Хелхаль скоро приметили малочисленность германцев, положение которых было теперь поистине отчаянное. Размахивая бичом, Дженгизиц проскакал перед гуннами, отодвигая и размещая их густые ряды.
– Вперед, сыны Пуру! - крикнул он. - За мной, вперед! Вы слышали, что говорят наши жрецы? Дух великого отца моего переселился в такого же великого героя, каким был он. Этот герой - я! Я чувствую в себе его мощный дух. Следуйте за мной, Дженгизиц ведет вас к победе! Дженгизиц сделался Аттилой!
Глубокое молчание последовало за его воззванием: проникнутые священным ужасом, гунны набожно склонили головы и скрестили руки на груди в немой молитве, готовые в следующий момент броситься на смелых иноземцев и уничтожить их. Гибель германцев казалась неизбежной. Но тут случилось нечто совершенно неожиданное.
В полной тишине, наступившей перед шквалом, откуда-то сверху донесся голос:
– Ложь! Все ложь!
Германцы и гунны в изумлении подняли головы.
На плоской крыше одной из ближних башен стояла высокая фигура в светлой одежде. Это была Ильдихо. Золотые ее волосы сияли в лучах заходившего солнца.
– Вам лгут, гунны! - громко возвестила она вновь. - Ваш царь умер не от излияния крови. Женщина убила его. Я, Ильдихо, задушила его, опьяненного, задушила своими волосами. У него в зубах потому и осталась прядь волос.
Словно богиня стояла Ильдихо над гуннами - и на площади поднялось смятение.
– О горе!
– Убит женщиной!
– Как и его отец!
– Проклятье исполнилось на нем!
– Горе его сыновьям!
– Он проклят навсегда!
– Бежать! Бежать прочь!
Гунны, мужчины и женщины, в панике ринулись кто куда.
Напрасно предводители пытались остановить их. Напрасно Хелхаль рвал на себе волосы, умоляя не покидать господина. Напрасно Дженгизиц стегал беглецов бичом, он сам был сброшен с коня и очутился под копытами.
Хелхалю удалось, наконец, забраться на верхний ярус ступеней, окружавших дворец.
– Не верьте германке! Она лжет! - кричал он с возвышения. - Как и ты, Дзортильц, бежишь?! - Он схватил начальника стражи, недавно обмывавшего вместе с Хелхалем труп повелителя. - Остановись! Она лжет!
