Отсюда он начал рассматривать деревню. Деревня стояла нетронутая, как будто в нее и не заходили чужие люди.
Микула долго смотрел на деревню, но людей так и не заметил.
Наконец, поняв, что печенеги бросили деревню, почему-то не пожелав ее сжечь, Микула решил осмотреть ее. Опасливо пригибаясь к земле, он добежал до околицы. Ворота были открыты нараспашку, и он заглянул вовнутрь.
На первый взгляд за частоколом все было как обычно, но когда Микула присмотрелся, то увидел, что вещи валяются в беспорядке. Зайдя в деревню, он поторопился проверить, сохранились ли снопы.
Снопы были разбросаны по двору, некоторые были втоптаны в землю. Но это было не страшно. Страшно было то, что когда он осмотрел снопы, то увидел, что они были обмолочены. Очевидно, печенеги не теряли времени в деревне и делали запас. Это было уже плохо. Того жита, что оставалось в поле, было маловато для того, чтобы семье Векши, когда она вернется домой, пережить зиму. К тому же если рожь не сжать в ближайшее время, то зерно осыплется. И урожай все равно пропадет.
Впрочем, этого могло хватить самому Микуле. Поэтому он решил, пока печенегов не видно, дожать остатки ржи и где-либо в лесу обмолотить их.
Приняв решение, Микула развел костер на краю поля. Глухарей он не стал ощипывать от перьев, он лишь выпотрошил их, и, густо обмазав сверху слоем глины, сунул в костер. Пока глухари прели в углях, Микула начал резать серпом стебли.
Рожь действительно уже перестояла и начала осыпаться, но в колосьях сохранялось еще много зерна.
Снег выпал, а Владимира все не было. И печенеги не думали уходить. После первого неудачного штурма они, не желая терять понапрасну воинов, поставили вокруг города, который преграждал им путь на Киев, плотное кольцо из своих отрядов и стали ловить всех, кто пытался уйти или войти в город. Пойманным безжалостно рубили головы и надевали на колья, которые втыкали вблизи стен. Вскоре город был обрамлен кровавоглазыми седыми головами, на которых полюбили сидеть черные вороны в ожидании очередных лакомых кусков. Вороны были невиданно большими. Раньше в этих местах таких птиц не видели.
В городе, набитом людьми, прибежавшими из окружающих сел, быстро стало голодно. Осажденные съели последних лошадей и начали подъедать последние запасы. Собаки, то ли почуяв, что их может ожидать, то ли от голода, незаметно исчезли из города и теперь крутились вокруг печенежских юрт. Даже назойливые голуби и воробьи, вечно гадящие на головы добропорядочным людям, и те стали облетать осажденный Белгород стороной.
Утром, как только рассвело, городской старшина Гудим вышел на стену.
Сквозило холодным дыханием. Долина под стенами была затянута сизыми волнами дыма, поднимающегося из юрт, почти не видных на фоне снега. Доносилось голодное мычание проснувшегося скота, черные пятна которого пластались рядом с юртами, лай собак, лениво подававших голос из желания показать усердие хозяевам.
Гудим потянул носом. Сквозь горечь горелого кизяка мощно пробивался запах свежеиспеченного хлеба. Пахло так вкусно, что Гудим, несмотря на то, что его личные запасы позволяли ему питаться сытно, почувствовал в желудке голодную резь.
К старшине подошли сторожа в заиндевевших доспехах. Один из них, кивая в сторону поля, мрачно проговорил:
— Хорошо устроились, наш хлеб едят. А тут есть приходится с оглядкой, не придется ли завтра щепки глодать.
Сторож покосил глазом вниз:
— Смерды уже голодают...
Гудим не стал отвечать. Под стенами показалось несколько всадников в лохматых шапках. Они остановились немного поодаль, там, где их не могли достать стрелы осажденных. Впрочем, один из них, самый смелый, вырвался вперед и, как собака, начал плясать на коне под стеной, показывая хлеб и мясо. Оскаливая желтые клыки, он громко насмехался:
— Мы кушаем ваш хлеб и мясо. А вы там еще не начали жрать друг друга?
Гудим в расстройстве сплюнул со стены вниз. Печенег был прав, войско печенежское хорошо поживилось всем, что оставили спешно бежавшие в детинец мужики.
Один из сторожей пустил стрелу в печенега, но не попал, и тот неторопливо, выражая всем своим видом презрение, отъехал на безопасное расстояние и оттуда начал ругаться.
Вновь полетела в печенега стрела, но та далеко не долетела. Сторож погрозился:
— Погоди ужо, вот придет Владимир, будут тебе горючие слезы!
«Вот придет Владимир... А придет ли он вообще?» — подумал Гудим. До сих пор у него была уверенность, что Владимир с дружиной, хоть и с запозданием, но появится. Но сейчас, после увиденного, эта уверенность исчезла, как знак на песке, смытый крутой днепровской волной.
От этой мысли Гудиму стало так жарко, что он распахнул толстый тулуп, в который зябко кутался. Холодный ветер тут же добрался до спины, и Гудим грузно скатился со стены и сразу отправился в старшинскую избу, где должны были собраться остальные городские старшины.
В просторной избе было уже тесно. На лавках у стен сидели рядовые старшины и шумно обсуждали оскорбительную выходку печенегов. Они также только что вернулись со стен. Кто-то предлагал в отместку сделать внезапную вылазку в лагерь печенегов и пожечь юрты. Да заодно и поживиться скотом.
Воевода Радко сидел молча с хмурым лицом, исподлобья посматривая в узкое окошко, затянутое морозным узором. Он все понимал: как и то, что Владимир занятый своими делами, вряд ли придет на помощь раньше весны, так и то, что к весне город будет некому защищать. Бывали случаи — города держались в осаде годами, но это возможно было только если в подвалах прятались хорошие запасы. В Белгороде этого ничего не было... Ничего не было по простой причине — киевские князья ставили городок только как преграду от внезапного нападения кочевников, рассчитанную на то, что его осада даст время Киеву подготовиться к обороне. В большой войне Белгородок всего-навсего был смертником.
Отметив, что в избе тепло, Гудим сел на лавку на своем обычном месте, скинул тулуп рядом с собой и повел головой, не сгибая шеи, из стороны в сторону, словно сыч, выглядывающий из гущи дубовых ветвей неосторожную добычу: зайца или даже лису.
Тяжелый хищный взгляд заставил остальных замолчать, и в избе воцарилась тишина. Тишину прерывало только чье-то осторожное сопение, но и это сопение стихло, едва Гудим поискал взглядом нарушителя. И правильно сопевший сделал — Гудим искал, на ком сорвать зло. И под горячую руку не стоило ему попадаться, даже если ты и старшина.
Гудим еще раз окинул старшин суровым взглядом и, едва сдерживая злобу, спросил:
— На стенах были?
— Были, были, — поспешно затрясли густыми бородами старшины. За каждым из них был закреплен участок стены, и Гудим строго спрашивал за порядок на отведенном участке.
— Видели?
— Видели, видели, — опять заволновались бороды, хотя некоторые из них и не очень понимали, о чем идет речь.
— И я все видел, — вполне спокойно проговорил Гудим. Он уже решил, что перед серьезным разговором не стоит чересчур будоражить старшин. Пусть обсудится все спокойно, без горячки. Решения, которые он намеревается обговорить с ними, необходимо принимать холодными головами.
Один из старшин, тех кто видел утреннюю выходку печенегов, проговорил:
— Печенегам досталось большое количество скота. И они заставили пленных сжать и обмолотить весь урожай на полях. Теперь они могут осаждать нас долго.
Это была правда. Но Гудим тем же спокойным голосом возразил:
— Того, что они захватили, все равно недостаточно для большого войска, и печенеги не могут рассчитывать на долгую осаду.
Тот же старшина сказал:
— Но у нас положение намного хуже. Запасы кончились. У нас уже народ мрет с голоду.
Радко из своего угла негромко промолвил:
— Владимир должен прийти на помощь.
Старшины дружно зашумели, как штормовой прибой. Слышалось:
— Владимир в Новгороде, и он придет нескоро. За это время мы все умрем от голода.
Кто-то истерично вопил:
— Лучше сдаться печенегам! Они, конечно, кого-то убьют, но остальные останутся живы. А если мы не сдадимся, то умрем все.
Послышался густой раздраженный бас:
— Тебе хорошо, Мутор. У тебя среди печенегов родня, они защитят тебя. А нам как?
С лавки поднялся невысокий чернявый мужчина, широкие скулы которого и маленькие коричневые глаза выдавали его происхождение. Мутор имел печенежские корни.
— Мы можем договориться с печенегами, — фальцетом крикнул он с прозрачным намеком.
Его намек поняли. Мутор предлагал откупиться от печенегов, и в избе стало тихо.
Гудим легко читал по лицам их мысли. Каждый из старшин подумал, что жизнь дороже золота и серебра. К тому же необязательно отдавать все...
Гудим в уме прикидывал. Если бы печенеги взяли откуп и ушли, на это можно было бы согласиться. Однако печенеги осаждали Белгород не ради откупа, Белгород мешал пройти им к Киеву, а потому печенеги потребуют сдать город на их милость. Но эта милость известна, — богатых они, возможно, и не тронут, а смердов и простых горожан обязательно побьют. Не ради наживы, а ради устрашения на будущее, чтобы впредь не защищали города. И простые горожане это хорошо знают...
