Здравицу дружно подхватили.
Весь декабрь стояла ненастная погода, мрачные туманы совершенно скрыли берега. Шли беспрестанные дожди со снегом. Все это затянуло выгрузку привезенных товаров до середины января.
Не теряя ни одного дня, команда приводила в порядок корабль, устраняла повреждения, полученные во время длительного плавания. На берегу тем временем ремонтировали такелаж и паруса.
В непогоду вся команда была настороже. По указанию Лазарева штурман вскоре определил, что приливо-отливное течение в заливе достигает двух узлов, того и гляди, корабль ненароком в тумане или ночью могло сдрейфовать на камни.
Как только прояснилось, по авралу выгрузили товар. В середине января весь груз наконец перевезли и сдали в компанейский склад.
Лазарев взял с собой Унковского, штурмана и приступил к описанию залива. Испытав на себе коварность подходов к Ситхе, он решил облегчить эту задачу для будущих мореплавателей.
Еще раньше ему приглянулись легкие местные байдарки. Алеуты собирали их из гибких длинных жердей, которые прикрепляли китовым усом к обручам, и весь скелет обшивали тюленьими кожами. Посредине оставлялись два или три круглых отверстия — лючины, к ним пришивался мешок с затяжками. Гребцы садились в двух-, трехлючную байдарку, затягивали на груди мешки и отправлялись в плавание. Искусно сшитые байдарки не пропускали воду даже в самый сильный шторм и были надежны и безопасны.
Такую-то байдарку Лазарев и взял для промера глубин. Он шел на байдарке и указывал предварительно место промера, а затем туда шел барказ с лотом и компасом. Спустя месяц Унковский составил детальную лоцию рекомендованных курсов для подхода к Ситхе с океана.
После масленицы сильно занедужил весьма исправный и старательный матрос Петр Рыжков. Возмущенный Лазарев спросил Шеффера:
— Как вы, господин доктор, посмели чахоточного в вояж брать?
Тот, красный от напряжения и выпитого рому, сопел, оправдывался, брезгливо морщился:
— Сей матроз хитер ошень, я не видел его в Кронштадте, и потом, он только холоп…
Лазарев вскипел:
— Без сих холопов корабль от стенки не отойдет, а вы, господин Шеффер, рыб давно бы кормили! Потрудитесь немедля Рыжкова на берег свезти самолично и поставить на ноги, средств не жалея! Еще раз на палубе вас хмельного встречу, в карцер запру. — Капитан гневно кивнул головой на дверь.
Отдуваясь, Шеффер поднялся на палубу. С Молво и его помощником они не раз досадовали на непомерные требования молодого лейтенанта. Припомнился ему случай после открытия островов в океане. Выпили они с Молво и его помощником Федором Красильниковым. Разговорились про капитана, не чтит он, мол, наших званий. Федор-то в каюте доктора лишнее выпил, возьми и выскочи на палубу. Стал Лазарева поносить разными словами, а тот из каюты как раз вышел, услышал все, матросов крикнул. Вмиг бедного Федора связали да к шпилю на баке притянули веревками, на всю ночь оставили… Правда, утром сам Красильников на коленях прощения у капитана вымаливал, а то за бунт против капитана покарать могли крепко… Лазарев снизошел, велел из шканечного журнала ту запись о буйстве Федора убрать…
Шеффер почесал затылок — и впрямь в карцер засадит, что-то надо делать… Давно манят его бобры да котики, золотом отливают их меха…
В начале марта «Суворов» полностью изготовился к плаванию. Команда уже тяготилась на берегу. Лазарев сам рвался в море и попросил Баранова направить его в любое место для пользы компании. Но тот объявил, что кораблю-де надобно оставаться для защиты Новоархангельска. Во второй половине марта начинался лов сельдей и в Ситхинском заливе обычно скапливалось до тысячи байдарок из дальних мест, что представляло определенную угрозу для Новоархангельска. Пришлось продолжать опись берегов прилегающих островов и побережья.
В конце апреля Лазарев совершил поход на барказе к мысу Эчкомб. Пошли вместе с алеутами, которых отправил Баранов на ловлю бобров. В пути присматривались к жизни племен коренных индейцев, населявших побережье. Делились они на кланы по названиям птиц или зверей. Род Рыбы, род Орла, род Волка… Смуглые статные мужчины добывали пищу. Довольно красивые белолицые женщины не уступали европейским по своей изящности. Правда, в совершеннолетие они обезображивали свои лица традиционными надрезами и красками.
С истинным удовольствием наблюдали искусную охоту на бобров. Вечером, расположившись у костра, Унковский открыл дневник.
«Со светом дня отправились вместе с партией алеутов по заливу, и вскоре по отправлении зоркие алеуты усмотрели сих животных, питающихся морской капустой (которой по сему заливу множество), окружили байдарками и стали бросать стрелы в животное, которое в ту же минуту ныряло в воду; в таком случае алеуты кричат, и животное показывается из воды, дабы осмотреть своих преследователей и принять безопасный путь к убегу, но едва оное показывается из воды, как алеуты с удивительной меткостью бросают в него стрелы, и которое, либо из числа, неминуемо уязвляет зверя. Тогда животное, будучи ранено, и вместе со стрелой не может долго скрываться в воде и вторично появляется на жертву его неприятелям и вскоре делается совершенной добычей преследователя».
Неподалеку от мыса Эчкомб подошли к месту гибели «Невы». В небольшой мрачной бухте, окруженной отвесными скалами, в расщелинах виднелись обломки корабля, и среди них заметны были останки погибших…
Описав побережье до пролива Ольги, Лазарев возвратился и в тот же день принял участие в печальной церемонии — хоронили скончавшегося накануне Петра Рыжкова. Не выдержал напряжения долгого плавания и сурового климата.
На другой день Баранов объявил решение — направить «Суворов» на острова Прибылова в Берингово море. За месяц «Суворов» обошел все острова Прибылова, побывал на Уналашке, и всюду Лазарев уточнял местоположение островов, мысов, заливов. Не раз вспомнили мореплаватели добрым словом Г. Сарычева, два десятка лет тому назад точно определившего их координаты. А вот расчеты его спутника Г. Биллингса подчас вызывали сомнения.
На островах Прибылова алеуты выглядели гораздо здоровее и бодрее, чем на Ситхе. Жили здесь более скромно, в опрятных хижинах, а главное, почти не употребляли горячительных напитков. Женщины вначале показались Унковскому дикими и угрюмыми, но это было не так, о чем он и отметил в дневнике.
«Мне случалось быть на острове Св. Георгия, где я видел красавиц сего острова, сидящих на берегу, поджавши свои ноги и потупя голову в землю, как бы не смея посмотреть на нас. Я пожелал им доброго дня, не удостоился ни от одной ответа. Мне казалось, что их горестная участь соделывает столь скучными и угрюмыми, но весьма в том ошибся, ибо по удалении нескольких шагов я их видел играющих между собой и прыгающих с веселым видом».
На Новоархангельский рейд «Суворов» возвратился как в родную гавань, стал на якорь против крепости и салютовал ей семью выстрелами.
В бухте в трех кабельтовых на якоре стоял недавно пришедший бриг под американским флагом. С любопытством рассматривал Лазарев «американца», раньше он видел их издали, во время стычек с английскими кораблями в Вест-Индии.
На следующий день Лазарев вернулся с берега и сразу прошел в каюту Унковского:
— Честь нам оказали, Семен Яковлевич. Баранов весьма доволен скорым вояжем нашим. Сулится о вознаграждении экипажа ходатайствовать, но не то главное. Мыслит он по пути в Петербург на Сандвичевы острова вскорости направить «Суворов».
Унковский радостно почесал затылок.
— Ежели сие сбудется, правителя расцеловать надобно.
— Однако сей вояж не враз будет, а прежде бриг «Мария» с грузом отправится в Охотск. Через месяц с лишком.
Разочарованный Унковский сделал гримасу.
— Мнится мне, господин правитель мудрствует… Уж больно долго придерживает он нас подле себя. Служители устали, Михаил Петрович, от долгих стоянок, да и по семьям, родным местам многие соскучились, почитай, два годика скоро…
Лазарев задумался. Действительно, «Суворов» скоро год стоит грозным стражем в Ситхе, оберегает промысел компании. А по-другому взглянуть, так начинало и претить. Вся служба моряков уходила на потвору промышленникам, которые старались побольше денег загрести, многие из них лишь себе поначалу. От Лазарева не укрылось, что они тайком, скрывая от компании, доходы подпольные заводили. Пусть Баранов себе на уме, а за людей и корабль он головой отвечает.
Вскоре начали грузить на корабль большие партии меха — бобров, песцов, лисиц, медведей и морских котов.
Как-то после полудня Лазарев увидел приближавшуюся к «Суворову» шлюпку под американским флагом. На борт поднялся капитан брига «Педлар», высокий худощавый американец Хант.
