не отвлеклась от книги, поэтому не видела, каким взглядом парень посмотрел на нее, но зато это увидел Кастеллаци. Это, без сомнения, был взгляд настоящего ценителя Боккаччо – бесстыдно раздев подругу взглядом, молодой человек залюбовался игрой солнечного света в ее волосах.
Сальваторе захотел поиграть с этими двоими в игру. Он отложил Моравиа и сделал вид, что задремал. Первое время ничего не происходило, но вскоре шепот возобновился. Сначала это был лишь шепот парня, из которого Кастеллаци узнал имя девушки. Ее звали Джулия. Через несколько минут на пол купе что-то упало, судя по звуку, это была книга. Сальваторе почти не сомневался, что это был Бакунин, потому что сразу вслед за этим девушка тоже начала шептать. Точнее даже не шептать, а негромко говорить. Кастеллаци сразу же понял, за счет чего она брала, не выделяясь яркой внешностью – голос Джулии был достаточно низким и как бы все время горячим. Ее предложения тоже не отличались особенной изобретательностью, зато были более реалистичны и рациональны – она обещала заняться Лино (так звали парня) сразу же, как «этот старик сойдет», и не отпускать его до самой Генуи. Сальваторе было даже немного жаль, что в Генуе поезд будет раньше, чем в Турине, и плану Джулии не суждено сбыться.
Вскоре шепот стих. Кастеллаци слегка приоткрыл глаза и увидел то, что и ожидал увидеть – молодые люди целовались. Следующие сорок минут прошли именно в таком положении. Джулия и Лино даже не разговаривали больше. «Они что, пытаются друг друга съесть, используя лишь губы и язык?» Неожиданно в купе потемнело. Сальваторе потребовалось некоторое время, чтобы понять, что поезд едет по тоннелю.
Когда свет вернулся, Кастеллаци обнаружил, что Лино забрался левой рукой под блузку своей подруги и теперь уверенно продвигался в сторону небольшой груди Джулии. «Так, пора сворачивать игру, а то скоро их даже мое присутствие не остановит…» Сальваторе пошевелился, негромко кашлянул и лишь после этого открыл глаза, но начал протирать их, давая молодым людям скрыть следы своих шалостей. Лино теперь был красным, как будто только что вышел из парной, а вот Джулия, как ни в чем не бывало, уткнулась в своего Бакунина.
Через час поезд был в Генуе. Молодые люди сошли, но перед этим Сальваторе не отказал себе в удовольствии указать Лино, что у него щека и подбородок испачканы в чем-то красном – Джулия несколько раз промахнулась мимо губ своего молодого человека и оставила следы от помады.
Когда эти двое вышли, Кастеллаци вдруг ощутил, что в купе стало слишком много места. К счастью, вскоре к Сальваторе присоединился дряхлый священник в сопровождении монахини, но они не целовались и даже не перешептывались, так что Кастеллаци был вынужден вернуться к чтению. За этим занятием он и провел остаток пути до Турина.
Столица Пьемонта. Вотчина Савойской династии и ФИАТ. «Колыбель итальянской свободы» – как называют свой город туринцы за особую роль в Рисорджименто (в остальной Италии, разумеется, никто так Турин не называет). Кастеллаци бывал здесь по делам съемок, но это было еще до Войны. Несмотря на то, что вечер был еще не поздний, Сальваторе решил сразу направиться в гостиницу. Выйдя из вагона, Кастеллаци понял, что путешествие изрядно его утомило. Тряска, недостаточно мягкие диваны в купе, долгое пребывание в одной позе, а как итог: больная спина и отчаянное желание вытянуть ноги.
Припомнив название гостиницы, в которой он останавливался до Войны, Кастеллаци взял такси у вокзала и направился туда. Здание из бетонных панелей и стекла совсем не напоминало милый особняк, в котором Сальваторе останавливался раньше, несмотря на то, что адрес не изменился и вывеска с названием «Святой Фома в Турине» была на месте. Кастеллаци вспомнились слова Талейрана 29: «Тот, кто не жил в годы перед Революцией, не может понять сладости жизни».
– А более… старомодные гостиницы в славном Турине есть?
– Что вы имеете в виду, синьор?
– Колонны, лепнину на фасаде, шторы с вышивкой и никакого пластика. Знаете такое место, друг мой?
Таксист задумался на минуту, а потом улыбнулся и ответил:
– Колонн там нет, синьор, но в остальном, все, как вы описали!
– Тогда поехали…
Таксист показался Сальваторе славным малым. Больше молчал, чем говорил, не заискивал, но и не грубил – простой парень за работой. «Святой Павел» действительно была старомодной гостиницей. Старинный большой дом в духе неоклассицизма, швейцар во фраке – место явно было не из дешевых, но одну ночь Кастеллаци мог здесь провести, не обвиняя себя в расточительности. Расплатившись за такси и выбравшись на прохладную улицу – в отличие от Рима в Пьемонте погода недвусмысленно намекала на то, что уже конец сентября – Кастеллаци наклонился к таксисту:
– Хотите подзаработать, молодой человек?
– Конечно, синьор.
– Завтра мне нужно будет посетить одно местечко близ Верчелли. Ривольтелла – знаете, где это?
Парень замялся. Сальваторе понял, что он не знает, но не хочет в этом признаваться. Наконец, таксист ответил честно:
– Простите, синьор, но я не знаю, где находится это место.
– Очень жаль… Есть шанс, что до завтрашнего утра вы это выясните?
Парень посмотрел на Кастеллаци непонимающе, но быстро догадался, что тот имеет в виду.
– Да, я посмотрю на карте и спрошу у ребят из таксопарка!
– Отлично, тогда жду вас здесь в восемь…
Спина немилосердно напомнила о себе, и Сальваторе решил скорректировать время:
– …лучше в девять.
Распрощавшись с таксистом, Кастеллаци заселился в гостиницу, ради интереса согласившись на номер с телевизором. Лоск старины столь явный в интерьере гостиницы, в экстерьере все же начинал уступать новой эпохе. Еще остались кое-где панели из красного дерева и мозаичные полы, но в номере был установлен новехонький японский кондиционер, который зачем-то был включен и уже нагнал температуру, от которой Сальваторе расхотелось снимать свой пиджак. Кое-как разобравшись с кондиционером, Кастеллаци налил себе вина (тоже совершенно ледяного), закутался в одеяло, устроился в кресле и приобщился к дивному новому миру телевидения. Через полчаса он выключил телевизор, решив приобщиться к дивному старому миру литературы.
Кастеллаци чувствовал себя старым. Покинув Рим, он, будто бы, увеличил скорость воспроизведения на патефоне и теперь мучился вопросом: это Мария Каллас слишком быстро поет или он слишком медленно слушает? Седой, видавший виды Рим дарил ему возможность жить не спеша, получая пусть и крошечное, но вполне достаточное удовольствие почти от каждого прожитого мгновения. Почему-то в Турине у Кастеллаци так не получалось.
Ривольтелла
Несмотря на обещания
