Кантемир был очень рад возможности выпустить в свет книгу отца, которую он справедливо ценил как крупную научную работу, впервые знакомящую читателей с его далекой родиной.
Благодарность купцу резидент выразил тем, что приобрел в его лавке десятки книг по истории, географии, математике, политике европейских держав, а также ланкарты и гравюры. Багаж увеличился, но и до Лондона теперь было совсем близко.
Снег таял, наступала весна. Погрузив свои вещи на голландский корабль, Кантемир в числе других пассажиров после недолгого плавания высадился в городе Лондон.
Прежний русский резидент в Лондоне Андрей Артамонович Матвеев, покинувший Англию в 1708 году, имел даровую квартиру в доме герцога Нортумберлендского на улице Пель-Мель, у Сент-Джеймс-сквера. После него в 1710–1711 годах там жил русский посол князь Борис Иванович Куракин. Дом этот был свободен от постоя, пользовался дипломатической неприкосновенностью, но не мог служить убежищем для политических эмигрантов.
Английский резидент в Петербурге Клаудиус Рондо сообщил Остерману, что дом до сей поры никому не сдан, что русский резидент при королевском дворе может занимать половину этого здания, однако правительство его величества, не требуя оплаты за прежнее время, будет отныне взимать за наем двести фунтов стерлингов в год.
В дом герцога Нортумберлендского и прибыл 31 марта 1732 года Кантемир в сопровождении Спешнева, дядьки Василия и колонны подвод, окруженных грузчиками, которых расторопный Онуфрий увел с собой — от пристани на Темзе было рукой подать.
Дом оказался не пустым — в нем обитали православные священники-греки, архимандрит Геннадий и Варфоломей Кассано, приходившийся ему племянником. В Лондоне со времени Матвеева была православная церковь, священники, служившие в ней, жили в посольском доме, и английские власти их не беспокоили.
Архимандрит Геннадий был причислен к русской миссии в Лондоне осенью 1716 года и остался в городе, когда в 1720 году Россия прервала дипломатические отношения с Англией. Для церкви наняли квартиру на улице Стрэнд, поблизости от Темзы, Черинг-кросс Роуд, Уайт-холла, и лондонский епископ Робинзон разрешил вести богослужение для православных, которые проживали в стране или наезжали по делам из России. Однако Геннадию епископ рекомендовал англичан до церкви не допускать, пение отправлять в тихости, чтобы церкви простой народ какой обиды не учинил.
Весть о назначении в Лондон резидента из Петербурга успела уже дойти до Геннадия и через него до малочисленной русской колонии в английской столице. Общую радость архимандрит выразил Кантемиру в кратком торжественном слове, которое вместе с приезжими слушали, соблюдая молчание, и грузчики. Потом Кантемир в сопровождении Геннадия обошел отведенную ему часть трехэтажного дома, распределил комнаты, выбрав для себя на втором этаже кабинет с библиотекой и спальню. Началась переноска сундуков, огромных связок книг, кожаных мешков и прочего добра, проехавшего земли нескольких стран и народов, чтобы служить резиденту на месте новой и трудной для него жизни. Желая доставить удовольствие священнику, Кантемир говорил с ним по-гречески и рад был убедиться, что не забыл языка своего детства.
Вечером в комнате Геннадия резидент сел писать свою первую служебную бумагу. Необходимо доложить государыне, что он прибыл в Лондон, намерен требовать аудиенции у короля, а тем временем постарается прилежно известиться о здешних обычаях при дворе и о поведениях на церемониале, то есть о порядке представления королю и передаче верительной грамоты.
Но каким по форме должен быть его первый документ? В Иностранной коллегии Кантемиру дали перечень видов бумаг, какие употребляются в дипломатической переписке. Некоторые, конечно, сюда не подходят. Нота — это запрос или сообщение иностранному правительству, ультиматум — решительное требование, предъявленное в резких выражениях, меморандум — подробное объяснение по делу, исторический обзор вопроса. Реляция — отчет, описание — также не годится. Депешами назывались регулярные сообщения агента своему правительству. Их отсылали с почтой, с курьерами и даже передавали через частных лиц. Запиской именовалось краткое объяснение какого-либо дела, изложение фактов, справка.
Кантемир охотно восстановил в памяти характеры дипломатических документов и посчитал, что вернее всего в данном случае будет написать письмо господину кабинет-министру. Оно особых формальностей при составлении не требует, а как вид документа в списке значится.
И он принялся составлять черновик.
В первую же свою утреннюю прогулку резидент обошел прилегающие улицы. Околоток ему понравился. Сент-Джеймс-сквер представлял глазу сельский пейзаж. По лужайкам бродили овцы и козы, щипали траву, обгладывали кустарник. Сент-Джеймский дворец королевы Анны являл собою старинный трехэтажный дом, сложенный из кирпича. Как успел узнать Кантемир, там была королевская резиденция в течение последних тридцати с лишком лет после пожара, погубившего дворец Уайтхолл.
Стоявший неподалеку новый дом наследного принца Мальборо-хаус по сравнению с королевским дворцом казался роскошным зданием. Дворец герцога Манчестерского, выстроенный но соседству, был ему под стать.
Сент-Джеймс-сквер окружили дома в три-четыре этажа. Двери каждого выходили на улицу, слева и справа от них стояли как украшение колонны.
Улицы в это утро покрывал беловатый туман, он скрадывал резкость линий. Люди показывались и исчезали внезапно, поглощаясь через несколько шагов плывущей дымкой. Моросил дождь, было тепло и сыро.
Когда Кантемир вернулся домой, в комнатах уже топились камины. Был подан завтрак — овсяная каша, ветчина и чай с молоком: отец Геннадий имел привычку к английскому столу.
Онуфрий Спешнев красиво переписал набело первое письмо резидента, Кантемир взял его и, сопровождаемый, а вернее — предводимый знатоком города архимандритом, поехал в наемной карете знакомиться с чиновниками министерства иностранных дел. Было необходимо узнать о порядке вручения королю верительных грамот, справиться об условиях, в которых русскому представителю придется исполнять свои обязанности, а также отправить с почтой, идущей в Петербург, письмо Остерману.
По пути Геннадий завез Кантемира на улицу Даунинг-стрит и показал на заурядный каменный в три этажа дом под номером десять.
— Не поленитесь взглянуть, князь, — сказал он. — Здесь живет первый лорд казначейства сэр Роберт Уолпол, старший министр или премьер совета министров. Тут происходят их заседания. Хоромы тесноваты, но дела в них ведутся знатные. А нам надо подальше проехать — в Форин-оффис.
Кантемир вспомнил дворцы, в которых живут кабинет-министры Анны Иоанновны, дворцы обер-камергера Бирона и еще раз внимательно посмотрел на дом 10 по Даунинг-стрит. В очертаниях его явственно проступали упорство и сила.
Частная аудиенция у короля Георга II не заставила себя ждать — Гаррингтон постарался назначить приезд Кантемира ко двору на 6 апреля.
Члены русской миссии вышли у ворот и в сопровождении церемониймейстера чинно проследовали через двор. Невидимая рука распахнула двери, караульные солдаты сделали шаг в сторону — и русские вступили на ковер обширного холла. Отец Геннадий и Спешнев остались в аван-зале, а Кантемира церемониймейстер ввел в кабинет короля.
Георг II стоял у стола, держа шляпу с пером в руке. Из-за его плеча выглядывал статс-секретарь Гаррингтон. Кантемир поклонился королю, получил в ответ кивок головой и на французском языке стал произносить свою речь. Он сказал, что императрице Анне Иоанновне были приятны уверения в дружбе, переданные резидентом Рондо от имени короля, и что в знак своего удовольствования она отправила его, князя Кантемира, своим резидентом к английскому двору. Радостно видеть возобновление между Россией и Великобританией древнего согласия и надеяться, что это согласие обе стороны будут стараться распространить, утвердить и в теснейшее соединение привести.
Король оглянулся на Гаррингтона и, приняв от него незаметный одобрительный знак, по-французски ответствовал, что весьма доволен возобновлением старинной англо-русской дружбы и со своей стороны не замедлит поощрять все то, что такому доброму делу будет полезно.
Он замолчал и провел кистью руки по губам, как бы слепляя их воедино. Аудиенция закончилась. Кантемир передал верительную грамоту Гаррингтону, поклонился и, не поворачиваясь спиной, начал отступать к двери. Гаррингтон улыбнулся и пошел животом вперед, как бы корректируя движение резидента по начищенному паркету к выходу.
В аван-зале Кантемира ждал церемониймейстер. С поклоном он жестом предложил резиденту следовать за собой и провел его на второй этаж дворца в комнаты королевы.
