Векша тяжело вздыхал, горе с этими девками: корми их, расти, а потом отдавай в чужую семью. По пути Векша всю голову изломал, куда спрятать дочек, и, когда дошел до своего прибежища, все же кое-что придумал.
Около телеги он крикнул:
— Марфа, немедля собери свое мокрохвостое отродье!
Марфа высунула широкое лицо с округлившимися в точки глазами из-за телеги. Давно она не видела своего мужа таким злым. Впрочем, зная, что Векша пришел с вече, тут же исполнила его приказание и выставила перед телегой свою разноцветную ораву.
Векша осмотрел их, чумазые и сопливые, как осенняя гроздь опят. Смотрят бусинками глаз. Одна Ярка светится, как весенний цветок, чистым лазоревым взглядом. Эту будет тяжело уберечь, мелькнула в голове Векши грустная мысль.
Обращаясь больше к Марфе, чем к девчонкам, Векша категорически проговорил:
— Пусть твоя орава возьмет все, чем можно копать, и роет яму под стеной за телегой. И чтобы этого никто не видел. К утру яма должна быть готова.
Марфа изумленно хлопала глазами, и Векша пояснил:
— На вече решили сдаться. Завтра начнут переговоры. Но старшины думают только о себе. А печенеги, как войдут в город, по своему обыкновению начнут грабить и убивать простых жителей. Поэтому детей спрячем мы в яму и прикроем их сверху каким-либо мусором, глядишь, печенеги и не заметят.
Глаза Марфы, как болотные следы, заплыли слезами. Однако реветь не стала. Насупившийся Векша виновато скривил губы в натужной улыбке и развел руками:
— Ты тоже сядешь с детьми в яму, может, и спасетесь.
— А ты? — С тревогой спросила Марфа.
— А я буду сторожить место.
— Убьют тебя... — испуганно выдавила Марфа.
— Зачем им убивать меня? Богатств нет, да и смирен я, — попытался успокоить жену Векша.
Марфа подтолкнула детей:
— Слышали, что сказал отец? Ищите, чем копать, и начинайте.
Марфа и дети перепелиной стайкой скрылись за телегой, задержалась лишь Яринка. Она приблизилась к опечаленному отцу, который присел на бревно около серого прогоревшего кострища, едва сочащегося тонким едким дымком.
Векша, почувствовав ее присутствие, поднял голову и притворно строго спросил:
— А ты чего не пошла копать яму?
Ярина присела рядом с отцом и неожиданно погладила мягкой рукой по его колючей щеке. Векша прищурился, как старый кот, давно отвыкший от ласки, и ощутил в глазах соленую резь. Досадуя на чрезмерную чувствительность, он мазнул рукавом по лицу.
— Дым ест глаза, — пожаловался он.
— У перегоревшего костра очень горький дым, — поддакнула Ярина и робко поинтересовалась: — А почему же решили сдаться? Ведь Великий князь скоро должен прийти на помощь...
Векша горестно махнул рукой:
— Никто не хочет терпеть голода, поэтому решили сдаться.
Ярина удивленно проговорила:
— Но мы же терпим голод.
— Но другие не хотят терпеть, — возразил Векша.
— И что же теперь будет? — волнуясь спросила Ярина.
— Ничего уж хорошего... — честно ответил Векша. — Ройте яму, прячьтесь. А мне самому надо готовиться к смерти.
Ярина немного помолчала, затем проговорила:
— Отец у меня к тебе просьба, позови сюда городского старшину. У меня есть думка, как спастись.
Векша изумленно вскинул голову — какой совет может дать девка старшине?
Он наверно бы обругал Яринку и прогнал ее, но ее слова услышали соседи, и они подошли к телеге.
— Какая думка?
— Об этом я только старшине скажу, — промолвила Ярина и поспешила скрыться за телегой.
Мужики обозлились. Кто-то говорил:
— Все врет девка. Ничего она не знает. Просто куражится из страха.
Векша, заступаясь за дочь, веско проговорил:
— Я знаю Ярину. Она не глупая девка и никогда ничего плохого не советовала. Надо звать старшину.
— Да разве городской старшина придет к девке за советом? — послышался недоверчивый голос.
— А вот вместе нагрянем к старшине, тогда и придет. Когда речь идет о жизни, не зазорно и за соломинку уцепиться, — решительно сказал Векша и двинулся в сторону площади. За ним потянулись и остальные.
Гудим был удивлен, увидев, что около старшинской избы опять собирается народ. Выйдя на крыльцо из старшинской избы, где он разговаривал с воеводой, подбоченясь, он строго спросил:
— Что за ор?
Из толпы выдвинулся невысокий и сухой, как осенний гриб, мужичок.
Гудим присмотрелся, это был не городской. И тут же вспомнил, что на вече утром этот мужик кричал против сдачи города.
Думая, что смерд привел народ, чтобы бунтовать против решения вече, Гудим громко проговорил:
— Что, мужики, буяните? На вече уже все решили.
Мужик почтительно снял шапку, но заговорил с чувством собственного достоинства:
— Меня зовут Векша. Думка у нас появилась, как спастись от печенегов.
Не веря, что обычный смерд может придумать что-либо дельное, Гудим недовольно спросил:
— А что же раньше на вече думу не говорил?
— Не моя это думка, — покачал головой Векша.
— А чья же? — спросил Гудим.
— Дочки моей.
Гудим разъяренно сплюнул:
— Не хватало нам слушать советов девок в воинских делах. Пусть горшки переставляет в печи.
Предложения Векши Гудиму показались вздорными, и в другой ситуации Гудим велел бы гнать его в три шеи, однако за спиной Векши виднелись разгоряченные лица людей. Ранее небольшая толпа, пришедшая с Векшой, росла с каждой минутой. Гудима сообразил, что злить людей не стоит, и начал думать, как выкрутиться из ситуации.
Пока он думал, из старшинской избы на шум вышел воевода Радко. Он мгновенно понял, о чем просит похожий на осенний подберезовик смерд, и посоветовал Гудиму:
— Надо послушать людей. Позови смерда в избу, пусть там говорит.
Гудим зло хмыкнул, но предложил Векше:
— Ну пошли в избу, расскажешь, что надумала твоя девка.
Векша опять смущенно потупился:
— Она говорит, чтобы ты пришел к ней. Мысль у нее тайная, никому не хочет говорить.
Гудим запыхтел от злости. Девки с ума начали сходить, требуют, чтобы городской старшина ходил к ним. Такого еще не бывало!
Радко изумленно крутил головой. Хорошо хоть, что широкая борода прятала ехидную улыбку. Но раз согласился слушать девку, то идти надо было до конца.
— Ладно, пойдем, — согласился Гудим и предостерег: — Но если она скажет вздор, то ее выпорем, а ты ответишь головой.
Он поднял толстый палец и зловеще добавил еще раз:
— Головой!
— Согласен. Все равно скоро погибать, — сказал Векша и быстро зашагал по направлению к стене.
Толстый Гудим едва поспевал за ним. Следом за ним упругим шагом поспешил и воевода. Толпа, не понимая в чем дело, постепенно расплылась.
Вскоре они подошли к пристанищу Векшиной семьи. Никого не было видно, Векша взял из телеги кнут и, постучав им по деревянной решетке, позвал:
— Ярина, поди сюда!
Из-под стены за телегой показалось круглое лицо Марфы, затем льняная головка Ярины. Завидев городского старшину и воеводу, ее сине-озерные глаза сначала полыхнули легким испугом. Затем на месте испуга засветилось озорство.
Она вышла из-за телеги. На ней была длинная полотняная рубаха, в пятнах грязи. Следом за ней, как горох, высыпали и другие дети Векши, — перепачканные мышата.
Гудим и Радко многозначительно переглянулись, вид у девки, конечно, был неприглядный, но догадаться было несложно, — рыла яму, чтобы спрятаться от печенегов. Однако оба отметили, что девка по облику слишком отличалась от других детей. Как березка в малорослом дубняке. Такой девке не место в избе у смерда...
Гудим, бросая на Ярину недоверчивый взгляд, спросил Векшу:
— А точно ли это твоя дочка?
Векша покраснел, но вызывающе подтвердил:
— Да, это моя дочка!
Гудим покачал головой. Слишком непохожа.
А Радко спросил:
— Как зовут тебя, девица?
Ярина скромно потупила глаза и, краснея, прошептала:
— Ярина!
— И что же за придумка у тебя, чтобы выручить город? — ласково спросил Радко.
— Я слышала, будто вы хотите сдаться печенегам? — спросила осмелевшая Ярина.
— Да что ж будешь делать? Люди не хотят терпеть голода, — проговорил Гудим, почему-то почувствовавший вину перед этой необыкновенной девчонкой. Впрочем, ему было понятно, откуда у него возникло это чувство вины, если город будет сдан, то красивая девка точно пропадет в плену у кочевников. Гудим с усилием прогнал от себя эти мысли и нетерпеливо потребовал:
— Ну так говори скорее свою думку.
Ярина неожиданно громко проговорила:
— Послушайте же меня, не сдавайтесь еще денька три и сделайте так, как я вам скажу.
Ярина говорила уверенно, как будто она была княгиней, и эта уверенность вселила в мужчин надежду. Радко, заинтригованный просьбой девушки, первый пообещал:
