Абу Али писал не отрываясь все дни.
За сорок дней он закончил книгу о сердечных лекарствах. Сделал добавления в первую книгу «Канона врачебной науки».
Однажды Абу Саид сказал:
Несчастный человек мой сосед. Стал плохо видеть. Мы с ним вместе росли. Всегда был зрячим, а теперь слепнет.
Приведи сюда своего соседа, — предложил Абу Али.
Но тогда все узнают, где ты скрываешься. Сосед не удержится и станет хвастать, что лечился у самого Абу Али. Ты забыл, что тебе угрожает месть военных.
А твоему соседу угрожает слепота. Приведи его, быть может, удастся спасти ему зрение.
Абу Али долго осматривал глаза больного, направлял зеркальцем прямо в глаз острый солнечный зайчик.
Хорошо, что я вовремя узнал о твоей болезни, — сказал Абу Али соседу. — У тебя начинается катаракта. В ранней стадии катаракта поддается лечению. У меня было несколько подобных случаев, и все они кончались успешно. Я выпишу тебе глазную мазь. Ее называют индийской, или, иначе, царской. Ее применял древний индийский врач Чараки. Ты обратись к хорошему аптекарю, и он тебе приготовит эту мазь. А через месяц постарайся найти меня, я тебя вновь осмотрю и думаю, что уже тогда зрение твое улучшится.
На сороковой день к дому Абу Саида подъехал сам Тадж ул-Мулк. Кто-то все же донес ему, где прятался Ибн-Сина. Тадж ул-Мулк ехал в сопровождении телохранителей Шамса. Одна красиво оседланная лошадь была свободной.
Эмир Шамс уд-Даула просит передать извинения мудрейшему Абу Али. Эмир также просит Абу Али немедленно прибыть во дворец.
Учитель, прошу тебя, останься, — тихо сказал Джузджани. — Они погубят тебя, особенно этот Тадж ул-Мулк. Ты сам знаешь, какой он недобрый и хитрый.
Что могло случиться с эмиром? — спросил Абу Али.
Эмир тяжело болен. К нему вернулась старая болезнь — рези в желудке.
Я оставил лекарство придворным врачам, — удивился Абу Али, — и оставил подробные указания, как лечить эмира.
Эмир хочет, чтобы лечил ты сам, — сказал Тадж ул-Мулк, отводя глаза в сторону.
Шамс лежал на подушках. Увидев Абу Али, он даже перестал охать.
Приготовь мне скорее лекарство, чтобы прошли эти боли.
Но у врачей стоит готовое лекарство.
То лекарство я пить боюсь. В него могли подмешать яд, — это Шамс сказал шепотом. — Я тебя поэтому и вызвал.
Абу Али быстро приготовил новое лекарство.
Я же говорил, — втолковывал он Шамсу, — надо беречь желудок, пить меньше вина, слушаться своих врачей.
Что их слушать! Кругом обманщики — и врачи, и
чиновники, и военачальники. Трудно уже понять, кто над кем властвует — я над ними или они надо мной. — Шамс посмотрел на Абу Али внимательно. — А теперь я стану тебя упрашивать. Раньше приказывал, повелевал, а сейчас прошу. Ты единственный честный человек. Государство погибнет, его разворуют, если ты не поможешь мне. Даже Тадж ул-Мулк — и тот жулик. Помоги мне, стань снова моим везиром.
А твои военачальники? На следующий день они снова взбунтуются.
Самых недовольных я уже убрал. С остальными как-нибудь справлюсь. Ты тоже будешь осмотрительнее.
Шамс долго уговаривал, упрашивал Абу Али.
Наконец Абу Али согласился.
Из дворца он вернулся в свой старый дом.
Снова на него торжественно надели халат.
Снова появились мечты о государственной перестройке.
Но теперь Шамс осторожно относился к каждому решению. Единственное, что он позволил пока, — это строительство медресе.
Древний грек Аристотель писал свои книги лишь на основе догадок и предположений. Ученые люди мало знали тогда о земле и о небе. Тысячи лет на земле совершали открытия, подтверждая мудрые догадки Аристотеля.
Каждый ученый находил в книгах древнего философа свое — то, что искал. Старались и священнослужители. Изо всех сил они выискивали каждое слово, подтверждающее существование бога. А так как о боге Аристотель думал смутно и противоречиво, то священнослужители охотно пользовались этими противоречия
ми. Они писали свои толкования к книгам гениального философа, еще больше запутывая и без того неясные места в этих книгах.
Однажды Джузджани попросил Абу Али написать или хотя бы продиктовать собственное толкование к книгам Аристотеля.
— Ты видишь, — ответил Абу Али, — я очень занят. Но я задумал книгу, которая будет полезна всем. У меня нет времени спорить с противниками и заниматься их опровержением. В свою книгу я включу только то, что считаю верным. Все свои знания, научные и философские, я постараюсь вложить в нее. Там будет и мое понимание Аристотеля.
Эта книга называлась «Китаб-уш-шифа» — «Книга исцеления души».
Абу Али решил, что «Книга исцеления» будет состоять из семнадцати томов. Все достижения научной мысли того времени хотел внести в книгу Абу Али: геология, геофизика, метеорология, физика и оптика, химия, ботаника, зоология. Отдельно Абу Али решил рассмотреть математические дисциплины и теорию музыки.
Государственные дела отнимали много времени.
Он вставал до зари и сочинял два листа из «Книги исцеления». А когда начиналось утро, принимал учеников.
Маленькую площадь перед домом Абу Али заполняли люди. Бывали здесь именитые, знатные. Но больше было больных, ждущих исцеления от чудодейственных рук знаменитого врача Абу Али ибн-Сины. Больше было бедных крестьян, ремесленников и торговцев, которые приносили с собой жалобы на сборщиков податей, раз
ных мелких правителей. Вместе с учениками Абу Али обходил больных, назначая лечение, диктуя лекарства. Затем он садился на коня, чтобы ехать в диван, и иссохшие люди в лохмотьях целовали перед ним землю, бежали за ним следом, мечтая о правильном решении своих жалоб. Абу Али, как мог, восстанавливал справедливость. Но с каждым днем убеждался, что может он очень немного. Для больных и голодных повар Абу Али готовил в огромном котле ежедневную пищу. После полуденного намаза Абу Али возвращался из дивана, и начинался общий обед.
Вечером снова приходили ученики.
Джузджани читал новые главы из «Книги исцеления». Затем другой ученик читал главы из «Канона».
«Когда-нибудь будет построено, наконец, медресе», — мечтал Абу Али.
Эмир Шамс решил все-таки отправиться вновь в военный поход на страну Кирманшах, на город Тарим. Иначе военачальники могли опять затеять смуту.
Первый раз я ухожу из города спокойно, я знаю, что в городе надежный человек, — говорил Шаме.
Хорошо бы, чтоб этот поход был последним, — отвечал Абу Али,
Обещаю тебе, что он будет последним, — сказал Шаме.
Когда войска Шамса подошли к Тариму, эмир внезапно почувствовал себя плохо. В походе он не соблюдал наставлений Абу Али. Возможно, и приближенные помогли ускорить его смерть. Не зря так боялся их в последнее время Шамс.
Войско вернулось в Хамадан, неся в паланкине мертвого эмира.
Теперь власть перешла к мальчику, к сыну и наследнику Шамса. Временно править при нем стал хитрый Тадж ул-Мулк.
Я думаю, что мудрейший Абу Али и впредь останется на должности везира, — говорил Тадж ул-Мулк и, как всегда, сладко улыбался.
Он как будто забыл, что всего несколько лет назад гнал Абу Али от дворца, предлагая подождать, пока освободится должность писаря.
Если этого требуют интересы государства, я останусь, — ответил Абу Али.
Требуют, очень требуют, — сказал Тадж ул-Мулк. — Я думаю, настала пора обложить крестьян дополнительными налогами. Хозяйства их окрепли. Надо пополнить казну, да и наше собственное хозяйство укрепить тоже...
Я буду действовать так же, как действовал раньше, — ответил Абу Али.
Но я не знаю, что сказать военачальникам. После неудачного похода они очень возмущаются. Только покойный эмир умел с ними ладить. Придется все-таки объявить о новых налогах.
Тогда я отказываюсь быть везиром.
Абу Али давно уже разочаровался в возможностях государственного правления. Каждый приказ, направленный для добра, для народа, оборачивался злом тому же народу. Даже в случае с медресе.
На строительство медресе согнали сотни крестьян. Крестьяне не успели собрать урожай. Дети их слонялись голодными по дорогам, питались объедками, умирали.
«Кому нужны такие знания, такое добро, если путь к ним ведет через страдания?» — все чаще думал Абу Али.
В соседнем государстве, в Исфагане, правил эмир Ала уд-Даула.
Несколько раз приезжали в Хамадан ученые, передавали приглашения от него Абу Али.
Теперь люди Таджа ул-Мулка следили за каждым шагом Абу Али. «Человек, который не захотел разделить со мной доходы от новых налогов, должен быть большим хитрецом. Ему, вероятно, показалось мало своей половины, он думал забрать и мою. Но я проницательнее его и постараюсь от него избавиться», — такие мысли были у Таджа ул-Мулка.