дожидаясь подробностей, объяснений.
— До какого класса ты дошел? — спросил он.
— Я не ходил в школу, — ответил Хамза. — Меня немного учили… Но в основном я учился самостоятельно.
— И как же ты это делал? А впрочем, неважно. Счета вести умеешь? — Мужчина указал на гроссбух, но Хамза понял, что не всерьез. Вряд ли купец позволит незнакомцу вести счета.
— Я могу научиться, — ответил он, помолчав.
Мужчина со вздохом снял очки. Правой ладонью потер щетину на лысине; послышался тихий шорох.
— По дереву работать умеешь? — спросил он. — Мне нужны помощники в мастерскую.
— Я могу научиться, — повторил Хамза, мужчина опять улыбнулся, уже не так язвительно, пожалуй, даже чуть добродушно. От этой улыбки Хамзу охватила надежда.
— Значит, по дереву работать ты не умеешь, зато умеешь читать и писать. Кем ты работал раньше? — спросил он.
Этого вопроса Хамза не ожидал, а следовало бы. Он так долго не отвечал, что мужчина вновь надел очки и склонился над гроссбухом. Хамза не двигался с места, все так же стоял в дверях и ждал, пока мужчина что-то писал. Не уйти ли, подумал он, пока мужчина не рассердился и не обругал его, но застыл, не в силах пошевелиться, точно парализованный. Через несколько минут мужчина устремил на него долгий усталый взгляд, надел колпачок на ручку, взял шапочку и велел Хамзе:
— Идем со мной.
Вот так он неожиданно стал работником Нассора Биашары. Впоследствии купец признался: ему приглянулся Хамза, вот и взял его на работу. Хамзе было двадцать четыре, он очутился в городе, где когда-то жил, без денег и крыши над головой, усталый, с больным бедром: чем я ему приглянулся, недоумевал Хамза.
Нассор Биашара вывел его во двор, кликнул мальчишку, отиравшегося у ящиков. Купец был ниже ростом, чем казался за столом, но двигался ловко, споро и дошел до мальчика прежде, чем тот направился к ним.
— Отведи этого человека на склад. Как бишь тебя? Скажи Халифе, я скоро приду, — велел купец мальчику (выяснилось, что того зовут Сунгура, хотя это было не настоящее его имя). Сунгура означает кролик. Оказалось также, что он не мальчик, а взрослый человек ростом с худощавого паренька лет двенадцати-тринадцати; его подвижное пепельно-серое обветренное лицо рассказывало историю, отличную от впечатления, сложившегося о нем на первый беглый взгляд. Было что-то знакомое в его угловатых чертах — высокие скулы, острый подбородок, тонкий нос, морщинистый лоб: лицо кой-коина [62]. Хамза много их повидал за последние годы. Такое лицо выглядело зловеще в сочетании с телом худосочного подростка. Скорее всего, мужчина все же не кой-коин, а принадлежит к племени, которого Хамза прежде не встречал, с Мадагаскара, или Сокотры, или с далекого острова, о каком он и не слыхивал. С началом недавней войны их мир полнился чужестранными лицами, особенно в городах на побережье океана, всегда притягивавших людей из-за морей и из других краев — одни приезжали с большей охотой, чем другие. А может, дело в ином, и это лицо человека, выросшего в нужде и боли, человека, пораженного одним из множества недугов, преследующих людей.
Сунгура шел впереди, Хамза следом. Когда они проходили мимо мужчин, ремонтировавших фургон, великан, стоящий на одном колене, причмокнул губами и похотливо закатил глаза, демонстрируя Сунгуре еле сдерживаемое желание. Круглое лицо великана казалось грубым от жесткой щетины. Второй мужчина, в потрепанных ситцевых штанах ниже колен, глупо расхохотался: очевидно, он был вассалом при дворе здешнего задиры. Сунгура ничего не сказал, не изменился в лице, но Хамза почувствовал, как он поежился. Что-то в его манере подсказало Хамзе: он привык к подобному обращению и его часто заставляют выполнять унизительные поручения. Едва они вышли на дорогу, Сунгура замедлил шаг, покосился на бедро Хамзы, давая понять, что заметил его хромоту — один калека понял другого — и предоставляет ему задавать темп.
Они медленно шли по пыльным запруженным улицам, вдоль которых тянулись лавки, ломившиеся от товаров: ткани, сковороды и кастрюли, молитвенные коврики, корзины, сандалии, духи и благовония; тут и там мелькали лотки с фруктами и кофе. Стало жарче, но зной пока не наступил, и прохожие еще толкались и пихались добродушно. Сквозь толпу пробирались повозки, возницы кричали: «Поберегись!» — дзинькали звонки велосипедов, велосипедисты лавировали в давке. Две матроны невозмутимо шествовали куда-то, и толпа обтекала их, точно валуны в стремнине.
Чуть погодя, к облегчению Хамзы, они свернули на широкую тенистую улочку, та привела их на пустырь, где располагались склады. Всего их было пять: три в одном здании, два в отдельных, стоящих бок о бок. Склад Нассора Биашары находился на углу пустыря, возле улицы, в отдельном доме. Некрашеная деревянная дверь оказалась полуотворена, но внутри было слишком темно, ничего не разглядеть. Сунгура подошел к порогу, крикнул. Хамзе показалось, прошло несколько минут, Сунгура позвал еще раз, и наконец из сумеречного склада вышел мужчина. Высокий, худой, лет пятидесяти, седеющий, опрятный и чисто выбритый. В клетчатой рубашке и брюках цвета хаки мужчина больше походил на клерка, чем на работника склада. Он перевел взгляд с одного посетителя на другого, нахмурился неприветливо и сказал Сунгуре:
— Чего орешь? Совсем рехнулся, идиот ты этакий?
В тоне его слышалось презрение и досада — того гляди, изрыгнет ругательство. Мужчина достал из кармана чистый носовой платок, вытер ладони.
Хамзе показалось, Сунгура вовсе не орал, но тот не стал возражать.
— Бвана Нассор велел привести его. Он сам придет. Я ухожу. — Он развернулся и направился прочь.
— О чем ты? — спросил работник склада, однако Сунгура не ответил и не обернулся, шагал опасливо, но упрямо. Мужчина фыркнул ему вслед и что-то сказал, Хамза не расслышал. Потом поднял руку, приветствуя Хамзу, толкнул дверь, открывая шире, и указал на скамью внутри. Хамза сел, как велели, чувствуя, что мужчина разглядывает его.
— В чем дело? Вы новый клиент? — спросил он.
Хамза покачал головой.
— Зачем же он вас прислал?
— Я пришел работать, — ответил Хамза.
— Он ничего мне об этом не говорил.
Мужчина — как понял Хамза, это и был Халифа — ждал, что он объяснится, но Хамза промолчал, и мужчина раздраженно покачал головой. Он постоял еще немного, стараясь успокоиться, потом медленно закивал с раздраженным смирением. Бросил взгляд на Хамзу, глубоко вздохнул и скрылся в сумраке склада. Он проделал все это нарочито демонстративно; судя по всему, озлобленный человек. Коль скоро купец таджири хочет, чтобы Хамза работал на этого мужчину, быть по сему. Хамза научится.
Снаружи склад не казался просторным — в длину шагов шестьдесят, не более, размером с казарму на шесть комнат. Склад был
