— Этот грязный ромей оскорбил меня, — голос из-под шлема звучал глухо и почти неразборчиво. — Он должен кровью заплатить за свои слова!
Не успел подеста что-либо возразить, как Алексий уже начал спускаться по трапу.
— Синьор, заклинаю вас, не связывайтесь с этим мальчишкой!
Ангел поднялся на корму и оттуда энергично замахал кому-то. Алексий приблизился к Гвиланди и с расстояния нескольких шагов критически осмотрел генуэзца.
— Да-а, — задумчиво протянул он. — Лейтенант успел достойно подготовиться. Если не ошибаюсь, эта кираса флорентийской выделки?
— Готовься к бою, — загудел из-под шлема голос. — Я не позволю обидчику уйти безнаказанно.
Солдаты зашевелились и раздались в стороны, как бы отрезая пути к отступлению. Византиец удивленно взглянул на них и взялся за рукоять меча.
— Шесть солдат во главе с отважным лейтенантом! Жаль, что не был приглашен весь гарнизон.
Его обычно спокойное лицо исказилось от ярости; меч, казалось, сам вылетел из ножен.
— Я проучу вас всех!
Генуэзцы попятились, но не только от этих слов: за спиной Алексия, чуть запыхавшись от быстрого бега, выстроились четверо вооруженных моряков-византийцев. Ангел враскачку спускался по трапу, одной рукой опираясь на веревочный поручень, другой — прихватывая раздуваемые ветром лохмотья.
— Остановитесь! — оттеснив юношу, подеста проворно скатился на пристань.
— Я запрещаю обнажать оружие на территории Галаты!
Он бросил взгляд по сторонам. Крохотный пятачок постепенно заполнялся людьми. Толпа, пока еще не очень густая, быстро пополнялась любопытствующими.
— Эй, кто-нибудь! Вызывайте патруль!
— Вы не смеете запрещать поединок, — завопил Гвиланди, потрясая сжатой в кулак рукой.
Несмотря на свою распаленность, он успел с удовлетворением отметить, что меч византийца почти на две ладони короче его собственного.
— Оскорблена моя честь! Вам, как не дворянину, трудно понять это!
Подеста разразился проклятиями. Он грозил упечь за решетку всех участников ссоры, предать суду за нарушение закона. Время от времени он приподнимался на носки и призывал караул, который, по обыкновению, запаздывал именно тогда, когда возникала в нем необходимость. Ломеллино волновался не зря: хотя поединки в то время были частым явлением, но возможное столкновение между группами ромеев и генуэзцев могло привести к нежелательным последствиям. Византийцы, как бы невзначай, умело оттерли подесту в сторону. Алексий шагнул вперед.
— Так значит, лейтенант готов померяться силами? Это может оказаться для него последним испытанием.
— Я готов к смерти, — голос Гвиланди невольно осел. — Готовься к ней и ты.
— Тогда начнем.
Лейтенант бросился вперед и взмахнул мечом. Ромей уклонился и Гвиланди, вложив в удар всю силу, едва не полетел с ног. Восстановив равновесие, что было нелегко в тяжелом доспехе, он ударил наотмашь, теперь уже с другого плеча. И вновь меч лишь рассек воздух. В толпе зрителей послышались смешки.
— Может, все-таки начнем? — осведомился Алексий после пятого, по-прежнему пришедшегося в пустоту удара.
Генуэзец замычал от ярости и забыв про осторожность, прыгнул в его сторону. На этот раз византиец не успел, а может не посчитал нужным уклониться от удара: целый сноп искр посыпался из-под клинков. Мгновение, и бойцы сцепились, крепко ухватив свободной рукой запястье противника.
Гвиланди не сразу осознал, что попался в ловушку: в подобной ситуации все преимущества были на стороне его более сильного противника. Как он ни старался высвободить руку из зажавших ее железных тисков, меч все более выворачивался из слабеющих пальцев, пока наконец, не выпал, зазвенев на камнях.
Среди зрителей пронесся невольный вздох. Византиец отступил на шаг и с силой опустил перекрестие рукояти на лицевую часть шлема генуэзца. Обезоруженный и полуоглушенный, Гвиланди рухнул на землю и распластавшись на ней, не делал попыток подняться. Алексий вложил вой меч в ножны и с презрительной усмешкой взглянул на лежащего навзничь лейтенанта.
— Ты слишком горяч. Не мешало бы слегка остудиться.
Он рывком перевернул поверженного противника на грудь, приподнял за подмышки и держа на весу, как куль с мукой, быстро завертелся на месте. Зеваки шарахнулись в стороны; византиец разжал руки и беспомощное тело, мелькая в воздухе растопыренными ногами, полетело в воду.
Раздался протяжный всплеск. Радужные брызги взлетели почти до уровня мола.
— Уф-ф, — пробурчал подеста, утирая платком влажный лоб. — По милости Господа, вся эта глупая история благополучно закончилась.
— Что вы рты разинули, — закричал он, обращаясь к солдатам. — Вытаскивайте своего командира!
Оторопевшие поначалу, генуэзцы бросились вперед, без лишних церемоний расталкивая зевак. Сквозь пузыри и взмученную воду, на темном от водорослей дне едва проглядывались смазанные волнистой рябью очертания человеческой фигуры. С помощью нескольких доброхотов, прыгнувших с пирса, помогая себе криками и руганью, они извлекли тело из воды и, оттащив от кромки мола на несколько шагов, осторожно положили на камни.
Но когда шлем был снят с головы лейтенанта, окружающие поняли, что их старания были напрасны: лицо Гвиланди посинело, глаза закатились под самый лоб, а из уголка рта непрерывной струйкой сочилась вода. Идеально приспособленный для защиты тела в бою, тяжелый доспех убил своего владельца, камнем утащив его на дно.
— Вон оно, как дело-то обернулось! А еще говорили, что генуэзцы от рождения плавают не хуже водяных крыс, — довольно громко произнес кто-то в толпе.
Алексий повернулся к подесте, с лица которого не сходило растерянно-беспомощное выражение.
— Не стоит скорбеть о нем: на этом посту дурак опаснее предателя. Мой вам добрый совет, синьор Ломеллино: немедленно известите кондотьера Джустиниани, что вам необходим опытный командир на пост начальника гарнизона.
Он коротко кивнул на прощание и византийцы молча, в полной тишине, направились к своей лодке.
Оставшиеся на причале люди еще долго смотрели, не решаясь приблизиться, на истекающее водой, закованное в железный панцирь и оттого скорее похожее на некоего диковинного морского краба, тело утопленника.
Вернувшись в Константинополь, мегадука предоставил Димитрию отчитываться перед василевсом, а сам тем временем поспешил, снедаемый недобрыми предчувствиями, к особняку на площади Форума.
Слова, вскользь брошенные ему на борту галеры, задели Нотара за живое: в них явно проступал некий скрытый намек. Именно тогда он вдруг вспомнил, что уже длительное время не посещал Ефросинию и даже не получал от ее слуг никаких известий. Болезнь жены, работы в корабельных верфях, снаряжение и оснастка флота, укрепление крепостных стен и прочие бесчисленные заботы без остатка съедали почти все его время. Да и годы все чаще давали о себе знать: стареющий организм уже не справлялся с подобными нагрузками.
Осадив коня возле ворот ограды особняка, он облегченно вздохнул: как и прежде, престарелый хромой привратник, переваливаясь с ноги на ногу, спешил распахнуть перед хозяином ворота. Но присмотревшись повнимательнее (что ранее он делал нечасто), мегадука вдруг с обостренной наблюдательностью отметил, что слуга с какой-то чрезмерной угодливостью суетится вокруг него, пряча виноватые глаза.
— Все ли впорядке, Савва? — резко спросил он. — Как здоровье госпожи?
— Ох, хозяин, не знаю, что и сказать….
— Что случилось? Говори! — внутренне холодея, продолжал допрос Лука.
— Плохо с госпожой, — вздыхал старик. — Да я и не знаю, где она.
Мегадука схватил его за плечо, но привратник упорно не поднимал глаз. Тогда он бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступени. Дом встретил его тишиной, одного взгляда хватало, чтобы понять — особняк пустует уже несколько дней. Разом постаревший на десяток лет, мегадука прошел в глубину зала и медленно опустился в кресло.
Мебель из красного гнутого дерева, звериные шкуры на полу, пестрые гобелены на стенах — всё находилось на своих местах, но не было главного, того, что вселяло жизнь в неодушевленные предметы, делало их нужным людям. Нотар не мог определить, сколько времени он просидел неподвижно в кресле, но когда он поднял глаза, привратник терпеливо стоял перед ним, медленно и скорбно качая головой.
— Рассказывай, что произошло, — хрипло произнес Нотар. — Где Ефросиния, где слуги?
— Ох, господин…. Недели две назад госпожу посетил один знатный человек. Синьор…. Никак не могу вымолвить его имени….
— Какой еще синьор?
— Он командует всеми вооруженными латинянами в городе.
— Джустиниани, — процедил сквозь зубы Нотар. — Продолжай!
— Он посетил ее еще два раза и после этого она покинула дом.
