2
После Ярилиного дня Владимир решился. Для крещения выбрали Огнеяров городок, подале от Киева. Поразмыслив в десятый раз, креститься в Киеве всё же поостереглись. Опасались волхвов, кои могут поднять людий на бунт против князя, что дидовскую веру меняет. Рассудили: как окрестится, придётся смириться, сделанного не воротишь. Княгиня Ольга тоже не в Киеве крестилась, жена она была не глупая.
Для подготовки предстоящего действа по совету Ставка призвали на княжий двор попа Варфоломея, грека. Был грек весьма учён. И от учёности своей впал в ересь, давно осуждённую отцами церкви. Веровал отец Варфоломей, что Дух Святый исходит и от Отца, и от Сына Божия, ибо они единосущи. Из-за отклонений в вере принуждён был отец Варфоломей покинуть Царьград, ибо Дух Святый исходит только от Отца. По сей же причине был не в ладах и с киевским священством. Добрыне же и Владимиру было всё едино, кто испускает дух святый – Отец, Сын или оба вместе. Грек принёс с собой святцы с мужескими именами, ибо не всякое имя можно принять, а лишь то, что на сей месяц в святцах записано.
Прочитав святцы, новообращаемый ухмыльнулся, глаза заблестели. Выбрал Владимир имя Василий, что по-гречески означает «царственный». То же имя и нынешний басилевс носил, старший из порфироносных братьев. На следующий день в безымянный городок на Стугне отправили мастеров, кои в седмицу сложили церковку.
* * *Крестились вчетвером. Сам великий князь, Добрыня и двое из ближних – Позвизд и Ждберн. Церковка была махонькой, выглядела бедно, словно изба смерда. Запах свежеструганной сосны забивал все иные запахи, брёвна сочились живицей. Творить обряд отцу Варфоломею помогал Ставк. Бывшего волхва по-новому звали Феофил, но новое имя не прижилось, даже поп кликал помощника старым именем. За неимением настоящей купели для очищения водой приспособили бочку для засолки огурцов. Владимир и Позвизд очистились от грехов благополучно. Дебелый Добрыня так плюхнулся туловом – половина воды из бочки выплеснулась. Пришлось доливать бочку и заново освящать воду. Длинному же Ждберну никак не удавалось погрузить в воду голову. Поп, дабы помочь новообращаемому, положил тому на затылок мясистую пятерню и так пригнул голову, едва выю не свернул варягу.
После свершения таинства новообращённый Василий долго беседовал с отцом Варфоломеем об обрядах, церковных порядках, иерархии.
– Ишь ты, – дивился великий князь. – У вас как в дружине. Десятинники – попы, сотники – епископы, тысяцкие – митрополиты, воевода – патриарх.
– И как в дружине высший начальник назначает низших, так и в церкви в сан может возводить епископ, но не простой поп, – добавил честной отец. – Потому, княже, надобно тебе призывать на Русь не только попов, но и епископов. Но не зови епископов из Константинополя, ибо корысть у них – подвести Русь под власть басилевса.
Искренне ли пёкся поп о Руси, либо опасался за свою участь, как бы не предстать перед патриаршим судом за ересь, осталось неведомо, но слова его Владимир запомнил.
Сетовал отец Варфоломей на скудости церквей руських, отсутствие необходимой утвари, икон. Самые необходимые для крещения предметы возит с собой, иначе не знал бы, как и крестить. Владимир пожертвовал на устройство церкви 20 ногат. Обещал приказать воеводе Огнеяру отделять отцу Варфоломею десятую часть от доходов.
* * *На следующий день Владимир объявил: даёт городку имя – Василев. По сему случаю пили меды, устроили веселие. На пир был зван и отец Варфоломей. Проповедями поп не досаждал, не уставал поднимать заздравные чаши за новообращённого раба божья Василия. Дружинникам поп понравился. Жителям по велению князя выставили пиво. Огнеяровы медуши после крещения великого князя изрядно оскудели.
А ещё через день после бесед отца Варфоломея крестились два десятка сметливых кметов из Василевской дружины. Такое крещение было отступлением от церковных правил. Крещаемые перед таинством не постились, не ознакомились с верой, даже крестное знамение едва творить научились. Отец Варфоломей был практичный, понимал: железо ковать надо, пока горячо. Боле увещеваний христианского попа, пугавшего адскими муками и прельщавшего спасением и вечной жизнью, на сие действо подтолкнуло кметов вразумление Добрыни – князь крестился, а вы что же? Нешто князя дурней себя считаете? Ай не хотите князю любыми быть? Уловлению человеков немало способствовало и участие грека в хмельном веселии. Вся дружина воочию уверилась: поп – свой человек.
Кметов отец Варфоломей крестил в Стугне. Воевода же Огнеяр креститься наотрез отказался. Великий князь на то разгневался, хотел лишить Огнеяра воеводства. Добрыня урезонил разбушевавшегося сыновца.
– Пускай идолов деревянных славит, коли охота. Ему в геенне огненной гореть, не тебе. Служит-то верно. Добре служит, чего ещё надобно? Вот коли станет принуждать кметов держаться старой веры, тогда накажешь.
* * *Детинец с городницами Владимир осматривал с сотником. По чину показывать город великому князю должен был воевода. Но воевода ушёл с Добрыней. Тот после беглого осмотра накануне рассудил: Огнеяр держит город в порядке, ходить с ним по городницам – лишнее. У верхнего воеводы были другие заботы, поважней. Хитрый Добрыня так подвёл, словно князь сам сотников позвал, а градскому воеводе наказал совет с Добрыней держать. Владимир всё равно увидел обиду для себя и потому злился. Словно махонькая колючка впилась под кожу, и вроде не чуять её, и не видно, а повернёшься – и саднит, и коле т.
Заботили верхнего воеводу корма дружине, которой хлеб пополам с мелицей не подашь. Жито, всякий овощ, крупы в Василев завозили из княжих сёл. Какую-то часть жита должны производить на месте, но уж слишком малой эта часть выходила. Прошлый год выдался засушливым, но и в этом году, хотя дождей выпало достаточно, по словам Огнеяра, обильного урожая не предвиделось. Вот это и заботило верхнего воеводу. Житница новых городков должна находиться здесь.
Ведал Добрыня всякие ухищрения в бранном деле, знал толк в оружии, в комонях. Песенником да гусельником слыл изрядным, книги греческие читал, а вот как растят хлеб, досконально не знал. Не любил воевода полагаться на чьи-либо слова, жить чужим умом. Ежели выходила какая забота, сам в ней разбирался. Потому взял с собой городского воеводу и отправился к тем, кто хлеб растит.
Если детинец был возведён и готов держать оборону, посады ещё отстраивались. Как и замысливали, вокруг города, включая посады, насыпали вал, копали ров. Добрыня не стал глядеть на землекопов, велел вести себя в посад смердов. Город огораживали с запасом. Сейчас свободное пространство выглядело сельским выгоном, на котором паслись телята, окружённые выводками поросят, рылись в земле свиньи, щипали траву гуси. Здесь тоже кипела работа – дроводели обтёсывали брёвна, ставили избы.
Миновав новостройки, попали в улицу, с одринами, хлевами. В одном из дворов чернобородый короткошеий людин босой, одетый в холстяные порты и рубаху, тесал оглоблю. Огнеяр по-хозяйски отворил калитку, вошёл во двор. Залаяла собака, мужик поднял голову, нахмурившись, посмотрел на подходивших бояр. Остервенело тюкнув ещё пару раз по оглобле, воткнул с размаху топор в колоду, сняв кукуль, утёр вспотевший лоб. Непонятно было, перед боярами голову обнажил, или чтоб лоб утереть, кукуль снял. Добрыня, не обращая внимания на неприветливость хозяина, зычно поздоровался:
– Здрав будь!
– И вы будьте здравы, – ответствовал тот и водрузил кукуль на предназначенное ему место.
– Зовут-то как? – начал разговор Добрыня.
– Меня-то? Гавраном с малолетства кличут.
– И правда, Гавран, – Добрыня хмыкнул, оглядывая людина. – Почто хмурый, гостей не привечаешь?
– Работаю… – неопределённо ответил смерд, продолжая стоять, словно старался показать всем своим видом – не до гостей ему.
– Скажи мне, Гавран, какой урожай нынче ожидаешь? Сам себя прокормишь?
Ни обстоятельства, ни время не располагали заводить разговор издалека, и Добрыня приступил сразу к сути. Смерд сел на колоду, помотал головой. Цель прихода бояр стала ясна.
– Что положено, всё отдам. Сами хлеб с мелицей ясти будем, а дружину, князя прокормим.
– Ну-ну-ну! – хохотнул Добрыня, хлопнул смерда по плечу, уселся рядом. – Ты уж не прибедняйся! Князя прокормим! Прямо задавил вас князь данями. Первые три года платить вам по 20 резан с дыма. Так, нет ли?
– Так, так, – ворчливо ответил смерд. Повернул голову, видя, что верхний киевский боярин шутлив, склонен вести разговор, а не гневаться, ухмыльнулся. – Сам понимаешь, смерд на мыто должон жалиться.
– Так почто ж хлеб с мелицей собрался ясти? Дождей ныне хватало, земли вволю. Почто ж жита мало?
– Чем её пахать, землю-то? Сохой ли, ралом? Дак наральников и тех нету, – смерд сплюнул, засопел.
