Супруга Георга II Кэролайн была женщиной деятельной, любила искусство, знакомилась с учеными, вникала в дела, которыми обременяли мужа его министры. Когда король уезжал навестить свой любимый Ганновер, она вместо него принимала управление страной под титулом регентши.
Кэролайн приняла Кантемира в спальне, выслушала от него на французском языке приветствие, или, как принято было называть, комплимент, с выражением добрых чувств к пей русской императрицы Анны и завела разговор:
— Где вы оставили вашу царицу, отправляясь в Лондон?
Кантемир, подумав, ответил:
— Три месяца тому назад, как отъехал я в Англию, императрица Анна Иоанновна изволила быть на Москве.
— А теперь, наверное, царица в Петербурге? Я надеюсь, что этот город ей приятнее Москвы, потому что она там воспитана и там, говорят, бывает меньше снега.
— Ваше величество не совсем точно извещены были, — сказал Кантемир, — Императрица Анна Иоанновна больше в Москве и в Митаве годы жизни своей проводила. А снега зимой и в Петербурге и в Москве выпадает достаточно.
— Скажите, много ли у вашей царицы сестер? — спросила королева, и Кантемиру показалось, что ответ может ее интересовать: у самой королевы было пять дочерей. И два сына — принц Уэльский и принц Кумберлендский. Всем им резиденту предстояло нанести визиты.
Едва Кантемир успел ответить, что сестер две, королева спросила:
— Царица ваша — какова она собой? Красива? А ездит ли верхом? Я слышала, что она болеет подагрой. Нужно ей чаще прохаживаться, движение очень помогает. Посоветуйте царице больше ходить и ездить. Правда, что у вас был царь Петр, он все время двигался и всех заставлял торопиться? А еще я знаю…
Внезапно она умолкла и протянула собеседнику руку. Не думая, нарушает ли он инструкции или нет, Кантемир тронул губами кончики пальцев, и церемониймейстер увел его на аудиенцию в комнаты принцев.
2
Резидент или посол представлял при иноземном дворе личность своего монарха и защищал интересы родной страны. Ему доверялись переговоры о союзах с другими государствами на основе особо присылаемых инструкций.
Перед отъездом Кантемиру показывали в Иностранной коллегии письма и реляции русских посланников и резидентов. Были среди них краткие извещения, были подробные пересказы проведенных разговоров, попадались расшифрованные отчеты о сведениях, собранных с помощью друзей. Кантемиру запомнились письма Саввы Рагузинского с Дальнего Востока, в которых были рассыпаны картинки природы, местности, наблюдения над собеседниками, содержались выводы и рекомендации.
Кантемир знал Рагузинского, как и большинство современников, с наиболее известной его стороны — скупости. Он имел огромное богатство, которое пополнял различными торговыми операциями, соединяя их с доходами от исполнения обязанностей тайного агента России в Турции, Италии, Китае. Своему племяннику Ефиму, который учился в Париже, Рагузинский не высылал ни копейки, молодой человек за долги сидел в тюрьме, и о жадности дяди русские представители докладывали из Парижа Петру I. О Рагузинском думал Кантемир, когда писал о скупце Тиции:
Так всю жизнь свою нурит, не зная покою,
Все сбирая, будто в гроб все возьмет с собою…
Что глупее Тиция? Когда будет полно?
Надобно ль коли сказать — уж теперь довольно?
Никак!..[4]
Неприятен Рагузинский был Кантемиру еще и потому, что в одной из книг, переведенных им с итальянского языка — он исполнял и литературные работы, — тот дурно отозвался о труде отца Антиоха князя Дмитрия Кантемира "Систима или состояние мухаммеданския религии", вышедшей в 1722 году в России. А выпадов против отца Кантемир никому простить не мог.
В 1725 году Рагузинский был отправлен в Китай как Чрезвычайный посланник России. В мае 1726 года он прибыл в Иркутск, а в августе, миновав уже Селенгинск, прислал в Петербург описание первого этапа своего пути:
"Сибирская провинция, сколько я мог видеть и слышать, не губерния, но империя, всякими обительными местами и плодами украшена: в ней больше сорока рек, превосходящих величиной Дунай, и больше ста рек, превосходящих величиной Неву, и несколько тысяч малых и средних; земля благообительная к хлебному роду, к рыболовлям, звероловлям, рудам разных материалов и разных мраморов, лесов предовольно и, чаю, такого славного угодья на свете нет…"
С огорчением видел путешественник, что эти земные богатства остаются без разработки и просторы Сибири не заселены людьми:
"По всей Сибири нет ни единого крепкого города, ни крепости, особенно на границе по сю сторону Байкальского моря; Селенгинск не город, не село, а деревушка с 250 дворишков и двумя деревянными церквами, построена на месте ни к чему не годном и открытом для нападений… а Нерчинск, говорят, еще хуже".
Рагузинский достиг Пекина, и с мая 1727 года от него стали поступать донесения. Он провел более тридцати конференций с министрами Поднебесной империи. Китайцы требовали изменения границы, желая отторгнуть от России значительную часть Сибири. Терпя угрозы, испытывая притеснения — русским давали только соленую воду, отчего они болели, — Рагузинский все же сумел защитить свой проект договора и 20 августа 1727 года подписал его вместе с министрами Китая. Обе стороны обязывались владеть тем, что имеют, никаких приращений китайской территории не предусматривалось, в чем русский посланник видел немалую пользу, принесенную им своей стране.
"Государство китайское, — писал Рагузинский, — вовсе не так сильно, как думают и как многие историки их возвышают; я имею подлинные известий о их состоянии и силах, как морских, так и сухопутных; нынешним ханом никто не доволен, потому что действительно хуже римского Нерона государство притесняет и уже несколько тысяч людей казнил, а несколько миллиопов ограбил…"
Впрочем, знакомясь с отчетами Рагузинского, Кантемир вполне понимал, что Англия, куда он прибыл, не Сибирь и тем более не Китай, она известна всему человечеству, описана, изучена и расхвалена приезжими путешественниками и национальными писателями. Ему придется искать свою манеру письма, и для начала надо вспомнить о том, что он уже успел узнать.
Англия — островное государство — уклоняется от непосредственного участия в делах континентальной Европы. Могучий флот ищет для страны добычу за океаном, морские пути приносят крупные барыши английским купцам.
Королевский престол с 1727 года занимал Георг II, наследуя своему отцу Георгу I, который был сыном курфюрстра Ганноверского, то есть немцем. Воцарения его в 1714 году в Англии добивались крупные землевладельцы и купечество, средоточием власти стала палата лордов. Палата общин потеряла значение, выбирали в нее жители захудалых городов, а возникавшие мануфактурные и промышленные центры не получали права посылать от себя депутатов в парламент. Был для выборов установлен и высокий имущественный ценз.
Георг II оставался по настроениям и вкусам человеком из Ганновера. Политическое положение этого маленького немецкого княжества всегда волновало его. Близость к Ганноверу границ России кажется порой опасной, но в то же время позволяет надеяться и на защиту Ганновера, если бы он подвергся нападению Пруссии, стремящейся к расширению своих границ.
Король Георг II участвовал в войне за испанское наследство, однако военных способностей не проявил, Говорят, что он скуп, не вмешивается в политику и с чужестранными министрами разговаривает неохотно, в чем Кантемир уже убедился.
Правят государством братья Уолполы, Роберт и Горас. Роберт — премьер-министр, человек острого ума, верховодит в парламенте, но в международных акциях не искусен. Иностранными делами занимается его брат Горас, опытный дипломат, и Роберт просит советов у него. Они старались удовлетворять насущные интересы государства, не ведя войн. Если же столкновения избежать было нельзя, требовалось по возможности пользоваться чужими войсками, причем это почти всегда удавалось делать.
Озабоченные укреплением своей власти, братья Уолполы предпочитают мир и тишину, понимая, что во время войны им придется передавать часть своих прав и средств многим помощникам, хотя защищаться от народного недовольства будут они в одиночестве — помощники разбегутся. Семейство Уолполов не предпримет действии против России, и с этой стороны резидент мог быть отчасти спокоен.
Секретарь департамента южных стран, герцог Ньюкастль, отличался умом и счастливой памятью, но службой себя не утруждал и жил в своем поместье, редко приезжая в Лондон. Секретарь по делам северных стран, милорд Гаррингтон, с которым вел дела Кантемир, был человеком образованным, искушенным в политике и трудолюбивым. Лукавства и высокомыслия Гаррингтон не терпел, и эти качества позволяли Кантемиру вести с ним легкие и полезные беседы.
