Гудим в уме прикидывал. Если бы печенеги взяли откуп и ушли, на это можно было бы согласиться. Однако печенеги осаждали Белгород не ради откупа, Белгород мешал пройти им к Киеву, а потому печенеги потребуют сдать город на их милость. Но эта милость известна, — богатых они, возможно, и не тронут, а смердов и простых горожан обязательно побьют. Не ради наживы, а ради устрашения на будущее, чтобы впредь не защищали города. И простые горожане это хорошо знают...
Гудим возразил:
— Если горожане и смерды узнают о том, что мы хотим договориться с печенегами, то поднимут нас на копья.
Мутора потащили за полы шубы, и он, задергавшись, упал на свое место.
Теперь поднялся Радко и твердо проговорил:
— Город надо защищать до последнего.
На него прикрикнул Мутор:
— До последнего? До последнего человека? Но кому тогда нужен будет этот город?
Радко гневно сверкнул глазами:
— Город княжий, князю он и нужен. Умрут эти люди, на их место придут другие.
— А какое нам дело до других? — закричал Мутор. — Нам своя жизнь дорога!
Рассердившийся Радко схватился за меч и крикнул, обвиняя Мутора:
— Предатель! Гнида!
Мутор опять вскочил с места и, подбегая к Радко, коротко ткнул его кулаком в седую бороду:
— Не смей хвататься за меч! Князь должен нас защищать, но он не выполнил свое обещание, а потому мы вольны сами решать, что делать нам.
Удар был силен, и на белой волне начало расплываться красное пятно. Радко утер его, но в драку все же не полез. Старый воин мог уложить забияку одним ударом, но он знал, что даже побив предателя, он не заставит старшин защищать город. И больше того, провоцируя драку, Мутор рассчитывал вызвать к себе сочувствие других старшин. Поэтому, утерев кровь, Радко молча вернулся в свой угол.
Гудим, успев за это время хорошенько подумать над ситуацией, рассудительно проговорил:
— Дума Мутора правильная, хорошо бы откупиться от печенегов. Но сдавать ли город или нет, не нам решать. На то есть вече. Народ!
— Народ? — Мутор насмешливо пробурчал под нос. — А что? Пусть решит вече. Только я знаю, что скажут голодные смерды, им терять нечего.
Радко в последней надежде прохрипел из угла:
— Нельзя сдавать город! Князь за это по голове не погладит.
Гудим поднялся и выдохнул:
— И нечего нас пужать князем, — мы решения о сдаче не принимаем. Сдавать ли город, решать народу. И князь служит народу, а потому пошли собирать вече.
Старшины, толпясь около двери, начали выходить из избы. Расстроенный Радко, зло плюнув, направился за ними.
На улице пригревало солнце, и тонкий слой снега начал в некоторых местах покрываться черными проплешинами, как язвами злой болезни. Со стен лопнувшей струной голосили вороны.
Чуяли они богатую поживу. Ох чуяли.
Старшинам не надо было далеко ходить. Старшинская изба стояла на краю городской площади. Тут же, в двух шагах, на деревянном помосте, на толстых бревнах, висел тяжелый колокол, позеленевший от времени. Колокол был так тяжел, что не всякий человек мог его раскачать. От дурака защита.
Когда старшины выходили, Гудим подзадержался. Дождавшись Радко, он посоветовал ему на ухо:
— Ты, воевода, не пыли. Мутор не зря уговаривает сдаться печенегам. Думаю — куплен он. Если бы Владимир прислал известие, что идет на помощь, никто бы его и не послушал. Но известий от Владимира нет, а потому пусть скажет свое слово народ. Скажет обороняться — будем обороняться дальше. А скажет народу сдаваться — подумаем.
Радко недовольно проговорил:
— Мутора давно надо было посадить в подвал.
Гудим веско возразил:
— В старшины Мутор избран его стороной. Так что без вины не посадишь.
Тем временем старшины торопливо поднялись на помост и окружили колокол. Но никто не решился прикоснуться к покрытой инеем махине.
Гудим степенно подошел к колоколу и насмешливо поинтересовался:
— Что, нет смелых ударить в колокол?
Старшины поклонились:
— Будь добр, Гудим, распорядись ударить в колокол. Ты городской старшина, твое право беспокоить народ.
Гудим прикоснулся рукой к колоколу и ощутил, что холодное металлическое тело неслышно, но зловеще дрожало. По спине Гудима пробежал озноб. Колокол, предвещая будущее, уже звал души живых в иной, потусторонний, мир.
Чувствуя на спине холод, Гудим невольно оглянулся и увидел вокруг застывшие лица с окаменевшими глазами. Они ждали, когда он ударом в колокол решит их судьбу.
— Пусть будет, как будет, — вздохнул Гудим и широко перекрестился три раза. Бог любит Троицу. Затем он поманил двоих молодых ребят из сторожей, стоявших около избы, и распорядился: —- Ну-ка, ребята, качните эту махину.
Парни с веселыми лицами повисли на веревках. Поднатужились... И над городом понесся тягучий низкий звук. Густым дегтем он расплылся по городу, затем выкатился за стены, переполошив печенежских собак, с испугу залившихся хриплым хохотом.
Гудим, зажав уши, отошел в сторону, туда, где стоял хмурый воевода Радко. Как только звук утек за стены, Гудим, щерясь натужным весельем, выдавил. — Ну вот и перешли Рубикон. Теперь один Бог спасет нас.
Ждать пришлось недолго. Люди, вскинутые тревожно ревущим звуком, бросали свои дела и спешили на площадь. Вскоре здесь оказалось все население города. Почти все они были с копьями и топорами.
Гудим еще раз убедился, что многие уже голодали. Желтая пергаментная кожа обтягивала встревоженные лица людей.
По спине Гудима под теплым тулупом в очередной раз почуялся мороз, и он зябко поежился.
Голодных людей легко возбудить, стоит только кому-либо крикнуть: «Измена!» И тогда они обратят свой гнев на тех, кто первым попадется им на глаза, — на старшин. Но страх перед толпой, как и перед диким зверем, нельзя показывать, даже если и очень боишься.
Как только Гудим решил, что народу собралось достаточно, он вышел вперед, снял шапку, обнажив лысую голову, перекрестился на четыре стороны света и низко поклонился.
— Прости народ, что беспокою тебя! Но имею слово важное сказать!
— Говори! Говори! — послышались крики из толпы.
Гудим поднял руку, и шум стих. Раздался одинокий голос:
— Говори, почто в колокол ударил?
— Граждане! — громко, с такой натугой, что у него побурело лицо, брызнул слюной из пересохшего рта городской старшина. — Запасы в городе кончились. Князь Владимир на помощь не пришел. Старшины хотят услышать голос народа — что нам делать дальше? Как оборонять город?
Из толпы послышался всхлип:
— Терпеть больше нет мочи. Мы уже умираем от голода. А скоро все умрем. Надо сдавать город. Печенеги всех не убьют, кто-то останется живым.
Векша, стоявший в толпе и уже познакомившийся со многими жителями города, заметил, что кричал один из дворовых старшины Мутора.
Его семья уже голодала, а младшие уже посинели. Но Векша помнил, чем заканчивалась сдача города раньше, — богатые уйдут из города еще до того, как печенежское войско ворвется в город, и хуже всего придется беженцам и простым горожанам, которым некуда будет деваться.
Векша разъярился и крикнул:
— Город надо защищать!
Но его уже никто не слышал. Все уже кричали:
— Выхода нет, надо сдаваться!
Векша опять закричал, что город надо защищать, но рядом с ним блеснули ножи, и Векша благоразумно поторопился примолкнуть и отойти в сторону.
Гудим, слыша крики толпы, тяжело вздохнул. А воевода обреченно махнул рукой.
Народ с вече расходился поспешно. Каждый торопился получше спрятать имеющееся у него имущество.
У кого было золото и серебро, прятали его в кувшины и зарывали их где-нибудь на задах. Хуже всего приходилось тем, у кого из богатства была красивая дочь. Девушку ни один завоеватель не пропустит. Эта добыча драгоценнее серебра и золота. Если девушка красива, молода и девственна, то на иноземных рынках за нее дадут горы золота. Удачно продав славянку, можно купить даже пару драгоценных чистокровных арабских скакунов. Ценятся славянские рабыни, дорого ценятся, ибо славятся красотой на весь мир.
Поэтому сразу после вече над городом поднялся женский вой.
Векша шел к стене, понурив голову. Золота и серебра у него и в помине не было. Зато у него были дочери, одна другой младше. Ярина для кочевников была самой желанной добычей. Не в местную кровь Ярина, деревенские девки к ее годам входят тело и увесистые мешки ворочают не хуже парней, а она худенькая, как молодая тростинка. Но известен варварский обычай печенегов проверять, годится ли девочка в жены. Девочек выводят на поле, пугают и заставляют их бежать. В спину им кидают тяжелые мохнатые шапки. Если девочка не упала от удара шапки в спину, то она готова стать женой В Ярину шапку нет надобности кидать...
