кривые зубы, — как ребенок, над которым подшутили.
Хамза прождал весь день. Он видел, как Идрис с подручным на часок-другой растянулись поспать в фургоне, а потом потихоньку удрали. Он по-прежнему сидел на скамейке, когда старый столяр и его прилизанный помощник закрыли мастерскую и ушли. Он чувствовал себя глупо оттого, что так долго ждет, но идти ему было некуда, он устал и не знал, помнит ли купец о его существовании. Тот вернулся лишь через несколько часов, когда муэдзин сзывал на вечернюю молитву. К тому времени остался только Сунгура, чтобы запереть двор. Нассор Биашара удивленно уставился на дожидающегося его Хамзу.
— Что ты тут делаешь? — спросил он. — Ты сидел здесь все это время? Что с тобой? Иди домой. Завтра приступишь к работе на складе.
В ту ночь Хамза спал на пороге склада, потому что больше ему негде было остановиться. Он побродил по улицам, высматривая знакомые места, но почти ничего не узнавал и часто не понимал, где находится. Он следовал за толпой и чуть погодя неожиданно обнаружил себя на прибрежной дороге. С радостью узнавания он устремился по ней в надежде найти дом, в котором жил в юности, но не сумел отыскать. Ему казалось, он нашел то место, но, видимо, дом снесли, а на его месте выстроили что-то другое. Тогда город относился к Германской Восточной Африке, теперь превратился в колонию Великобритании, но это не объясняло исчезновения дома с огороженным садом и магазинчиком впереди. Наверное, город разросся, и какие-то кварталы исчезли. Хамза отсутствовал всего семь лет, за это время город просто не мог сильно измениться. Или он не там ищет. Он редко выходил из дома, когда жил тут прежде, вел пугливую жизнь в глубине магазинчика и, пожалуй, забыл те немногие улицы, какие знал. Наверное, он отчасти лишился памяти, потрясенный зверствами, которых навидался за эти годы. Вдобавок он устал — вероятно, еще и поэтому все вокруг казалось ему чужим. С ним здоровались, как со знакомым, улыбались, дружелюбно махали и даже пожимали руку, но он понимал, что все эти люди не могут его знать. Должно быть, они приняли его за другого. Как бы то ни было, он не знал их.
В сумерках он вернулся на склад. В дальнем конце пустыря горел фонарь; светил он тускло, множил тени, но все же до некоторой степени смягчал тревожащую пустоту. Хамза знал, что в дальнем конце переулка мечеть, слышал, как в полдень муэдзин сзывал на намаз. Он пошел туда, совершил омовение, присоединился к молитве. Люди подвинулись, дали ему место, и он остался с ними на некоторое время, чтобы не быть одному. Когда мечеть заперли на ночь, Хамза вернулся на склад и растянулся возле дверей, на том пятачке, который вымел днем, а вместо подушки подложил под голову вещмешок со всеми своими пожитками. Но, несмотря на усталость, в ту ночь он почти не спал. Болело бедро, комары кусали нещадно. Поблизости прогуливались коты, орали где-то вне поля зрения, время от времени зыркали на него из мрака. Наконец он задремал, но сны его были тревожны: он падал в черную пустоту, ползал по трупам, кто-то смотрел на него, кривясь от лютой ненависти. Слышались крики, удары, холмы вдалеке были завалены полупрозрачными красными внутренностями.
Ему часто снились страшные сны. К облегчению Хамзы, наконец раздался призыв к предрассветной молитве, и он снова пошел в мечеть умыться.
Пришедший Халифа в изумлении воззрился на Хамзу, удрученно сидящего на земле возле двери склада. Он замер как вкопанный и с напускным удивлением таращился на Хамзу.
— Что ты здесь делаешь в такую рань? Еще даже семи нет, — сказал он. — Ты живешь тут рядом?
Хамза слишком вымотался, чтобы притворяться.
— Я здесь спал. — Он указал на землю.
— Он не просил тебя об этом, — заметил Халифа. — Кто ты? Разве ты отребье какое, чтобы спать на улице?
Хамза не ответил. Осторожно поднялся на ноги и отвернулся от возмущенного взгляда Халифы.
— Сторож ему нужен после того, как привезут товар, — Халифа четко выговаривал каждое слово, будто обращался к дурачку. — Он начинает выпуск новых рыболовных снастей и боится, что кто-нибудь из рыбаков вломится на склад и украдет их. Они вечно одурелые от гашиша, эти рыбаки, но вряд ли пойдут на такое. Незачем тебе было здесь ночевать. Ведь он тебя не просил об этом, верно?
— Мне больше негде было ночевать, — пояснил Хамза.
Халифа в ответ сердито уставился на него, ожидая, что Хамза начнет плакаться и заискивать перед ним, но тот молчал. Халифа шагнул к двери, отпер висячий замок, Хамза поспешно посторонился. Халифа открыл одну створку двери, зашел было внутрь, но тут же выбежал во двор.
— То есть как это, негде ночевать? Разве у тебя нет знакомых? Ты вроде говорил, что жил здесь.
— Много лет назад, за городом. Не знаю, живы ли еще те люди, — ответил Хамза. — Если и живы, вряд ли мне обрадуются.
Халифа хмуро молчал, точно не знал, что делать, в глазах его читался вопрос.
— Значит, ты спишь на улице, как бродяга? Кто твои родители? Нельзя тебе спать на улице, — сердито бросил он. — Тебя могут побить. Разве тебе не к кому пойти? Разве у тебя нет денег?
— Я же только приехал, — произнес Хамза, будто это все объясняло.
— Почему ты не попросил у него вчера? У Нассора? Почему ты не попросил у купца задаток? — раздраженно допытывался Халифа, а когда Хамза не ответил, спросил: — Когда ты в последний раз ел? Ты кто, идиот или, может, святой? — Он схватил Хамзу за правое запястье и впечатал монету ему в ладонь. — Иди найди кафе, выпей чаю и съешь булку. Иди давай, успеешь еще вернуться.
Просить Хамза постеснялся: вдруг купец отказал бы или передумал брать его на работу. Хамза даже не уточнил, сколько ему будут платить. Халифе он этого не сказал, пошел и нашел кафе, как велели, съел булку и выпил большую кружку чая. Когда он вернулся, Халифа не обращал на него внимания — наверное, подумал Хамза, не хочет связываться с таким ничтожеством. Позже утром прибыл грузовик подрядчика, трое мужчин погрузили в него мешки с цементом, металлические опоры, и грузовик уехал, причем шофер так давил на клаксон, словно пробирался по запруженной людьми дороге. Заходил и китаец, одетый в рубашку и брюки, остановился поболтать с Халифой, и тот, пока они говорили, поглядывал на Хамзу, словно хотел сказать: послушай его… Совсем как мы, не гнусавит, как все китайцы.
Приезжал и
