— Мы тут недалеко лагерем стали. Дожидаемся Владимира, — холодно сказал Святополк. — А вы что тут делаете?
Блуд, довольно улыбаясь, обвел руками площадь.
— Как видишь, дань собираем.
Он придал лицу жалобное выражение.
— Только эти проклятые смерды не хотят платить. Приходится их пытать.
Блуд разочарованно махнул рукой.
— Только нет у них ничего, печенеги тут уже побывали. Придется забрать их в рабство.
— Возни с ними будет много, везти в Киев. Потом гнать к грекам. А хлеб нужен сейчас, — едва сдерживая себя, проговорил Святополк.
Блуд, сдвинув шапку на затылок, почесал облезлую голову.
— А что делать? Ну пока я возьму их себе, а князю отдам хлебом из своих запасов.
Святополк плеткой показал на девушку.
— Отдай ее мне.
Блуд оскалился.
— Красивая девка. Себе хочешь взять?
Святополк скривил губы в презрительной улыбке.
— Себе.
Блуд вспомнил, что белгородский старшина Мутор просил привезти ему девку, помешавшую ему сдать город печенегам. Мутор обещал хорошие деньги за девку. Блуд из любопытства поинтересовался, зачем ему эта девка. Мутор покрутил носом, но все же сознался давнему приятелю, что хочет девку продать печенегам. Он открыл им придуманную девкой уловку, и те, разъяренные открывшимся обманом, мечтали из ее шкуры сделать подстилку для скота.
Однако еще лучше Блуд помнил, кем является Святополк. Владимир хорошая защита, но он не вечен. Если Святополк пошел в деда и своего отца (тут Блуд усмехнулся, — которого? — впрочем на эту тему лучше не шутить), то лучше не давать Святополку повода для новых обид, — Рюриковичи всегда славились необычной мстительностью.
Блуд тяжело вздохнул и предложил:
— Ну возьми девку, это будет подарок тебе.
— Мне подарков не надо, — поморщился Святополк и кинул к ногам Блуда золотую греческую монету. — Она этого стоит.
Блуд подобрал монету и стукнул рукой девушку в спину, подталкивая ее к князю.
Ярина, чтобы не упасть, ухватилась за стремя князя. Святополк придержал ее рукой и велел Свенельду взять ее на свою лошадь.
Свенельд с кислым лицом посадил девку за спину, но когда они выехали в поле, не удержался и выговорил:
— Князь, и зачем тебе эта девка? Из-за нее у тебя будут только неприятности. Вдруг Блуд нажалуется Владимиру, что ты у него отобрал эту девку.
Девушка за спиной Свенельда съежилась, как замерзший воробышек. Заметив это, Святополк накинул на нее свою шубу.
— Согрейся.
Через некоторое время, как бы продолжая разговор, он заметил:
— Мы все равны перед Богом. Учитель Иисус учил: просящему у тебя дай. Да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных. Итак будьте совершенны, как совершенен Отец ваш небесный.
Свенельд скептически ухмыльнулся.
— Я посмотрю, как ударившему тебя по щеке ты подставишь другую. Что есть человек? Человек есть птица без перьев. Значит, зверь.
Святополк засмеялся.
— Ты прав, мы не монахи, мы грешники, а потому другую щеку под удар не подставим.
Густая смолистая жижа оживала медленно и шевелилась бесконечной черной змеей. Ледяными кольцами она охватывала его тело, пытаясь его раздавить и превратить в иней, сверкающими искрами падающий куда-то в вечно бездонное пространство. Но темнота не была вечна, в ее глубине зародился свет, и внезапно возникший водоворот открыл туманный путь к чему-то светлому и радостному. Там счастье, там тишь и благодать, о которой люди мечтают всю свою бренную жизнь. Он знал, что получит это счастье, для этого ему надо только сделать маленький шаг.
Но он откуда-то знал, что там, в конце этого сверкающего пути, он никогда не увидит изумрудных лесов, волнующихся золотых полей, прозрачных речных вод. Ему до слез было жалко всего этого, и в его душе росло смутное чувство чего-то незавершенного. И это чувство только усилилось, когда он услышал девичий голос, пришедший из неведомых глубин.
— Микула, тебе еще рано уходить, — тихо говорил он.
Голос Микуле показался до боли знакомым и родным, он обернулся и увидел рядом с собой тонкий и светлый, как одинокая березка, силуэт. Постепенно свет рассеялся, и Микула увидел длинные белые с золотистым оттенком волосы, перехваченные нежно-голубым обручем, изумительно синие глубокие глаза, из которых струилась теплая волна любви.
— Это ты, Ярочка? — зачем-то переспросил Микула.
— Это я, — прошелестел весенним ветерком ответ.
— Как ты здесь оказалась? — спросил Микула, почувствовавший в своем сердце туманную тревогу. Он уже догадывался, что в месте, где начинается туннель, кончается земная жизнь. И если Ярина оказалась здесь, следовательно, с ней произошло что-то ужасное.
Ярина обняла его.
— Не беспокойся. Со мной все хорошо.
Микула поцеловал ее в светлый затылок.
— А почему ты здесь, на границе жизни и смерти?
Ярина взглянула прямо в его глаза.
— Я пришла, чтобы помочь тебе. Чтобы помочь тебе в твой самый главный момент. Ты хочешь уйти туда, где кончается туннель и где начинается иной мир. Тебе надо сделать маленький шаг, чтобы оказаться в этом мире, где ждет тебя спокойствие и блаженство, но что-то не дает тебе сделать его. И ты долго стоишь на краю миров и не можешь решить, что же тебе делать. Но ведь это просто, — загляни в свою душу и реши, все ли ты сделал в прежнем мире, и осталось ли в нем такое, что тебе дороже райского наслаждения. И если что-либо подобное обнаружишь, хотя бы очень маленькое и незначительное, то вернись, ибо оно потом вечно будет тебя мучить. Но ты не сможешь вернуться назад, и тогда рай станет для тебя адом. И не принесет тебе спасения никто, даже сам Бог, потому что спасение может прийти только из глубин человеческой души, где находится рай и ад.
В глазах Микулы мелькнули образы: лес, поля, реки, океаны, золото, меха, люди, но ничто из этого не трогало его сердца. И когда эти картины исчезли, Микула вновь увидел родные синие глаза, и тогда он понял, — вот что держит его в прежнем мире!
Вспыхнул яркий свет и потух. И он снова оказался среди густой смолистой жижи, и снова закрутился водоворот, в средине которого пробился луч света.
Свет был очень слабый, но Микула, открыв глаза, увидел над собой низкий закопченный потолок, и подумал, что находится в своей землянке.
Но повернув голову, он рассмотрел рисунки странных звериных голов на стенах. И ему в голову пришла ужасная мысль, что он находится в плену у бродников. От этой мысли он встревоженно поднялся и тут же упал назад — в спину резко, как ножом, ударила острая боль. От боли Микула едва снова не потерял сознание.
Отдышавшись через несколько минут, Микула заодно и приобрел ясность в голове. Теперь он видел, что лежал в просторной землянке или пещере на постели, устланной лохматой шкурой. Другой мохнатой шкурой он был заботливо укрыт. Посредине пещеры, в очаге, сложенном из больших камней-голышей, ровно горел огонь. От него струилось ласковое тепло. Над очагом висел чугунный котел, в котором медленно кипела вода. Пахло чем-то диковинным и приятным.
Чувствуя боль в спине, под лопаткой, Микула приподнял одеяло и увидел, что его грудь перевязана чистыми холщовыми лентами.
— Значит, я ранен, — тихо пробормотал Микула. — И значит, это не бродники, — проговорил он еще раз. Бродники не стали бы заботиться о раненом противнике, они оставили бы его умирать в поле, или добили бы. Это было что-то другое, пока необычное и непонятное, и, похоже, человек позаботившийся о Микуле, не является его врагом.
За дверью послышались шаги, и Микула поспешно закрыл глаза, притворившись спящим. По дуновению прохладного сквозняка он понял, что неизвестный открыл дверь и вошел. Войдя в пещеру, неизвестный положил что-то тяжелое на пол и подошел к постели Микулы.
Микуле очень хотелось открыть глаза и посмотреть, кто ходит по пещере, но, опасаясь выдать себя, он только сильнее сжимал веки.
Между тем на его лоб легла прохладная шершавая рука, затем послышался легкий смешок.
— Ну ладно, открывай глаза, я вижу, что ты не спишь.
Микула послушно открыл глаза и увидел, что рядом с ним стоит невысокий старичок с седыми волосами и длинной седой бородой. На нем было что-то вроде белого балахона.
— Ты монах? — спросил Микула первое, что пришло в голову.
— Монах? — удивленно переспросил старик. Он огляделся. Микула проследил за его взглядом.
Да, старик уж точно не был монахом, — на стенах пещеры не было видно ни одной иконы. Только странные деревянные фигуры.
Микула вспомнил, это были языческие идолы.
— Я не монах, — подтвердил его догадку старик. — Я волхв. Меня зовут Асмус.
Асмус присел на постель рядом с Микулой.
