Правда, оба правителя — и президент Линкольн, освободивший рабов, и император Александр, освободивший крепостных, — были убиты своими же свободными гражданами.
…Так и не сумев найти корни российского чиновничьего антиамериканизма, я на мотив американского гимна «Star-Spangled Banner» тихо напеваю:
Голос смолк старика,
Дремлет берег крутой,
Лишь играет река
Перекатной волной…
И, переходя к следующей главе, вижу черную итальянскую ночь, две сотни гигантских четырехмоторных «боингов» — «летающих крепостей» на замаскированных аэродромах в Бари и в Гербини и летчиков, выстроившихся у каждого борта. Главный интендант дивизии бегает от экипажа к экипажу, сверяет их имена со списком, утвержденным советским МИДом, и каждому вручает разработанную в НКВД «Памятку о поведении при посадке в СССР».
Далеко не каждый мужчина помнит свой первый оргазм, но нет летчика, который не помнит свой первый взлет. Миллионы лет мы, люди, были, как муравьи, прилеплены, пришиты, прикованы к земле, из поколения в поколение ползали по ней на четвереньках или ходили на двоих, и максимум, что могли — это подпрыгнуть на полтора-два метра, да и то лишь на одну секунду. И только сотню лет назад, 17 декабря 1903 года, Орвилл Райт, младший брат изобретателя Уилбура Райта, на их первом самолете, больше похожем на бумажную этажерку, оторвался от земного шара на целых двенадцать секунд!
С тех пор для любого летчика эти двенадцать секунд ВЗЛЕТА и ОТРЫВА от земли не только сродни кайфу такого же по продолжительности мужского оргазма, но и выше, ярче, упоительнее его. Когда при разгоне скорость вашего самолета достигает скорости отрыва, и вы незначительным движением ручки управления двигателями отрываете самолет от Земли и выходите в набор высоты — вы больше, чем Мужчина, вы король Вселенной, вы Орвилл Райт и Юрий Гагарин.
Генерал Айра Эйкер впервые сел за штурвал самолета всего через пятнадцать лет после Орвилла Райта, но и в 1944-м, даже и в тысячный раз отрываясь от земли, он испытывал (хотя и не показывал) все тот же мальчишеский кайф отрыва и полета. Потому что когда одним движением руки вы поднимаете в воздух тридцатитонную махину, нафаршированную пулеметами, бомбами и людьми, то что, кроме гордости и восторга своим могуществом, вы можете испытывать?
А если по вашему знаку за вашей спиной взлетает не одна такая махина, а сотня?
2 июня 1944 года в 6:55 утра 130 тяжелых стратегических бомбардировщиков B-17 «летающая крепость», наполнив ревом небо Адриатики, взлетели с итальянских аэродромов и взяли курс на северо-восток, на восходящий над морем солнечный июньский рассвет. По приказу генерала Эйкера они летели таким плотным строем, что пилоты из своих кабин видели друг друга. «Вы должны понимать, что мы будем первыми американскими бойцами, которые ступят на русскую землю, — объявил им Эйкер на инструктаже, когда они с изумлением увидели на карте черную стрелу маршрута их полета через Адриатику, Югославию и Венгрию до СССР, но без разворота для возвращения в Италию. — По тому впечатлению, которое вы произведете на русских, они будут судить обо всех одиннадцати миллионах наших солдат. И чрезвычайно важно нашим полным и точным выполнением этой операции заслужить у них уважение и уверенность в нас как в союзниках. Мы должны не только уничтожить авиазавод в венгерском городе Дебрецен и железнодорожный узел, на котором стоят сейчас 200 вагонов с запчастями к “мессерам”, но и привезти русским фотографии этой бомбежки, чтобы у них не было никаких сомнений в эффективности нашей авиации».
Именно с этой миссией произвести впечатление на русских генерал Айра Эйкер и командующий Пятнадцатой авиационной армией генерал Натан Твининг из многотысячной армады своих бомбардировщиков и истребителей выбрали the best of the best — проверенные в самых сложных боевых операциях авиационные соединения. И сформировали из них Пятую ударную бригаду или, по американской терминологии, Пятое Крыло. Теперь справа от Эйкера летел полковник Форд Лойер — в июле 1943-го его орлы первыми бомбили и подавили яростную немецкую оборону в Сицилии, а пять недель назад, 23 апреля, в клочья разнесли авиазавод Мессершмитта в Винер-Нойштадт. За Лойером полковник Герберт Райс вел летчиков, отличившихся боевыми операциями во время «Большой недели». А слева плотным каре шли асы полковника Франка Аллена, известные точными бомбежками германских подводных лодок, и эскадрилья полковника Пола Бартона, бомбившая немцев в Африке, Германии, Чехословакии, Австрии и Греции.
Иными словами, все 130 экипажей B-17 были стопроцентно готовы к выполнению операции «Неистовый Джо», но, к неведению генерала Эйкера, больше всех был готов капитан Рой Хогг, командир 318-й эскадрильи истребителей Р-51 «мустанг», бригады сопровождения и прикрытия. Хогг, имевший на своем счету четыре сбитых фашистских истребителя, приготовился на двести процентов — выбросил всю амуницию из ящиков у правого борта своего самолета и доверху заполнил их пачками презервативов. Его эскадрилья должна быть во всеоружии не только при встрече с люфтваффе, но и с русскими женщинами! Неистовствовать так неистовствовать!..
Капитан Хогг и 70 «мустангов» 325-й бригады истребителей под командованием полковника Честера Сладера вылетали с итальянской авиабазы в Амендоле чуть позже бомбардировщиков. Стратегия американцев заключалась в том, чтобы первыми выпустить тихоходные B-17 и дать им возможность приблизиться к вражеской территории. Обнаружив на своих радарах эскадру одиноких, без прикрытия, бомбардировщиков, немцы обрадованно высылали на перехват небольшую группу истребителей Ме-109, но как раз к этому моменту подлетали скоростные «мустанги» и сверху набрасывались на фашистов, навязывали бой. А «летающие крепости» тем временем спокойно уходили бомбить выбранные объекты…
На сей раз была выбрана та же тактика, а кроме того, синхронно с началом челночного рейда «Frantic Joe» началось наземное наступление американской армии на Рим, и Восьмая авиационная армия вылетела из Англии на бомбежку Берлина…
Ричард Кришнер возбужденно озирался в B-17s, на фюзеляже которого было голубой краской выведено «Yankee Doodle». Не менее броские надписи, да еще с голыми красотками во всю высоту фюзеляжа, были и на других бортах — «Dragon Lady», «French Kiss», «Forever Amour» и т. п. Но Ричарду было не до этих надписей. Он не был на борту «летающей крепости» с июля прошлого года, и теперь с какой-то неожиданной даже для себя сентиментальностью вдыхал тот особый запах смеси горючего, пороха, брони, бомб и машинной смазки пулеметов, который не то существует в действительности, не то мнится всем пилотам боевых самолетов. Он знал, что надышаться этим запахом нужно сейчас, в первые полчаса полета над Адриатикой, пока генерал Эйкер не увел свою армаду на недосягаемую для немецких зениток высоту, где придется надевать кислородные маски и подключать электрический подогрев одежды. Конечно, как ему ни хотелось, но в пилотской кабине, где Айра Эйкер сидел у штурвала и, покуривая черную сигару, властно держал правую руку на рычагах управления двигателями, а второй пилот лейтенант Гейтс следил за приборами, Ричарду места не было. И возле штурмана, который под спаренным пулеметом носовой турели скрючился над своими картами, сверяя по ним курс эскадры и расстояние до Дебрецена, или возле инженера-механика, следившего за расходом топлива с видом банкира, теряющего деньги во время Великой депрессии, тоже не устроишься. Зато во чреве самолета — пусть даже тесно забитом бортовыми пулеметами, ящиками боезапаса, запчастями на случай боевых повреждений, громоздким оборудованием для фотосъемки бомбовых ударов и стеллажами с двухсоткилограммовыми бомбами у бомбового отсека — можно было протиснуться к бортовым стрелкам-пулеметчикам. Поскольку «Янки Дудль» Эйкера вылетал из Бари на юго-востоке Италии, а Вторая бригада бомбардировщиков полковника Лойера, в которой прежде служил Ричард, — из Сицилии, поговорить со своими однополчанами Ричард не успел и теперь хотел хотя бы у пулеметчиков выяснить, кто еще остался в армии из тех, с кем воевал он год назад. К сожалению, сказали ему пулеметчики, почти никого — редкие счастливчики, выполнив норму в 25 боевых вылетов, улетели домой, раненые валяются по госпиталям или, как сам Ричард, перешли на тыловую службу, а остальные погибли во время зимних бомбардировок Германии и трагических первых рейдов «Большой недели». Век стратегических бомбардировщиков, даже таких надежных, как B-17, недолог — пять-шесть боевых вылетов и, как при игре в русскую рулетку, тебя уже сбили. Разве Ричард не знает это по себе?
Он знал. Глотнув горячий кофе из термоса одного из пулеметчиков, он устроился на ящиках с лентами пулеметных патронов калибра 12,7 мм, закутался в свой меховой костюм и под гул четырех двигателей мощностью 1200 лошадиных сил каждый тут же уснул. Если их атакуют «мессеры», стрельба из заряженных пулеметов его разбудит…
